— Я иду спать. Ты остаешься?
Я встал и взял ее руку своей. Она заколебалась, потом протянула вторую руку и ласково сжала кончики моих пальцев. Но, не вставая, поглядела на меня и медленно покачала головой.
Потом подарила мне воздушный поцелуй, содрала со стола скатерть — как я, прошлой ночью — и переместилась на пол к умершему огню. Свернувшись клубочком, как зверь, она мгновенно заснула.
Я поднялся в спальню, к моей холодной кровати, и лежал без сна больше часа, разочарованный и все-таки торжествующий: впервые она осталась на ночь в моем доме.
Прогресс, что ни говори!
И той же ночью природа вторглась в Оак Лодж, страшно и впечатляюще.
Я спал беспокойно, по моим снам бродила девушка, спавшая на полу около камина; она ходила среди неестественных дубков, окруживших дом, ее рубашка развевалась, а руки гладили нежные стволы, высотой в рост человека. Мне казалось, что корни пронзают землю под домом, заставляя старое здание скрипеть и раскачиваться. Быть может таким образом я предвидел то, что произошло в самую глухую часть ночи, в два часа.
Я проснулся от странного звука, как будто главные балки дома гнулись, коробились и раскалывались. В первое мгновение я решил, что все еще сплю и мне снится очередной ночной кошмар. И только потом сообразил, что весь дом трясется, а бук за моим окном раскачивается так, словно вдруг налетел ураган. Внизу закричала Гуивеннет; я схватил халат и бросился вниз по лестнице.
Из кабинета дул странный холодный ветер. Гуивеннет стояла в дверном проеме, тонкая фигурка в мятой одежде. Шум начал затихать, и тут я почувствовал сильный едкий запах грязи и земли. Я осторожно прошел через набитую всякой дрянью гостиную и включил свет.
Взломав пол, в кабинет ворвался дубовый лес, и расположился на стенах и потолке. Стол разлетелся на куски; узловатые деревянные пальцы пронзили двери и стены шкафов. Я не мог сказать, было ли там одно дерево или несколько; возможно это было вообще не дерево, но отросток леса, предназначенный поглощать хлипкие строения, сделанные человеком.
В комнате пахло грязью и лесом. Ветки, обрамлявшие потолок, дрожали; с темных сучковатых стволов, пронзивших пол в восьми местах, еще падали маленькие комья земли.
Гуивеннет вошла в темную лесную клетку и погладила одну из дрожащих веток. Мне показалось, что в то же мгновение вся комната содрогнулась, и тут же дом наполнило ощущение спокойствия. Как будто… как будто лесная страна захватила Лодж, сделала его частью своей ауры; напряжение и необходимость в обладании исчезли.
Свет в кабинете больше не горел. Все еще потрясенный до глубины души я — вслед за Гуивеннет — вошел в темную странную комнату, чтобы спасти дневник отца из погибшего стола. Я стал вытаскивать том из ящика и — клянусь! — ветка дуба изогнулась и ударила меня по пальцам. За мной следили и меня наказали. В комнате было холодно. Земля падала мне на голову, разбивалась на маленькие куски и валилась на пол; она жглась, если я наступал на нее босыми ногами.
Вся комната шелестела и шепталась. За еще целыми французскими окнами толпились молодые дубки, уже выше меня ростом; мне показалось, что их стало намного больше.
На следующее утро, когда, пошатываясь, я спускался по лестнице, проспав несколько часов тревожно-кошмарным сном, выяснилось, что уже почти десять, снаружи ветрено, а небо угрожает дождем. Скатерть по-прежнему лежала около камина, а из кухни доносился шум — моя гостья еще не ушла.
Гуивеннет радостно улыбнулась мне и приветствовала фразой на своем бритонском языке. — Хорошо. Есть, — коротко перевела она. Она нашла коробку с овсяными хлопьями «Квакер оутс», и сделала что-то вроде каши с водой и медом. Сейчас она засовывала ее в рот двумя пальцами. Взяв коробку в руку, она уставилась на нарисованного на этикетке квакера, одетого в черное и засмеялась. — Мейворос, — сказала она, указывая на густую похлебку и энергично кивнула. — Хорошо.
Она нашла что-то, напомнившее ей о доме. Я открыл коробку — она была почти пуста.
Что-то снаружи привлекло ее внимание и она быстро скользнула во двор через заднюю дверь. Я пошел за ней, распознав звук лошади, скачущей легким галопом по соседнему лугу.
Всадница подъехала к воротам, открыла их и пинком послала свою маленькую кобылу в сад. Гуивеннет глядела на юную девушку с интересом и изумлением.
Не мифаго. Старшая дочь Райхоупов, Фиона Райхоуп, неприятная девушка, походившая на все самые худшие карикатуры на высший класс: слабая челюсть, тупой взгляд, самоуверенная и плохо образованная. К тому же блондинка, веснушчатая и очень некрасивая. Ее интересовали только две вещи: скачка на лошади и охота, которую я считал личным оскорблением.
Она заносчиво и высокомерно посмотрела на Гуивеннет, скорее ревниво, чем с любопытством. Одетая в джодпуры и черную куртку для верховой езды, она — в моих глазах — ничем не отличалась от сходящих с ума от лошадей дебютанток, которые регулярно прыгали через старые бочки и изгороди на местном ипподроме.
— Письмо для вас. Послано в особняк.
После чего она передала мне пухлый конверт, развернула кобылу и поскакала обратно. Ворота она не закрыла. И не потрудилась слезть с лошади. Очень невежливо! Каждая секунда ее пребывания на моей территории оскорбляла меня, и я решил не благодарить ее. Гуивеннет осталась смотреть, как она уезжает, а я вошел в дом и открыл узкий пакет.
От Энни Хайден. Короткое и простое письмо:
Дорогой мистер Хаксли.
Я думаю, что нашла листы, ради которых вы приезжали в Оксфорд. Они находились в одном из выпусков «Археологического журнала». И, безусловно, они написаны почерком вашего отца. Мне кажется, что он спрятал их там, и послал моему отцу собственный экземпляр. В некотором смысле вы сами нашли их, потому что я бы не послала всю эту груду журналов в университет, если бы вы не приехали. Добрый библиотекарь нашел эти листы и послал их обратно. Я добавила еще немного писем, которые, возможно, вас заинтересуют.
Искренне ваша, Энни Хайден.
В том же конверте находились шесть сложенных страниц из дневника, шесть страниц, которые отец хотел спрятать от Кристиана, шесть страниц, на которых он писал об отношениях с Гуивеннет и о том, как преодолеть внешнюю защиту первобытного леса…
Май, 1942
Встречи с речным племенем, шамига, с примитивной формой Артура, и рыцарем, прямо из Мэлори. Этот последний весьма опасен. Смотрел турнир, самый настоящий, в старом духе, сумасшедшее сражение на лесной поляне: десять рыцарей, все сражаются в полном молчании, только оружие звенит. Победитель торжественно объехал поляну, все остальные молча уехали. Замечательно выглядящий человек в блестящих доспехах и пурпурном плаще. На лошади накидка и шелковая сбруя. Я не смог идентифицировать его в терминах легенд, но он немного поговорил со мной и я узнал язык: среднефранцузский.
