— А ты случаем не хитришь, любезный?
— О нет! — с жаром запротестовал старик, открыто и простодушно глядя ему в глаза. — Как я могу лгать вашей светлости! Так мне Бог сказал, и это святая правда.
— Странный ты человек, — констатировал вельможа. — Но как бы то ни было, получишь у меня и еду, и ночлег… А Бог что, запретил тебе брать оружие?
— Нет, монсеньор, не запрещал. Но у меня ничего не было.
— Что ж, это поправимо. Раз ты служил у моего отца, то я дам тебе оружие; так у Господа будет гораздо меньше хлопот с тобой. Уж очень неблагодарное это занятие — спасать кого-то чужими руками. И не больно надежное такое покровительство, осмелюсь утверждать. Не споткнись моя лошадь на ровном месте, лежал бы ты сейчас мертвый посередь дороги… Если, конечно, Господу не вздумалось бы ради забавы сразить твоих обидчиков стрелами небесными.
Он отказался от предложенного старым Готье весьма сомнительного удовольствия прокатиться на его кляче, и оба пошли пешком. Дорóгой они разговаривали о зове Божьем, который вел старика к неведомой цели. Молодой вельможа уже остерегался открыто подтрунивать над Готье — все больше и больше он убеждался, что его неожиданный спутник не в своем уме.
Глава XV
Маргарита Наваррская
— По-моему, сегодня я чертовски хороша. А, Матильда?
Слова эти, произнесенные нежным и мелодичным голосом, принадлежали очаровательной юной девушке, рассматривавшей свое отражение в большом, в человеческий рост, зеркале с таким откровенным умилением, которому наверняка позавидовал бы сам Нарцисс. Девушка очень нравилась себе, и в этом не было ничего удивительного, поскольку нравилась она всем без исключения, особенно мужчинам. Высокая стройная блондинка с приятными, безукоризненно правильными чертами лица, бархатистой матово-бледной кожей и большими голубыми глазами, она была живым воплощением классического идеала женской красоты. Она была красавицей без каких-либо «но» и «вот только», даже в простом крестьянском платье она смотрелась бы не менее привлекательно, чем в своем богатом наряде с множеством дорогих украшений. Все эти шелка, лучшие сорта бархата и парчи, тончайшие кружева, золото и драгоценные камни не выдерживали никакого сравнения с сиянием ее глаз, блеском роскошных волос, нежной белизной ее кожи, страстным огнем ее чувственных губ. И хотя девушка была принцессой, и ей еще не исполнилось восемнадцати лет, немало мужчин не понаслышке знали, какие душистые у нее волосы, как сладки ее коралловые губы, как нежна на ощупь ее кожа, каким томным бывает ее взгляд — ибо принцесса эта была Маргарита Наваррская, дочь короля Александра Х.
Маргарита уже оделась, прихорошилась, отпустила всех своих дам и горничных и теперь просто вертелась перед зеркалом, любуясь собой и восхищаясь своим великолепным нарядом. Обращалась она к единственному, кроме нее самой, живому существу в комнате. То была скорее подруга, чем фрейлина принцессы.
Невысокая черноволосая и черноглазая девушка лет пятнадцати, чья кроткая красота терялась в ярких лучах ослепительной красоты Маргариты, встрепенулась и перевела свой мечтательный взгляд на принцессу.
— Простите, сударыня. Вы что-то сказали?
— Да, Матильда. Мне стало интересно, что же такого особенного ты увидела в окне?
Девушка, которую звали Матильда, смущенно опустила глаза.
— Ничего, сударыня. Ничего особенного. Просто я задумалась.
— О чем?
— О чем? — растерянно повторила Матильда. — Не знаю, сударыня. Будто бы и думала и чем-то, но уже не могу вспомнить, о чем.
Маргарита кивнула:
— Порой так бывает. Это в порядке вещей, особенно в твоем возрасте. Однако ты слишком уж часто уносишься в заоблачные дали, — добавила она с легким упреком, — и совсем не слышишь, что я тебе говорю.
— Мне очень жаль, сударыня, — виновато произнесла девушка. — Извините. Верно, вы что-то сказали, а я не расслышала?
— Я спросила, как я выгляжу. Хороша ли я сегодня?
— Вы прекрасны, как всегда, сударыня, — искренне ответила Матильда. — Просто загляденье!
— Но-но, дорогуша! — игриво погрозила ей пальцем Маргарита. — Ты не шибко заглядывайся. В твоем возрасте пора начинать присматриваться к парням… — Вдруг она помрачнела, отошла от зеркала и опустилась в кресло. — Только было бы к кому присматриваться. Все мужчины такие негодяи!
