Впрочем, почему несчастным? Никто же не заставит меня быть милым с женщиной, которая когда-то меня предала, а теперь требует любви за один только факт своего существования.
— Подождите наверху, — как можно суше сказал я той, кого мой брат хочет называть мамой.
Она поняла. Кивнула и вышла из каюты.
— Ты что, действительно хочешь называть ее мамой? — спросил я Юсю. — Она же предала нас.
— Но она же вернулась!
— Она дождалась, когда с нами не будет проблем. Почему она не вернулась, когда умерла бабушка Агния? Потому что ты был тяжелым для совместной жизни человеком. А теперь ты умный взрослый парень, не будешь мычать и размахивать рукой, если чего-то захочешь.
Юся утер слезы.
— Ну, мы же можем попробовать.
Я кивнул. Действительно, можем. Мы теперь многое можем.
Далила Иудовна ждала нас в компании Грузина. Боря опять говорил о мужике с газовым платком («вот точно таким, который на вас»), который вынужден каждые сто лет пороть гранит, словно он не мужик, а персидский царь Ксеркс, высекший море. Когда мы вышли на палубу, они замолкли, но, судя по лицам, беседа была веселая.
— Егор, а вот твоя родительница утверждает, что вы евреи. Правда, что ли?
— Нет, только Юся, — мрачно пошутил я.
— А ты кто?
— А я цыган.
Вдоль пирса прогуливался красавец-мужчина, высокий такой блондин в дорогом костюме с галстуком-бабочкой и блестящих штиблетах. Смерть мухам. Если это муж родительницы, я сбегу вместе с Юсей, и ищите ветра в поле, не хочется мне такую самодовольную морду видеть изо дня в день.
Красавец постучал пальцами по тыльной стороне запястья — мол, время.
— Мальчики, нам надо торопиться, — виновато попросила родительница. — Самолет.
— Какой самолет? — возмутился Боря. — А Лэйла со Змеем? А Викуся? А Глеб?
— Где они? — спросил я.
— Так это... к жене Сорри поехали, немного поддержать, — развел руками Боря. — Глеб к таким вещам серьезно относится, он завсегда поддержать...
— Мы можем их подождать? — спросил Юся.
Далила (хоть убейте, не могу ее мамой называть) спросила у своего спутника. Тот огорченно помотал головой. Нехорошо вы, ребята, знакомство с нами начинаете. Мы вас впервые видим, а вы нам с друзьями попрощаться не даете.
— Ребята, честное слово, мне так жаль, — сказала Далила.
Она не врала, ей и впрямь было жалко. И красавец, видимо, тоже не преувеличивал, хотя расстройства в нем не было ни капли, он просто хотел скорее отвязаться. А мне не хотелось портить хорошее настроение Юсе.
— Боря, — попросил я. — Боря, передай всем...
Чего им передать? Куча слов застряла в горле, и ни туда, ни сюда. Всем вместе и каждому в отдельности. Мы вместе всего месяц, а такое чувство, что всю жизнь. Что сказать людям, с которыми ты всю жизнь вместе? Только одно:
— Передай им, чтобы в алебастр окунулись.
Уходить надо быстро, не оглядываясь.
21
Змей растолкал жену в девять утра.
— Змей, я тебя убью, — пообещала Лэйла. — Я спать хочу.
— Сорри, — сказал Змей.
Лэйла сразу открыла глаза и встала с постели.
Сегодня утром возвращались от родичей жена и дети рыбака. Они еще ничего не знают. Надо сказать ей первыми.
Викса выскочила из комнаты сразу, как только супруги Монтазио включили кофеварку.
— Я с вами, — сказала девочка, и никакие доводы разума не могли ее остановить.
Викса, конечно, не очень хотела ехать к тете Сорри, но ей совершенно не спалось с самого раннего утра. Дурацкий сон водил Виксу вокруг Нан-Мадола, который аукал маминым голосом и грозил голосом Мезальянца, что если она сейчас же не найдет клад, то станет унани с базальтовым поленом вместо туловища и будет лежать среди таких же унани до следующего цунами. Проснувшись, она вспомнила, что сама вчера придумала рифму: унани-цунами-к-маме, но сна уже не было. Узнав, что придется оставаться дома одной, Викса не выдержала и попросила Змея взять ее с собой.
На улице они встретили Глеба, который ползал по пирсу на четвереньках. Услышав о том, куда собрались Монтазио, он забросил поиски и сказал:
— Я с вами. Сорри вытащил нас из океана, я его должник.
На самом деле Татарин проснулся оттого, что ему снилось, будто кто-то шарит по его карманам. Он открыл глаза и вроде даже краем глаза уловил какое-то движение на трапике, ведущем на палубу. Приснится же, подумал Глеб, и машинально потянулся к карману со счастливой монетой.
Юбилейной монетки с годом его рождения не было.
