– Нет, Андрюха, когда-нибудь ты встретишь женщину, похожую на твою мать, и она сведет тебя с ума. Вот тогда мы погуляем на твоей свадьбе.
– Если бы так, – с тоской в голосе протянул Ващенка.
– Мне уже тридцать лет, а в жизни ничего: ни карьеры, ни денег, ни семьи. И что хорошего в перспективе?
– В армии, возможно, и ничего. Но ты же умный, энергичный. Уходи на «гражданку», начни новую жизнь. Еще не поздно. Тридцать лет – только старт в жизнь.
– Правильно говорят, что мало найти свое место в жизни, надо суметь туда и устроиться, – пошутил Ващенка.
– А сам-то ты что будешь делать?
– Закончится командировка в Чечню, наверное, уйду из армии. Навоевался я на две жизни вперед! Да и непрестижная нынче профессия – военный. Знаешь, как я раньше гордился тем, что стал военным летчиком! А теперь мне стыдно на улице появиться в форме.
– Не верю, Саня. Ты – прирожденный командир, боец. Ты армии нужен. Кто молодых офицеров учить и воспитывать будет? Такое дерьмо, как замполит да наш новый комэск? Ты же первоклассный летчик. Все звено за тобой в огонь и в воду – только прикажи! И армия тебе нужна!..
– Поостынь, Андрюша, – остановил поток страстной речи Иванов. – Сейчас в нашей стране никто никому не нужен. Пока я еще молодой, «гражданка» меня примет. Хуже уходить потом. И посмотри, что вокруг делается. На этой войне большие деньги растут. А мы – лишь расходный материал. Надоело. Лучше наливай за новую жизнь и за то, чтобы нам с тобой повезло дожить до нее.
Ващенка наполнил стаканы.
– Товарищи, друзья, братья! – Иванов поднялся, призывая к тишине. Он решил произнести тост. – Война и смерть – это одно и то же. За победу в этой войне пить не буду, потому что побед в таких войнах не бывает. Я выпью за каждого из вас, за нас всех, оказавшихся здесь и сейчас. Значит, именно здесь и сейчас мы нужнее всего Родине – нашей России. Правители бывают разные, но Родина у нас только одна. Выполним же свой офицерский долг до конца. И пусть на этом рубеже мы не окажемся последними солдатами России, и чтобы после нас было кому поднять наше полковое знамя и знамена тысячи полков. За сильную армию! За сильную Россию!
На похороны Наташи командир полка отпустил Иванова без вопросов. Помогло ходатайство начальника штаба – подполковника Гриневского. Бумаги оформили быстро.
Военно-транспортный самолет «Ан-26» российских ВВС выруливал на взлетную полосу аэродрома Моздок ранним, не по-летнему прохладным утром. В качестве пассажира на его борту рядом с цинковым гробом сидел Иванов. С ним летели офицер госпиталя, где служила Наташа, прапорщик и четыре солдата из комендатуры. Тяжело разбежавшись, самолет взял курс на север.
Весь недолгий полет Иванов мысленно разговаривал с Наташей. Снова и снова он оживлял в памяти каждый миг, когда они были вместе, вспоминал каждое произнесенное ею слово. Закрывая глаза, он видел перед собой ее живое лицо, улыбку, сквозь гул самолетных двигателей ему слышался ее голос. Казалось, что Наташа рядом. Живая. Иванов чувствовал ее присутствие, а когда открывал глаза, то видел перед собой лишь серый холодный металл цинкового ящика.
– Ну вот ты и дома. – самолет пошел на посадку.
Иванов пытался представить встречу с родственниками Наташи. Что он им скажет? Но говорить никому ничего не пришлось. Когда опустилась грузовая рампа, к хвосту самолета подошла бортовая машина зеленого цвета с военными номерами. Солдаты подняли гроб и погрузили в автомобиль. Туда же, в кузов, взобрался и Иванов. Он понимал, что все меньше и меньше остается времени, когда ему еще можно побыть рядом с Наташей, поэтому не хотел ни на секунду отходить от нее. Гражданских никого не было: видимо, родственников на аэродром не пустили. Увидел их Иванов только возле дома, где жила Наташа.
Старенький пятиэтажный панельный дом, благоустроенный зеленый дворик – это все, что запомнил Иванов. Во дворе машину встречало много людей. Мать Наташи среди остальных Иванов узнал сразу, хотя не видел до этого никогда. Седая женщина в черном была похожа на дочь.
Иванов помог снять с машины тяжелый гроб. Но с родными и близкими первым заговорить не смог. Кто он им?
Прощание устроили во дворе. На крышку гроба поставили фотографию красивой девушки в летнем цветастом платье с незнакомой Иванову прической, но с такой знакомой улыбкой и родными серо-голубыми глазами. На фотографии Наташа выглядела совсем девчонкой. Жизнерадостная живая улыбка, которая так шла ей, была несовместима со всем происходящим, и Иванов не отрывал от фотографии взгляда.
