12. Необходимо на самом высоком уровне установить и последовательно добиваться самого неукоснительного соблюдения того порядка, при котором ни одна стройка не может быть заложена в план и начата, если она не обеспечена не только строительными рабочими, поставками строительных материалов и конструкций, строительными механизмами, поставками оборудования — но и необходимыми кадрами рабочих и специалистов. Только такой подход может заслуживать названия действительно планового хозяйства, а не разбазаривания сил и средств в бюрократической погоне за дутыми цифрами.
13. Несмотря на то, что мои предложения означают значительные дополнительные бюджетные ассигнования, считаю своим долгом категорически настаивать на них, ибо запаздывание с развертыванием подготовки кадров может обернуться через три-четыре года неисчислимыми экономическим потерями.
Зам. начальника ГЭУ ВСНХ В.В.Осецкий»Стая свою подпись на машинописном экземпляре, начинаю ощущать не слишком веселые предчувствия. На память почему-то полезли строки «Варшавянки» в переводе Глеба Кржижановского: «Вихри враждебные веют над нами…». Не зря этот документ запускается в обход моего непосредственного начальника, а адресуется прямо Дзержинскому. Манцев может и заосторожничать, спустить дело на тормозах, замотать согласованиями… Знаем уже, как это делается. Одна надежда — что Феликс Эдмундович, по общему моему впечатлению, будет склонен скорее дать этой бумаге ход, нежели положить ее под сукно. Да, надо и еще одного человека к делу подключить. Он, хотя и не значится среди адресатов изготовленного мною документа, но не вполне в этом деле посторонний. Да и пост члена Политбюро немало значит в данном вопросе (как и в любом другом). Так что, как и обещал, Льва Давидовича я тоже подпрягу к решению кадровой проблемы.
Да, без тяжелой артиллерии мои предложения не протащить. Чует мое сердце, очень многие будут рьяно отстаивать сложившийся порядок вещей. Кто будет кричать о недопустимости раздувания бюджетных расходов, кто — о необходимости поиска новых форм для новой, Советской школы, а кто будет с пеной у рта защищать «классовую линию» в образовании. Однако сейчас еще трудно представить, каковы будут масштабы того «возмущения спокойствия», которое может вызвать эта записка.
Меня волновала и проблема подачи этой записки в обход своего непосредственного начальника. После некоторых колебаний, все же решил — Манцева надо поставить в известность еще до того, как записка будет передана Дзержинскому. Поэтому, записавшись у Аллилуева на прием на 27 января, за день до этого, в понедельник, захожу к Василию Никитовичу с текстом записки. Поздоровавшись, сразу беру быка за рога:
— Василий Никитович, вот этот документ — протягиваю ему неизменную серую казенную папочку с вложенными машинописными листами — считаю необходимым направить непосредственно Феликсу Эдмундовичу. Вопрос слишком серьезен, и выходит далеко за рамки компетенции ГЭУ, поэтому нет иного пути, кроме как вынести его сразу на самый высокий уровень. Но считаю своим долгом, прежде, чем передавать вопрос наверх, ознакомить со своими предложениями вас.
Манцев с некоторым подозрением смотрит на меня, потом углубляется в изучение текста. Закончив с этим, задает вопрос:
— Если уж вы решили подавать свой документ через мою голову, то зачем тогда принесли его мне?
— Потому что считаю неправильным действовать, не поставив вас в известность.
Василий Никитович снова долго смотрит на меня, потом снова опускает глаза в документ. Пауза затягивается. Наконец, он берет ручку из чернильного прибора на столе, что-то выводит внизу последней страницы, захлопывает папочку и протягивает ее мне. Беру ее, несколько торопливо, и потому неловко, листочки выскальзывают и летят на пол. Спешу нагнуться и собрать их. На последнем листе, старательным, но несколько корявым почерком выведено: «Не возражаю против рассмотрения поднятых вопросов по существу». Дата — «26 января 1925 года» — и подпись — «Манцев».
— Спасибо, Василий Никитович! — протягиваю ему руку и пожимаю ладонь своего начальника с неподдельным энтузиазмом. Он сделал даже больше, чем я ожидал!
— Раз уж вы берете на себя ответственность выходить с такими вопросами на самый верх, то почему я должен уклоняться, или, тем более, препятствовать? — пожимает плечами Манцев. — Это был бы совсем не партийный подход к делу. Все-таки я еще не успел превратиться в закоренелого бюрократа, — улыбается он.
Да, с начальником мне повезло. Но вот что будет, когда разгорятся страсти вокруг ведомственных интересов и политических амбиций? Что они разгорятся — к гадалке не ходи. Оставалось, однако, неясным, кто именно из руководителей крупного калибра, и с каких позиций будет громить, или, наоборот, поддерживать мои тезисы о кадровой политике? Предсказать это с какой-либо приемлемой степенью точности пока не удавалось. Для анализа не хватало информации — ведь предложения по подготовке кадров означали вторжение в такую область, которая раньше меня никак не касалась, и, соответственно, в сплетении интересов вокруг нее я не ориентировался.
Впрочем, те знания, которые достались мне из прошлой жизни, позволяли надеяться, что уж Дзержинский-то меня поддержит — если и не по всем пунктам, то по большинству. Передав загодя через Павла Аллилуева свою записку о кадровой политике, могу рассчитывать, что разговор с ним будет уже предметным (если он успеет прочесть эти тезисы до назначенного мне времени приема).
Во вторник, точно в назначенное время, попадаю на прием к Председателю ВСНХ СССР. Поздоровавшись, он берет инициативу разговора в свои руки:
— Я успел бегло посмотреть вашу записку, Виктор Валентинович. По большинству пунктов у меня нет никаких возражений. Более того, многие ваши тезисы решительно готов отстаивать, поскольку и сам твержу об этом же самом не первый год. Однако предвижу большие сложности — кругом, всюду. Причем не столько даже на самом верху. Как раз через Политбюро и Совнарком, надеюсь, многое удастся протолкнуть. Но бюрократы на местах подымут вой, постараются всячески выхолостить и извратить самое важное, исподволь будут дискредитировать нашу политику. Да вот вы в этой бумаге указали, что решения ЦК о спецах, которые я и пробивал, упорно саботируют на местах… Вот чего опасаюсь.
— Понимаю, Феликс Эдмундович. Меня эта сторона дела так же весьма и весьма беспокоит, — согласно киваю в ответ на его слова. — Тут видится только один выход: сформулировать наш (ага, наш — пусть и на чисто словесном уровне привыкает чувствовать себя участником этой затеи) проект на таком уровне конкретности, чтобы обойти принятые решения было весьма и весьма сложно. Да еще и подкрепить этот проект решительным идеологическим наступлением в печати. Выдать сразу серию статей в газетах и журналах от имени наиболее авторитетных сторонников предлагаемых решений.
