В общем, к первому снегу запустил все-таки Мясников свою фабрику. В расчете на то, что зимой в Ирбите хотя бы за счет цены – она все равно ниже, чем у привозного сукна вышла – мигом все распродаст. А чтоб судьбу не испытывать, уже в начале зимы, в декабре, отправил в Ирбит приказчика. Лавку в пассаже арендовать, склад присмотреть и в торговый ярмарочный листок свое предложение вписать.
И надо же такому случиться, что именно в это же самое время, примерно с теми же самыми целями, там пребывал и младший Гилев, Мефодий. Ну, главной-то его задачей было сурковые шкурки выгодно пристроить, и о закупке товаров к летнему вояжу в Чуйскую степь и Монголию договориться. Но бийская мануфактура уже тогда гораздо больше ткани производила, чем весь Алтай и Кобдо потребить смогли бы. Так что мимо Мясниковской заявки Мефодий пройти не мог.
Налицо, едрешкин корень, конкурентная борьба! Ну как дети, ей-богу! Вместо того, чтоб попробовать как-то договориться, поискать новые рынки сбыта, или хотя бы согласовать цены, эти… суконные короли, немедленно разругались в пух и прах и кинулись писать мне жалобные письма. Дескать, чего это он, гад и государственный преступник! Мы тут, понимаешь, к Славе Отчизны, а он…
Вот и пришлось мне на предостережения Миши Карбышева плюнуть, и из Троицкого выезжать несколько раньше, чем планировал. Назначил обеим заинтересованным сторонам встречу в Колывани, да и выдвинулся. Васька с братом и так у Кирюхи Кривцова уже, а Мясникову телеграмму отправил. Пока буду добираться, и он должен прибыть.
Появляться в Каинске я не хотел принципиально. С Борткевича станется настучать обо мне майору Катанскому. Тот, как сообщал в своем подробнейшем отчете Миша, уже присылал унтер-офицера поинтересоваться – чего это вдруг так резко сорвался с места экс-губернатор, и когда намеревается вернуться. Ни о каких обвинениях жандарм не заикался, но слухи по городу уже поползли. Это я знал, что их распространяет ни кто иной, как мой бывший слуга – Гинтар, а Карбышев высказывал предположение, что они – непременно злой умысел коварного майора.
Количество, как и собственно, само содержание "народных" версий моего исчезновения порадовало. Чувствовалась рука профессионала! А так как сам Гинтар Теодорсович прежде в увлечении пиар-технологиями замечен не был, мы с Герочкой рассудили, что управляющий наверняка поддерживает сношения с Василиной. Вот у нее голова правильно работает. Добавить сюда энергичность и фантазию ее поклонника – это я Ядринцова имею в виду – вот вам и причина разнообразия.
Особенно развеселил вариант, что будто бы, я, во главе собранного из добровольцев-казаков отряда, отправился в Кульджу, на помощь бедным китайцам. Герман, помнится, даже предлагал нечто подобное. Все ему военная слава старшего брата покоя не дает. И возможные дипломатические осложнения не смущают!
Нет, так-то сердцем я с моим партизаном даже согласен. Говорил уже, кажется? На месте генерал-губернатора, я обязательно бы ввел в Синьдзян ограниченный воинский контингент. Под предлогом необходимости охраны русских купеческих караванов. Думаю, батальона стрелков с парой сотен казаков, и батареей пушек было бы вполне достаточно, чтоб очистить от бунтовщиков большую часть провинции. Зато ни о каких препятствиях для русской торговли в северо-западном Китае туземная власть и помышлять бы не смела. Тут вам и демонстрация мощи русского оружия, и помощь тамошнему амбаню, и усиление имперского влияния в Китае. Чуточку позже можно было бы и о концессии на строительство телеграфа через Бийск на Кобдо, и до самого Пекина договариваться. Русские строители и телеграфисты в чужой стране – мечта разведчика.
И, если уж продолжить фантазировать, наступит же время, когда железная дорога дотянется до Красноярска. Дальше – столица Восточной Сибири – Иркутск! Генерал-губернатор Казначеев еще в прошлом году хвастался, что через пару лет Кругобайкальскую дорогу достроит. Может быть, я чего-то не знаю, но что мешает положить вдоль нее рельсы? До Кяхты. И Дальше на юг, до столицы Поднебесной! Англичане, своими чайными клиперами, пусть бамбук из Индии возят, а не чай из Китая! Соединить Екатеринбург с Нижним, хотя бы и через Казань, и получим настоящую артерию! Всесезонную и дешевую магистраль, по которой пойдут миллионы пудов товаров из Европы в Китай и обратно!
А вокруг дороги всегда возникает неимоверное количество сопутствующего бизнеса. Господи! Да Сибирь станет мечтой, причем – вполне досягаемой – для сотен тысяч переселенцев! Ежегодно, а не вообще! Всплеск деловой активности. Десятки тысяч предприятий. Торговые обороты сравнимые с Лондонской биржей…
Нью-Васюки, едрешкин корень. Тут гадаешь – будет ли высочайшее дозволение на начало строительства моей-то дороги! Какой уж там Пекин, блин.
Но нужно, обязательно нужно о чем-то мечтать. Чего-то хотеть и к чему-то стремиться. Иначе – все. Лень одолеет, суета заест. Сам не заметишь, как в растение, в офисный планктон, превратишься… Не думаю, что нам с Германом это грозит, при нашем-то с ним образе жизни и виде деятельности, но все же.
Пока ехал, о великих прожектах мечталось, а на станциях – о тишине и спокойствии грезилось. Сырная, или как ее в народе больше называют – Масленичная неделя. На тракте откуда ни возьмись – толпы народа. Кто в губернскую столицу на праздники, кто в Ирбит на ярмарку. Прежде я с грозной бумагой, самому себе выписанной подорожной, да еще и в генеральском чине путешествовал. На станциях только на ночевку и останавливался. А днем для меня всегда и лошади свободные были и чай приготовлен. Теперь же приходилось изображать из себя мелкого купчишку. А кто с таким считаться станет? Таким и кони в последнюю очередь, и место у стола в "белой" избе – после всех. Благо казаки выручали. На этом, прежде от меня скрытом, бытовом уровне, они настоящие хозяева этого обширного края. С ними и почтовые чиновники ссориться не рисковали. Так что, кое-как, но двигаться в нужную сторону удавалось.
Волосы у Германа знатные – светло-русые, густые. У меня в той жизни и в молодости таких не было. Борода отросла – загляденье. Долго мучился, пока не научился за ней ухаживать, но оно того стоило. Оказывается на морозе лицу гораздо теплее, и внешность поросль на подбородке меняет так, что родная мать могла бы не узнать. Даже ловил себя на мысли, что буду сожалеть, когда все мои неприятности канут в Лету, и придется сбрить эту красоту.
А в Колывани, я еще и переоделся так, чтоб и вовсе на казака быть похожим. Замаскировался так, что хорошо меня знающий местный почмейстер, губернский секретарь, Федор Германович Флейшнер мимо прошел, даже взгляд не задержал.
