заместителя председателя РВСР сугубо хозяйственной работой в отдаленной от губернского центра местности.
Эфраим Маркович до нового места работы не доехал. Верно, смертельно обиделся, да и решил дезертировать с трудового фронта. Поезд был самым обычным, пассажирским, останавливался на каждом полустанке, да еще и общий вагон. Народу много, заходят и выходят. Видимо, товарищ Склянский решил размять ноги, пошел, да и затерялся в тайге. Пошел себе, да в речку упал. Бывает. Сибирь большая, речек хватает. Надо бы, наверное, поискать, но где там… Пока поезд дошел до Тюмени, пока спохватились, то да се. Был бы это зампредседателя РВСР, то да, все бы забегали. А так, ну кому он нужен?
К слову, перед тем как пропасть, Склянский успел поделиться с кем-то из попутчиков — с кем именно, да и с чего вдруг, никто не скажет — что организатором заговора выступил именно он, а продолжения войны хотел ради идеи товарища Троцкого, мировой революции. Вот ведь, хотел сделать приятное начальнику, а тот не оценил.
Теперь вот, историки станут ломать головы — куда пропал один из создателей РККА, сыгравший важную роль в разгроме белогвардейских банд. Но историки много над чем головы ломают, а исчезновение Эфраима Марковича Склянского — это не самая важная загадка истории.
Глава 13. Семейные тайны
Заключение мира — это вам не перемирие. Его не заключить за день-два, даже и за неделю. Вот, разве что, Брестский мир мы заключили достаточно быстро, но это исключение, а не правило.
А правило, если поначалу идет «прощупывание» — чего хотят договаривающиеся стороны, к каким компромиссам готовы? И мы были готовы на многое, и поляки. Другое дело, что Польша хотела слишком много. Формально, польская армия не разбита, а Красная — не у стен Варшавы. Но все-таки, в данной истории, а не в той, все козыри у нас на руках. И наша армия в целости и сохранности на боевых позициях, если дадут команду, пойдет хоть на Варшаву, хоть на Берлин.
Поляки нарушили перемирие один раз, пытаясь под «шумок» вернуть Львов, но комфронта Егоров, а особенно его начштаба Петин, оказались не просто готовы к такому повороту событий, но и удачно его использовали, отбив польскую армию, а потом сами развернули наступление на Перемышль. И, чем черт не шутит, могли бы Перемышль и взять — шестая дивизия Первой конной успешно уничтожила двадцать танков, перекрывавших дорогу в город, но из Москвы скомандовали контрнаступление прекратить, чтобы не превращать войну в затяжную — чего доброго, Юго-Западный фронт развернется на Варшаву, а там и Западному придется его поддерживать.
Так что дипломаты потихоньку готовились, между Москвой и Варшавой сновали курьеры, перевозя туда-сюда проекты мирного соглашения.
Первый вариант мирного договора представленный на рассмотрение Совнаркома выглядел очень наглым. Варшава требовала отвода РККА к востоку от линии Керзона, чтобы заполучить себе Волынскую и Гродненскую губернию, Львов и всю Галицию. До выплаты репараций поляки все-таки не додумались (осознавали, что они проигравшая сторона!), но жаждали возвращения всех исторических ценностей, вывезенных после первого раздела Польши, включая… свои боевые знамена захваченные Суворовым в Кракове и меч короля Болеслава Стыдливого. М-да, знамена, наверняка, где-то валяются, а меч?
Спрашивается, а откуда я все знаю? Да очень просто. Прежде чем отправиться в Совнарком, все польские депеши изучались в наркомате иностранных дел, который разрабатывал и ответы, и встречные предложения. А ваш покорный слуга с недавних пор, числился среди сотрудников НКИД и теперь проходил стажировку перед поездкой на переговоры. Причем, я считался советником по культуре. Но это сейчас советник довольно высокий ранг, а в двадцатом году что-то вроде нашего атташе — самый первый ранг, если считать с конца, но хорошо, что по культуре, а не по сельскому хозяйству. Культура — понятие растяжимое. Для дипломата в штатском вполне нормально. Читывал я биографии наших чекистов, где было сказано, что «с такого-то по такой-то год имярек находился на дипломатической работе». Стало быть, если заслужу персональной справки в Википедии, то и про меня напишут то же самое.
К дипломатам я теплых чувств не питал. А за что? За информацию, что отправилась из их шарашкиной конторы в европейские газеты? Пережил, конечно, но все равно, неприятно. И на будущее, с учетом моей новой должности, могут статейки аукнуться.
Товарищи дипломаты, надо сказать, появлению чекиста в своих рядах тоже не обрадовались. Держали себя высокомерно, пытались задавать каверзные вопросы с намерением «уесть» необразованного. Причем даже не молодежь (что с этих взять?), а Леонид Леонидович Оболенский (не князь!), человек очень уважаемый.
— А каково ваше мнение касательно культурных ценностей? — поинтересовался Оболенский.
— Мне кажется, с этим требованием следует согласиться, — сказал я. Подождав и опережая удивленные выпады в мой адрес, дополнил. — Но с условием, что Польша вернет России все культурные и исторические ценности вывезенные в период с тысяча шестьсот десятого по тысяча шестьсот двенадцатый год. Насколько помню, пан Струсь и пан Гонсевский ободрали не только Кремль, но и все московские храмы. Да пусть вернут все то, что поляки вывезли в одна тысяча восемьсот двенадцатом году, когда вместе с Наполеоном пришли в Россию. И русские знамена тоже пусть отдают. Можно заодно стребовать с них меч Рюрика, что Болеслав из Киева вывез.
Дипломаты судорожно вспоминали, что за Болеслав такой, вывезший меч Рюрика из Киева, но признаваться в невежестве не желали. Ничего, придут домой, обновят свои знания. Необязательно листать труды Карамзина, можно и в энциклопедию заглянуть.
Час спустя, когда курьер отправился к Председателю Совнаркома с нашими рекомендациями, а я собирался уходить, меня поймал Георгий Васильевич Чичерин.
— Владимир Иванович, — окликнул меня нарком иностранных дел. — Зайдите ко мне.
Стол народного комиссара был завален книгами. Батюшки! Тут у нас Брокгауз и Ефрон, и Татищев с Ключевским.
— Все пересмотрел. Нашел, что в тысяча восемнадцатом году Болеслав форсировал Буг, разгромил Ярослава Мудрого, тот бежал, а поляки овладели Киевом. Потом началось восстание киевлян, ляхов принялись убивать, а тут и Ярослав на подходе, с новой дружиной. Болеслав бежал, прихватив с собой казну, а также Предславу, сестру Ярослава. Кстати, девушку он сделал своей наложницей.
— Сволочь, — с чувством сказал я. — А чего еще от поляка ждать,
