Жизнь ничто. Есть смерть и согласие с ней. Нет страха.
Страх есть слабость.
Камень не знает слабости.
Он вытянул перед собой дэчай лезвие указало на нее и она взялась за него не вздрогнув когда ее искалеченные когда — то прекрасные руки сжали клинок она опустила его к груди к сердцу посмотрела на него он вновь кивнул и обнажил второй клинок дэчай клинок обычно покоившийся в рукояти клинок что он использовал лишь однажды он сжал его в руках он не вздрогнул когда открылись свежие раны скрытый клинок всегда был бритвенно остер он всегда разрезал и он всегда оставлял шрамы делать для прочего он был бесполезен об этом следовало помнить и в этом было все дело.
Он не плакал. Это будет знаком слабости.
Только дождь коснулся его глаз. Капли не были слезами.
Достойная смерть это истинная смерть воина ее смерть останется с ним навсегда шрамы на его руках не шрамы на его душе просто шрамы на руках достойная смерть куда лучше чем скользить прочь во тьму здесь одной в горах в дождь в ночи достойная смерть.
Она улыбнулась и прошептала что — то но он опять не расслышал ее.
Он сжал скрытый клинок боль теперь была жестока но он не вскрикнул сделать так будет бесчестьем для нее она также сжала руки насколько могла и она также не вскрикнула она была сильна и горда истинный воин она заслужила достойную воина смерть.
Он толкнул клинок вперед он скользнул в ее грудь и в ее сердце и оно мгновенно остановилось она умерла в ту же секунду и ее тело повалилось клинок его дэчай выскользнул из ее хватки сдавшейся только смерти он удержал его и поднял его с ее тела шрамы на его руках стали глубже но он не замечает его кровь на лезвии и что он видит и что было правильно что было достойно что было нужно.
Он не проливал слез. Она умерла достойно.
Конечно должен быть погребальный костер но как он не думал что он сможет сложить его сам есть то что должно сделать и он может не пережить это но все же это должно быть сделано он не знает хотела бы она костра не будет нужен огонь чтобы осветить ее путь в другой мир ее мужества и отваги будет достаточно ибо конечно же ее предки подарят ей другую жизнь где у нее будет шанс быть также отважной и так же достойной и так же прекрасной какой она была в этой.
Он надеется хотя бы на это.
Надежда не была слабостью.
Он наклонился и выпустил скрытый клинок дэчай из его израненных рук и он посмотрел в ее лицо ее глаза были все еще открыты все еще смотрели на него все еще улыбались ее красотой ее страстью он осторожно закрыл их и поцеловал ее в губы нет нет нужды в погребальном костре он не для нее.
Не было надежды. Была уверенность.
Камень полон уверенности.
Горы не знают сомнений. Никогда.
Он отвернулся от ее тела все так же не зная что толкнуло его прийти сюда но зная только что это было правильно и необходимо и что это должно было сделано и он ушел все также не чувствуя дождя все также не чувствуя холода не чувствуя ничего кроме решимости сделать то что должен.
Несколько стражников видели как он, вымокший до нитки и покрытый кровью, с окровавленным дэчай, шел по коридорам Широхиды, но никто не пытался его остановить. Никто не пытался заговорить или сделать что — либо.
Все они смотрели в его глаза и видели пустоту.
И все они чувствовали страх.
* * *
Хантибан, Первый Воин Клинков Ветра, повелитель Широхиды и будущий Император Минбара не мог уснуть. Он не мог даже медитировать, и потому провел ночь, тренируясь в одиночку, слушая ветер и дождь стучащие в стены его замка.
Он не знал, почему сон покинул его. Он даже не знал почему он испытывает такое странное… предчувствие. Он не был мистиком, не был пророком. Он был только воином, и знал достаточно чтобы признать что он далек от путей просветленных. Но он чувствовал что — то этой ночью. Что — то… пришедшее в движение.
Силу судьбы, наверное. Поворот колес рока.
Он не знал.
Он опустил дэчай и утомленно опустился на пол. Его тело болело. Железный Трон изранил его в бесчисленном множестве мест. Как всегда. Он ненавидел это безжалостное сиденье.
— Тебе это было легко. — прошептал он теням. — Ты никогда ничего не боялся, ты был великолепным Клинком Ветра. Камнем. Вот все чем ты был. Камнем. Ты об этом никогда не знал, да? Но ты им был и в этом беда.
Его брат не ответил, но Хантибан знал что он следит за ним. Его брат всегда следил за ним.
— Я никогда не был достаточно хорош. Никогда. Как я мог быть хорош — в сравнении с тобой?
— Что ж, я — буду. Я обещаю это. Я буду величайшим воином в мире. В истории. Тысячу лет они будут славить мое имя, когда ты и Шинген, и все остальные будут давно забыты.