Видимо, Наташу знал весь дом. Прощание затягивалось. Сопровождающий офицер подошел к стоящему возле гроба Иванову:
– Саша, надо подсказать родным: у нас через четыре часа самолет обратно.
Иванов кивнул. Рядом с мамой Наташи стояла высокая блондинка в черном платье и таком же платке. Иванов подошел к ней:
– Вы, наверное, Света – Наташина сестра?
Девушка, взглянув на Иванова, еле заметно кивнула.
– Вы меня простите, пожалуйста, но через четыре часа солдаты должны быть на аэродроме. Можем не успеть.
– А отложить вылет нельзя? – тихо спросила блондинка красивым низким голосом. Услышав знакомый, так похожий на Наташин голос, Иванов не смог отказать.
– Слушай, Володя, – обратился он к сопровождающему, – давай отложим вылет до утра. Солдат разместишь на аэродроме. А мы с тобой как люди помянем Наташку. Ты же ее хорошо знал.
Офицер посмотрел на солдат, что-то прикинув в уме, потом взглянул на Иванова:
– Мы с Натальей не один пуд соли съели вместе. О чем разговор, Саня, остаемся. Только с экипажем самолета разговаривай сам.
Для того чтобы переговорить с экипажем, Иванов взял «УАЗик» военкома – подполковника, находившегося здесь же, рядом с родственниками, и поехал на аэродром. Летчики – свои мужики – все поняли, и вылет перенесли на утро. Иванов успел вернуться до того, как гроб с Наташей погрузили на автомобиль, и процессия двинулась к кладбищу.
Мать Наташи все время держалась, видимо характер к дочери перешел от нее, плакала тихо. Но во время прощания у могилы закричала во весь голос, обняв гроб:
– До-оченька моя!..
Прощаясь с Наташей у свежевырытой ямы, Иванов по праву боевого товарища говорил громко:
– Служила ты Родине честно, была лучшей в своей профессии, погибла как герой на боевом посту, исполняя свой долг. Но была ты, Наташа, еще и самым лучшим товарищем. Другом. Настоящим человеком и другом. И мы запомним тебя веселой, яркой, красивой, молодой, такой, какой ты была всегда. И ты всегда будешь рядом с нами, рядом с теми, кто знал и любил тебя. Пусть земля будет тебе пухом…
Дальше в нарушаемой глухими рыданиями тишине он прочитал строчки:
На небесах, куда уходит дым
От Вечного огня, мы будем рядом.
Герой умрет, конечно, молодым.
Ничтожества командуют парадом.
А ты уснешь с улыбкой на лице
И будешь верить в то, что все недаром —
И слезы, и раскаянье в конце,
И Грозного туманы и пожары,
И солнце в дымно-траурном кольце,
И каменное небо над Кизляром,
Невзятые тобою города,
И белый свет, и темная вода
Забвения – а в ней живые рыбы.
Как просто умереть мы здесь могли бы,
Чтоб встретиться – на сей раз навсегда…
Раздались залпы воинского салюта. Отделение автоматчиков произвело три выстрела. Когда опустили гроб, Иванов не смог заставить себя кинуть в яму землю. Он не хотел, чтобы Наташу закопали. Понимал все, но не хотел. Поэтому отошел в сторону, чтобы не слышать звуков ударов падающих комьев земли о крышку гроба.
Когда все стали расходиться, Иванов вернулся к свежему могильному холму. Обращаясь к улыбающейся с фотографии Наташе, он тихо произнес:
– Теперь здесь твой вечный дом, Наташка. Не уберег я тебя. Не уберег. Прости, что я не рядом с тобой…
– Значит, еще не пришло время, – за спиной прозвучал тихий Наташин голос, заставивший Иванова вздрогнуть. Он обернулся. Рядом стояла Светлана. «Как похожи их голоса!», – опять поразился Иванов.
– Вы – Саша? – спросила она.
– Да… Иванов, – придя в себя от неожиданности, представился он.
– Идемте. – она взяла его под руку. – Можно?
– Конечно. – Иванов еще раз оглянулся на фотографию и пошел со Светланой.
– Вы знаете, письма идут неделю. Сегодня принесли конверт. Надо же, как раз сегодня…
– Хорошая она была. Я ее любил… Люблю… – поправился Иванов.
– Да вы знали-то друг друга всего две недели! – Светлана недоверчиво посмотрела на Александра.
– На войне у времени другой отсчет. – Иванов спокойно выдержал ее взгляд.
– А мне кажется, что теперь я вас знаю. Вы такой, как писала Наташа.
– Какой?
– Я вам дам прочитать ее письмо, – после недолгого молчания пообещала Светлана.
За столом Светлана посадила Иванова рядом с собой. По другую руку сидела мама Наташи. Своего мужа Светлана определила напротив, через стол. Иванов успел с ним познакомиться. Крепкий, но уже начинающий лысеть мужчина средних лет, немного повыше Иванова, производил хорошее впечатление. Они коротко, насколько позволяла обстановка, переговорили и даже успели выпить по одной, поминая Наташу, еще до того, как Светлана всех пригласила за стол. На этих поминках распоряжалась она.
