пожал руку соседу и вышел из-за стола. А про себя подумал, что возможно, Савелий Викторович просто почувствовал, что я изменил его судьбу, но, естественно, не смог этого объяснить самому себе… Теперь он не сгинет в будущем, не попрется невесть куда, ведь я его свел с Марианной Максимовной. Жизнь его встала на новые рельсы. Он почувствовал, что все будет хорошо, но ощущение это, наверное, связала с моим романом.
…В дверь Настиной квартиры я позвонил условным звонком, она тут же открыла.
— Как дела? — с ходу спросил я, еще не раздевшись.
— Отлично! — шутливо отрапортовала она. — За время вашего отсутствия происшествий не было!
И не успела она так сказать, как затрезвонил телефон.
— Слушаю! — и по мгновенно изменившемуся в неприятную сторону лицу я понял, что звонит Трегубов.
Глава 12
Через секунду она подтвердила это, даже не прикрывая микрофон, повернула в мою сторону голову:
— Трегубов звонит. По тому самому делу.
— Ну, по тому делу разговор мужской, стало быть, говорить надо со мной, — четко обозначил я и жестом потребовал передать трубку.
Аппарат был соединен с телефонной розеткой длинным шнуром, и Настя с удовольствием подтащила его ко мне.
Голос что-то путано бормотал в трубке, я не стал это слушать, а громко сказал:
— Трегубов! Это Краснов. Слушай меня.
Он сразу оборвал поток речи. А я включил свой:
— Я буду краток. Вопрос: Ты должен прийти к нам как посол от своей шайки?
— Н-ну, я бы не стал так выражаться…
— А я стану. Итак, ты должен прийти с сообщением?
— С инструкцией.
— Ладно, — согласился я. — Когда?
— Да как скажешь, — он постарался придать голосу тон независимости, если не наглости.
— Скажу: чем быстрее, тем лучше.
— Тогда через полчаса?
— Ждем, — я положил трубку и на вопросительный взгляд Насти ответил:
— Через полчаса.
— Он один будет?
— Я понял так. Да и по всей логике так должно быть. Я ж говорю: им никакого нет резона сюда ходить. Пошлют этого Трегубова, и дело в шляпе.
— Сам он шляпа, — ругнулась Анастасия. — Все продул, придурок!
Я вздохнул:
— Ну, все-не все, но хорошего немного. Это верно. И вот тут я хотел с тобой серьезно поговорить…
Серьезный разговор состоял в том, что по моим предположениям, бандюги захотят поживиться Настиной машиной. «Москвичом». Это не побрякушки, мебель-хрусталь. Это реальные деньги. Не самые большие, конечно, зато и не маленькие.
Это соображение я постарался изложить спокойно и доступно. Актриса напряглась.
— Ты хочешь сказать… что нам придется поставить машину, так сказать, на кон?
— Именно так. Объясню почему, и объясню, почему переживать не стоит.
И я пустился в объяснения. Анастасия слушала меня напряженно, но с доверием. Она вообще увидела во мне того, на кого можно опереться по жизни. Я не продам, не обману. Не стану хитрить. Если я говорю, значит, так оно и есть. А суть моих текущих объяснений была следующая: мы можем смело ставить на кон автомобиль. Я кое-что предпринял для того, чтобы не проиграть. Конечно, мне не сладить в игре с бандой профессиональных «катал» — это я прекрасно понимал. И Настя тоже. Ну так именно потому я и проработал тему. О чем Насте рассказал откровенно, без всякой утайки. План должен сработать.
Пока мы темы эти растирали, полчаса прошло. Раздался звонок в дверь. Трегубов был точен.
Хотя и малость подшофе. Это было заметно, в том числе и по слегка уловимому духу можжевельника. Художник где-то подзарядился джином.
Держаться он старался развязно, изысканно и вызывающе, как романтический бретер из старинных романов. Но видно, что трусит, для того и дернул из бутылки.
— Приветствую счастливых сожителей! — дерзко заявил он, входя.
— Приветствие от брошенного неудачника немногого стоит, — парировал я. — Потому и чая-кофе не предлагаю. Давай сразу к делу! И выметайся после этого.
— К делу, так к делу, — переключился Трегубов, постаравшись не заметить «выметайся». И стараясь соблюдать нахальный вид, он объявил, что на нас всех из-за его проигрыша повис крупный долг, отыграть который можно крупной суммой. Отсюда идея…
— Поставить на кон автомобиль, — прервал я. — Это ясно. Возражений нет. Время и место?
— И документы, — ухмыльнулся он. — Техпаспорт на машину.
— Настя, — обратился я к хозяйке. — Где эта бумага?
Техпаспорт явился — невзрачная серенькая книжка, чем-то похожая на паспорт гражданина СССР образца 1954 года. Трегубов взял документ, полистал, задержал взгляд на каких-то фиолетовых штампах, хмыкнул удовлетворенно.
— Ну что ж, беру! Покажу экспертам.
Он сунул техпаспорт во внутренний карман зимнего пальто.
— Ну так что? — спросил я. — Когда и где?
— А это тоже как эксперты скажут, — нагловато ухмыльнулся он. — Ждите звонка!
— Тогда вперед, — я указал на дверь. — Рогами притолоку не задень…
Настя чуть поморщилась, когда дверь за горе-художником захлопнулась:
— Ну уж ты как-то с ним… Мне даже его жалко стало.
Я махнул рукой:
— Таким хоть плюй в глаза, все божья роса… Ладно, шут с ним! Давай чаю попьем, что ли?
Тень размолвки если и мелькнула меж нами, то вмиг растаяла. Настя улыбнулась, и через четверть часа мы пили душистый, чудесно заваренный чай. Болтали о пустяках, поглядывали в телевизор — шел новенький водевиль «Соломенная шляпка» — прекрасно понимая, что это психологический трюк. Что оба мы напряженно ждем звонка Трегубова. Я вторым планом мыслил еще о Савелии Викторовиче: разговор с ним не выходил у меня