Глеб открыл глаза и ощупал себя с ног до головы, будто магическая хрень, которая ему приснилась, могла утащить еще что-то, вроде руки, ноги или носа. Все было на месте. А вот юбилейной монеты с Лениным на аверсе — нет. Неужто такую вещь можно скоммуниздить или про... потерять? Глеб натянул шорты-бермуды и выскочил на улицу. Пирс был безлюден, океан дышал глубоко и спокойно, даже солнце светило. Никого.
Может, ночью обронил? Что это там на досках блестит? Глеб даже на четвереньки встал.
Кольцо от баночного пива. Наверняка Грузин намусорил. Впереди еще что-то блеснуло, и Татарин, не вставая, пополз на блеск.
Опять кольцо.
За этим занятием его и застали хозяева. Когда они сказали, куда собрались, Глеб плюнул на Ленина, сбегал предупредить капитана и тоже отправился отдать последний долг Сорри. Монетку он нашел прилипшей к подошве шлепанца.
То, что было в доме у рыбака, вспоминать не хотелось никому. Жена Сорри голосила, как обычная русская баба на похоронах, и не надо было знать языка понапе, чтобы понимать, о чем кричит женщина. Вдова вцепилась мертвой хваткой в Лэйлу и не отпускала до самого морга, куда ее привезли на опознание. Спасибо Виксе, что она вызвалась остаться и присмотреть за рыбацкими детьми.
Из города в Кули возвращались молча. Лэйла гладила вдову по голове, та лишь всхлипывала и смотрела в пустоту. По пути им встретился шикарный «мерседес», и Глебу на какое-то мгновение показалось, будто в кабине сидят близнецы Кругловы, но голову на отсечение он бы не дал.
И зря. Потому что, когда Монтазио и Глеб с Виксой, разбитые видом чужого горя, вернулись домой, их ждало новое разочарование — Егор и Юся уехали, не попрощавшись. Боря сказал, что за ними приехала мать с каким-то хмырем на «мерседесе», они опаздывали на самолет, вот и...
— Ты хоть документы у них спросил? — заорал Глеб на капитана. — Их же просто могли похитить! Этих типов даже Мезальянц отправить мог! Эх ты, бесконечность!
— Э... — Боря впал в ступор. — Нет, не спросил. Но Егор...
— Да что Егор, свои мозги иметь надо.
Лэйла, которая до сих пор держалась, как железная, услышав от Виксы, что произошло за время их отсутствия, вдруг залилась слезами и убежала в дом. Змей плюнул и сел на краю пирса, свесив ноги в пустоту.
— Ты утром чего на карачках-то ползал? — спросила Викса у нервно грызшего ногти Татарина. — День вчерашний потерял?
— Нет, — ответил он. — А ты чего не спала?
— Да так, снилось всякое...
Это «ж-ж-ж» неспроста, подумал Глеб.
22
В аэропорту выяснилось, что на нас есть документы и билеты, о которых я вспомнил, когда увидел, как мимо нас проезжает «додж» Змея. Я не стал говорить в машине, я подумал — приедем в аэропорт, а там выяснится, что нам с Юсей без документов не улететь. Но красавец оказался серьезным типом и достал все необходимое из внутреннего кармана своего умопомрачительного пиджака.
Я надеялся, что нас задержат на таможенном досмотре, но «лемурийский интерфейс» оказался невидим для детекторов металла. Таможенники улыбнулись, пожелали счастливого пути и тут же забыли о нашем существовании.
Надо было встряхнуть этот остров! Надо было направленными подземными толчками разрушить взлетную полосу, расколоть землю и взорвать здесь вулкан, чтобы пепел закрыл все небо до самой России и не давал летать самолетам, только бы вернуться к Лэйле и Змею и хотя бы попрощаться как следует...
Конечно, ничего этого я не сделал. После минутного порыва сделать хоть что-нибудь на меня навалилась такая апатия, что хоть в петлю.
Мне показалось, что на периферии зрения маячат назгулы.
Часть 3. Возвращение блудного брата
1
Станция метро «Порт Роял» в Париже была переполнена — на линии были какие-то неполадки. Небритый мужчина в поношенном костюме с искрой, в нечищеных стоптанных туфлях — типичный неудачник, пока еще не опустившийся, но уже на грани, — с черным полиэтиленовым пакетом на левой руке, едва вырвался из толчеи, поднялся по лестнице к турникетам. Там он достал из пакета бутылку минеральной воды, сделал глоток и выбросил опустевшую тару в мусорную корзину.
Выйдя на бульвар Монпарнас, он свернул было направо, на Обсерваторский проспект, однако, дойдя до фонтана возле сада Марко Поло, вновь повернул направо, пересек бульвар Сен-Мишель и вышел к студенческому общежитию на проспекте Жоржа Бернаноса.
