приду к вам как неумолимый Судья, властный карать и миловать...»
В просветах между редкими деревьями блеснула лента реки и первый из Слушателей, джавли-бек Барсбек мар Ормаз, — плотный мужчина, средних лет, в отделанном золотом панцире, — дернул вожжи, останавливая арабского жеребца с белоснежной шерстью и гривой. За его спиной слышались отрывистые команды и затихающий стук копыт — все хазарское войско замедляло шаг, ожидая дальнейших указаний. Сам же мар Ормаз задумчиво вглядывался в текшие перед ним воды реки, что славяне именовали Ворсклой. На другом ее берегу маячил лес — довольно редкий, сказывалась близость Степи, — но все же, у привыкших к открытым просторам кочевников, составлявших больше двух третей хазарского войска, подобная преграда вызывала понятные опасения. Что же, вступая во владения Тьмы, не помешает и обращение к Владыкам Света.
Мар Ормаз соскочил с коня, преклонил колено и опустив голову в высоком шлеме, обернутым белой чалмой, забормотал строки псалма.
— Отец величия вызвал Мать жизни, а Мать жизни вызвала Первочеловека, а Первочеловек вызвал пять своих Сынов, как человек надевает оружие для войны.
За его спиной слышался такой же монотонный многоголосый ропот.
...Да буду я достоин узреть Деву, ту, ради которой я страдал, что несет все дары верного, и ее три ангела с ней. Да не боюсь я злой Формы, этой пожирательницы душ, полной заблуждения. Ее боятся одни безбожники, благочестивые же попрали ее...
Закончив с псалмами, Барсбек снова уселся в седло и, привстав, обернулся созерцая раскинувшуюся за ним людскую лаву — блестевшую на солнце сталью щитов и доспехов, мечей и наконечников копий. Двадцать тысяч воинов, он вывел в этот поход во славу Последнего Пророка. Множество народов собралось здесь: больше всего, конечно, было самих хазар, с узкими глазами и черными волосами, заплетенными в несколько кос. Рядом стояли печенеги — одни, почти не отличимые от хазар, такие же смуглые и скуластые, другие — высокие и стройные, с резкими скулами, прямыми носами и рыжевато-каштановыми волосами, собранными в пучок на макушке. Выходцы из трех старших печенежских родов Высокой Тьмы, приняли Белую Веру даже прежде хазар, почему и стали их самыми верными союзниками. Имелись тут и угры — рода кеси и ено, покорившиеся хазарам и принявшие Последнего Пророка, поселившись в среднем течении Итиля. Большинство кочевников носили кафтаны, вываренные в рыбьем клею, но знатные имели добротные кольчуги или даже полный доспех с панцирем и шлемом. Каждый из степняков был вооружен луком, колчаном со стрелами, саблей, многие также имели булаву или топор. Особняком стояла аланская конница — рослые всадники, в облегающей тело кольчуге, имели притороченные к седлу длинные копья, тогда как на бедре у каждого крепился длинный обоюдоострый меч и чуть более короткий кинжал. Отделанную золотом и украшенную драгоценными камнями рукоять меча Гоара, вождя алан, покрывали изображения сражавшихся барсов и орлов. Вместе с аланами явились и их вассалы — зихи с касогами. Позади же всех стояли пешие отряды вятичей и донских славян: одетые в доспехи-стеганки, вооруженные рогатинами, пиками и короткими мечами — кольчуги и дорогие клинки имели лишь княжеские дружинники и сами князья.
Ядром же хазарского войска являлась согдийская конница: три тысячи всадников в персидских кольчугах, вооруженных мечами и длинными копьями, окружали джавли-бека. Как и он, согдийцы носили белые плащи, поверх доспехов, а их остроконечные шлемы прикрывали белые полотнища — символ Белой Веры, пророка Мани. Однако вздымавшиеся над согдийцами бунчуки венчали клочья красной ткани, за что порой эту гвардию именовали «краснознаменной». Такой же бунчук развевался и над самим мар Ормазом — наследие последователей Маздака и иных учителей, от которых хазары и приняли Белую Веру. Конечно, не все восприняли ее во всей благости — кочевники, привыкшие к грабежам и разбою, не мыслившие себе стол без конины, кумыса и вареной баранины с просом, часто нарушали заповеди Мани. Их соблюдали только жрецы, что в белокаменных башнях возносили искупительные молитвы за всех Слушателей, ходивших в походы ради утверждения благой веры. Точно также молились они и за Барсбека, когда он, поднявшийся из низов до звания джавли-бека, удушил кагана его же собственным поясом, без пролития крови, как завещал Последний Пророк. С тех пор Барсбек, получивший прозвище мар Ормаз, в честь одного из учителей Белой Веры, возглавил хазарское государство. Во искупление греха убийства новый глава Хазарии посвятил жизнь тому, чтобы освободить из темницы плоти как можно больше частиц света, захваченных силами Тьмы в плен материального творения. Нечестивый сын Гилеи-Материи, Архонт Тьмы, источник всей злобы, больше всех почитался как раз тем народом, жены которого отвергли возможность искупления и спасения, поселившись среди предательских родов угров и распространяя среди них губительное учение, порожденное самой вредоносной из всех злых стихий — Стихией Тьмы. Этот поход был призван окончательно искоренить скверну, чьи владения начинались уже к западу от Ворсклы, словно чума охватывая все новые и новые земли. В борьбе с этой скверной уже погиб Акуас, сын мар Ормаза и сейчас джавли-бека переполняла решимость — не мстить, конечно, эта страсть, недостойна верного Последнего Пророка, — но сделать так, чтобы смерть сына не оказалась напрасной.
Мар Ормаз еще раз окинул взором реку, лес на ее другом берегу, растущие из воды камыши и, не заметив ничего подозрительного, повернулся к войску.
— Отец Величия с нами!- крикнул он, — четыре лика его зрят во все стороны света и от них не укроется благость наших деяний. Да очистят Он нас от скверны пролития крови и да вознесутся к Нему частицы Света,