За три года службы у принцессы Матильда, девушка умная и смышленая, довольно хорошо изучила ее нрав, и эти симптомы были ей знакомы. Она присела рядом с Маргаритой и участливо спросила:
— Вы поссорились с господином Раулем?
Маргарита негодующе фыркнула:
— Да кто он такой, чтобы я с ним ссорилась! Он просто впал в немилость, и сегодня утром я велела ему убираться прочь. В последнее время он обнаглел сверх всякой меры, вообразил себя властелином моего сердца, вздумал указывать мне, что я должна делать. Возомнил о себе невесть что лишь на том основании, что спит со мной… Вернее, спал. Сегодня я приказала вышвырнуть его из дворца, пусть он отправляется в свое имение и там… — Маргарита сказала, что, по ее мнению, должен делать г-н Рауль в своем имении, но из деликатности мы заменили ее слова многоточием.
Стыдливая Матильда в отчаянии возвела горé очи, однако промолчала. А Маргарита, тяжело вздохнув, продолжала:
— Да и я хороша, раз позволила этому самодовольному ничтожеству вскружить мне голову. Поделом мне! А ведь сначала он был так мил со мной, так обходителен, такой очаровашка… Ах, золотко! Все мужчины такие подлые создания, просто жуть берет. Для них не существует бескорыстной любви, во всем они ищут для себя выгоду. Если кто-то нравится мне, меня мало трогает, какое положение он занимает. Мне нужна только его любовь. Взамен я дарю ему свою — но ему этого оказывается мало. Почему такая несправедливость?
— Может быть, потому что вы принцесса?
— Да, я принцесса. Но ведь я также и женщина. Мне не улыбается властвовать в постели, я хочу отдаваться. А тупицы-мужчины понимают это так, будто я принадлежу им целиком, душой и телом. Поначалу их, конечно, сдерживает, что на людях я отношусь к ним, как принцесса к своим подданным. Но проходит совсем немного времени, и всякий, со свойственным мужчинам тщеславием, вбивает себе в голову, что мое превосходство над ним лишь показное, что на самом деле ему достаточно прикрикнуть на меня, и я враз подчинюсь его воле.
— Неужели они все такие? — спросила Матильда, устремив на принцессу задумчивый взгляд своих красивых черных глаз.
— Нет, не все. Кроме этих наглых, эгоистичных, самовлюбленных негодяев, есть еще сумасброды, вроде кузена Иверо. Рикард весь пошел в отца — тот некогда похитил у императора дочь и женился на ней, а теперь его сынок мечтает провернуть нечто подобное со мной. Можно не сомневаться, что случись это, мой папочка, в отличие от покойного Корнелия Юлия, был бы только рад и с превеликим удовольствием назвал бы Рикарда своим сыном.
— Господин Рикард любит вас.
— Не спорю. Если кто-то и любит меня бескорыстно, так это Рикард. В сущности, он хороший человек. Я не верю ни единому слову из того, что говорит мне о нем Жоанна.
— Да, да, — сказала Матильда. — Я тоже заметила, что госпожа Жоанна не очень высокого мнения о господине Рикарде. Она плохо думает о нем.
— Глупости! — отмахнулась Маргарита. — Она говорит о нем всякие гадости, это верно. На самом же деле он ей нравится, и она хочет выйти за него замуж, поэтому для подстраховки старается очернить его в моих глазах — чтобы я случаем не покусилась на него. Но меня не проведешь. Я знаю, что Рикарду плевать на корону, ему нужна только я.
— Так почему же вы…
— И ты туда же! — возмущенно перебила Матильду принцесса. — Вы что, уже спелись с Еленой? Она, сводница такая, все уши мне прожужжала, рассказывая, как страдает ее милый братец, как он сохнет по мне. Что, мол, мешает мне утешить его? А сама бережет свою невинность для первой брачной ночи, чтобы похвастаться перед мужем: вот видишь, какая я порядочная и неиспорченная, не поддалась губительному влиянию кузины-развратницы… Тьфу на нее!
— Боюсь, сударыня, — не унималась Матильда, — вы превратно истолковали мои слова. Я вовсе не предлагаю вам взять господина Рикарда в любовники. Я только хотела спросить, почему бы вам не выйти за него замуж.
— Нет-нет, я правильно тебя поняла. И ты, и Елена, и дядюшка Клавдий, и мой дражайший отец — все вы предлагаете мне одно и то же, только в разной форме. Ну, нетушки, ничего у вас не получится! Утешить его я, конечно, утешу, и очень скоро, может быть, на днях… А может и нет. Чесно говоря, я боюсь приближать его к себе, у него с головой не все в порядке. Пока мы с ним просто друзья, он держит себя в рамках приличия, но когда наша дружба перерастет в нечто большее… Эх, помяни мое слово, Матильда, я еще горько пожалею об этом.