Хантибан выдохнул и огляделся. Дождь был таким громким. Таким громким.
— «Что ты хочешь?» Вот о чем он спросил меня, Не думаю, что мой ответ его удивил. Он улыбнулся — улыбнулся! И он сказал что это будет сделано, но он ничего не знает. Никто из них не знает. Это не то что я хочу. Что с того что скажут воины через тысячу лет?
— Нет, я буду величайшим воином, брат. Это верно. Но в своих глазах, не в твоих, и не в их! Я хочу посмотреть на тебя, посмотреть на эту проклятую статую, что более живая чем когда — либо был ты! Я хочу посмотреть в эти каменные глаза и знать в своем сердце, что я был лучше чем ты!
— Что я был лучше тебя!
Он посмотрел вверх.
— Будь проклят, брат — прошептал он. — Разве это невозможно было доверить мне? Ты даже не попросил меня быть твоим кайшакунином. Разве это было так сложно? Я не подвел бы тебя — не в морр'дэчай. — Он взглянул на свои руки. На них не было шрамов. Не было отметин.
Они должны были быть. Хантенн должен был попросить его. Он исполнил бы его долг с честью, и с гордостью. Он с честью носил бы эти шрамы.
Но нет. Даже в смерти Хантенн ясно показал, что считает его младшего брата недостойным внимания.
Он взглянул на дверь. За ней послышался шум. Это был его личный тренировочный зал. Никто не входил сюда, кроме его личного наставника. Если не случалось чрезвычайного происшествия. Кто — то напал? Огненные Крылья? Нет, они не прошли бы так далеко, не будучи обнаруженными. Один из его клана? Они предали его?
Затем все сложилось в одну картину и он лишь проклял свою слабость, за то что он не понял раньше.
Он подошел к двери и открыл ее.
Двое его стражей стояли здесь, с обнаженным оружием, готовые к схватке. Маррэйн глядел на них — если то был Маррэйн. Это был тот, кто выглядел как он, стоял так как он, но у Маррэйна никогда не было такого чистого холода в глазах прежде. Никогда.
Хантибан вздрогнул. Он как будто снова заглянул в глаза его брата.
В руке Маррэйн сжимал окровавленный дэчай. Хантибан знал, что случилось. Почему он хоть на секунду поверил, что это будет иначе? Каменные глаза. Каменная выдержка. Отвлекавшая его умерла и в смерти своей она послужила спусковым крючком, высвободив все, что она сдерживала при жизни.
— Пропустить его. — приказал Хантибан.
— Но, лорд…
— Пропустить. У нас есть… личные дела которые надо обсудить. Когда мы закончим, ему позволят покинуть Широхиду. Никто не будет ему препятствовать. Никто! Что бы ни случилось, ему будет позволено уйти и не будет чиниться препятствий. Приказ понятен?
— Да, лорд. — ответили они, как один. Они шагнули в стороны и позволили Маррэйну войти в покои. Когда он вошел, Хантибан закрыл дверь и взглянул на его Второго Воина. Он не мог удержаться и не посмотреть на руки Маррэйна. Перчаток у него не было. Да, порезы были на месте. Они все еще кровоточили.
Отметина кайшакунина.
— Итак, она мертва? — проговорил Хантибан. — Это к лучшему, Маррэйн. Она предавала нас. Она предавала всех нас. Она отвлекала тебя, не давала тебе стать тем, чем ты мог бы быть.
Маррэйн не сказал ничего. Дождевая вода стекала к его ногам, смешиваясь со все еще капавшей кровью.
— Их слишком много. А мы множимся слишком медленно. Шинген знал это, когда он разбил нас, и это лишь подтвердилось в Маркар'Арабар. Сколько из нас умерло там? Но ты выжил. Сильные выживают и становятся сильнее. Теперь ты станешь еще сильней.
Разве ты не понимаешь этого, Маррэйн?
Ответа все так же не было.
— Ты любил ее? Нет, я так не думаю. Она сказала нам, что ты не любил. Она тоже станет сильнее, после того что с ней было сделано. В следующей жизни она будет лучше, чем была в этой. Не знаю, понимала ли она это. Ты понимаешь, Маррэйн. Это, по сути, только к лучшему для нашего клана.
Первым Воином быть тяжело. Моему брату это, похоже, удавалось без труда. Он все делал так легко. Он был силен, не так ли? Благородный муж. Достойный и истинный воин.
Но он правил слабыми. Ты не был слабым — но было слишком много других. Он никогда не думал о том, чтобы сделать сильными остальных. Зачем это ему, если он силен сам? Что ж, я не так силен, но я создам сильных из тех, кто следует за мной. Если мне потребуется уничтожить для этого половину клана, что ж, оставшихся я сделаю подобными камню.
