Дни тянулись медленно и как-то вяло. Измайлов неоднократно устраивал для меня с Карлом званные обеды и пытался выведать, каким ветром нас занесло в Пруссию, но мы благоразумно отмалчивались.
Перед входом в гавань Кронштадта к 'Новому Почтальону' пристал большой весельный бот, с него на палубу пакетбота под крики чаек высадилась команда солдат во главе с армейским поручиком гренадерского роста, светловолосым, с грубой мордой трамвайного хама и манерами слона в посудной лавке. Начался первый акт марлезанского балета под кодовым названием 'таможенная проверка'. Нет, я, конечно, понимаю, что среди таможенников всегда были, есть и будут хорошие и честные люди, которые исправно несут службу, знают в ней толк, не берут взяток и намного щепетильней английской королевы. Но, увы, их пути почему-то никогда не пересекались с моими, что в той, что в этой жизни. Не берусь строить догадки. Возможно, большая власть и впрямь порождает вседозволенность, а полномочия у таможенников и в самом деле были немалыми.
Эти парни больше походили на шайку Хромого Джо из прерий или стаю диких обезьян, по недоразумению облачённых в военные мундиры, и вели себя соответственно. Признаюсь, в тот момент мне стало обидно. Если театр начинается с вешалки, то первой витриной любой страны является таможня. Нет, я конечно рад, что времена заигрывания перед иностранцами в моём будущем канули в Лету. По идее это просто замечательно: отчизна в первую очередь должна уважать своих подданных и создавать для них режим наибольшего благоприятствования. У нас до этой элементарной мысли долго не могли додуматься, и соотечественников десятилетиями держали за людей второго сорта. Потом вместо того, чтобы подтянуть качество обслуживания, нам всем просто стали одинаково хамить, не обращая внимания на герб в паспорте.
Таможня восемнадцатого века в этом плане не сильно отличалась от таможни из 'светлого' будущего.
Подобно урагану, солдатская братва пронеслась по верхней и нижней палубам, хватая всё, что, по их мнению, плохо лежит. У английского джентльмена в сундуке нашлось несколько бутылок бренди. Хотя провоз спиртного в такой таре и разрешался, тем не менее…
— Бог послал, — довольно потирая ладошки, сообщил один из таможенников.
Ап! и, несмотря на все протесты англичанина, содержимое бутылок исчезло в бездонных солдатских желудках, правда, две-три были конфискованы в пользу поручика. В противном случае, тот бы остался весьма недоволен подчинёнными со всеми вытекающими последствиями.
— Это произвол! Я буду жаловаться! — брызгая слюной, вопил ограбленный британец, но солдаты открыто смеялись ему в лицо.
Контрабандисты, которые были тёртыми калачами, предусмотрительно раздали на время досмотра шляпы морякам, однако таможенники тоже имели большой опыт и сразу сообразили, отчего это на головах у всей членов команды красуются новёхонькие головные уборы. Недолго думая, солдаты стали давать морякам тычки и отбирать шляпы. Дело едва не дошло до драки. Я видел, как сжимаются кулаки у матросов. Коек-то из мореманов стал клятвенно заявлять, что этого так не оставит и разберётся на берегу, когда 'сухопутные крысы' не будут при исполнении, однако таможенники не очень-то боялись этих угроз.
Поручик подошёл к Измайлову и осведомился всё ли в порядке. Тот без особого восторга, но всё же сдал 'беспачпортных' пассажиров. По приказу таможенника нас сразу обступили вооружённые солдаты.
— Поручик Ельнин, — представился офицер. — Попрошу показать ваши бумаги.
Он пристально разглядывал наши сияющие лица. Очевидно, никак не мог поверить, что человек в здравом уме будет настолько рад возвращению на родину. Я виновато развёл руками:
— У нас при себе ничего нет, господин поручик.
— В таком случае я не могу разрешить вам спуститься на берег, — предупредил Ельнин.
От него несло водкой и чесноком. Внешностью он до боли напоминал одну сволочь, едва не угробившую большую страну, не хватало только дирижёрской палочки.
— Я сержант лейб-гвардии Измайловского полка Дитрих фон Гофен, находился в зарубежной поездке по деловым надобностям, — пояснил я. — Со мной мои подчинённые, гренадеры этого же полка.
— Без надлежащих, оформленных по всем правилам бумаг, вы — никто. Повторю, что вам не разрешено ступить на российский берег. Сожалею, но таковы правила.
— Думаю, вам будет легко установить наши личности. Отправьте запрос в полковую канцелярию, она подтвердит, что мы те за кого себя выдаём. Если понадобится, мы готовы посидеть необходимое время под замком.
— Не вижу в этом необходимости, — неприятно осклабился поручик. Я неправильно истолковал его слова.
— То есть вы нам верите, и мы можем сойти с корабля? И без того узкие калмыцкие глазки офицера превратились в две щёлки.
— Никоим образом, — окрысился поручик. — Я прикажу стрелять в вас, если вы ослушаетесь. Плывите обратно. Остальное меня не касается. Я разозлился:
— Послушайте, поручик, вы совершаете большую ошибку. Если будете продолжать в том же духе, я даже не знаю, что с вами сделаю.
— Зато я знаю, — отрывисто произнёс таможенник. — Вы осмелились угрожать мне при исполнении. Думаю, вас стоит проучить. Эй, братцы, попотчуйте невежу.
Один из солдат двинул меня прикладом мушкета. От неожиданности я пропустил удар, угодивший прямиком в солнечное сплетение. Сила его была такова, что из меня едва не вышибло дух. Я скрючился и медленно опустился на палубу.
Супруга-аристократа ахнула. Её муж за долгую жизнь насмотревшийся всякого, что-то успокаивающе произнёс.
— Ну, держитесь, — с ненавистью выдохнул бывший 'дядька'.
И тогда началось! Наконец-то пригодились занятия той варварской смеси из единоборств, на изучение которой я тратил время подчинённых. Мои парни не сплоховали. Карл сразу отправил поручика в глубокий нокаут и переключил внимание на ближайших таможенников. Чижиков, не тратя время на обдумывание поступков, оторвал от дощатой палубы тяжёлую бочку и бросил её в сгрудившихся солдат, те полетели в разные стороны, будто кегли. Михайлов схватил весло и стал им орудовать, прореживая противников, не ожидавших такого отпора.
Я отдышался и кинулся в гущу схватки. Пусть мне никогда не стать великим ниндзя, способным ударом правой пятки свалить буйвола, однако махать ногами я всё же не разучился. Удар, и нелепо размахивающий руками молодчик в зелёном кафтане летит за борт. Надеюсь, он умеет плавать и не пойдёт камню ко дну. Пусть я злой как тысяча индейцев, всё равно не хочется брать грех на душу, убивая соотечественника, которому просто не повезло с командиром. Ещё один удар, и второй солдатик теряет мушкет. Я перехватываю оружие до того, как оно брякнулось оземь. Ружьё находится на боевом взводе, осталось лишь спустить курок. В голову приходит шальная мысль разрядить мушкет в воздух, но я отбрасываю её за ненадобностью. Точно так же избавляюсь и от ружья.
