Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Зайдя к Лаврентию Павловичу, мы козырнули, и Яша доложил:

— Товарищ народный комиссар, старшие лейтенанты государственной безопасности Зильберман и Стасов из служебной командировки прибыли. Готовы к выполнению новых заданий.

Берия, все это время стоявший у своего стола, хмыкнул и обошел вокруг нас. После этого он встал передо мной, посмотрел в глаза и устало спросил:

— Стасов, скажите, вы раньше тоже собирали вокруг себя неприятности? — и, не дожидаясь моего ответа, продолжил: — Складывается такое впечатление, что там, где вы оказываетесь, рано или поздно что-то произойдет. Нам что, вас действительно в камере запереть? — Помолчав, он сам себе ответил: — Нет. Чего доброго, вулкан образуется. Что вы молчите, Стасов? А вы, Зильберман? Вам что было сказано? Как вы должны были действовать в Волновахе? Плюнуть на все, схватить этого обормота в охапку и со всех ног кинуться подальше от фронта. А вы? В войну поиграть захотелось?! Пострелять?! А если бы Стасов к немцам попал?!! Вы пред…

Тут я решил вмешаться, и будь что будет!

— Не попал бы, товарищ нарком! Уж застрелиться бы я смог.

В какой-то момент мне показалось, что Лаврентий Павлович сейчас плюнет на все и просто пристрелит меня, такой взгляд у него стал. На мое счастье, он сдержался, опять сел за стол и более спокойно продолжил:

— Хм, не попал бы. А если бы ты потерял сознание или ранен был? Как дети малые! Хорошо, что все так закончилось. — Он потер грудь с левой стороны. — На вас никакого здоровья не хватит. Ладно. Свое вы еще получите. А сейчас… Даю вам три дня отпуска, и… молодцы, что остались живые. Идите!

Интерлюдия.28.12.1941. Юзовка (Сталино).

Кабинет руководителя полиции безопасности и СД генерального округа Сталино, начальника Айнзацкоманды 6, штурмбаннфюрера СС, доктора Эрхарда Крогера.

— Бляшке, надеюсь, у вас что-то действительно важное? — Крогер был не в настроении. Пять минут назад у него состоялся очень неприятный разговор с его непосредственным руководителем, начальником Айнзацгруппы Ц, бригадефюрером СС и генералом полиции, доктором Максом Томасом. Из разговора следовало, что Крогером недовольны, причем была неясна причина этого недовольства. Дело двигалось, работа полиции из местных кадров налаживалась. Коммунистов успешно вылавливали. С «еврейским вопросом» тоже было все нормально. Буквально вчера заместитель бургомистра Юзовки принес проект образования еврейского гетто. Так нет же, получил непонятный разнос! Видимо, кто-то «напел» начальству непонятно что! Ну, ничего, ничего, разберемся и с этой проблемой. Старый друг Рейнхард (Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих, временно исполняющий обязанности рейхспротектора Богемии и Моравии, начальник Главного управления имперской безопасности, обергруппенфюрер СС и генерал полиции) поможет, если к нему обращусь. А пока разберусь сам.

— Так как, Бляшке, серьезный вопрос или нет? — Один из подчиненных следователей одновременно нравился Крогеру и раздражал его. Нравился профессионализмом, въедливостью и этим же раздражал, особенно в такие минуты.

— Важное, господин штурмбаннфюрер. Один из допрашиваемых коммунистов сообщил, что в окрестностях Волновахи спрятан раненый сотрудник НКВД, входивший в группу Мехлиса. Якобы он был приставлен лично Берией для скрытого охранения, но не самого Мехлиса, а какого-то старшего лейтенанта, входившего в группу.

— Да? Это действительно важно. С каких пор главный полицейский комиссар назначает охрану своим сотрудникам невеликого звания? Лично, и при этом негласно? Странно, очень странно. Вот что. Срочно направить группу для захвата раненого офицера. Использовать только подразделение СС. В группу включить медиков, он нужен живым. Лично возглавляйте операцию. Вам все ясно?

— Так точно, господин штурмбаннфюрер. Разрешите выполнять?

— Действуйте, Бляшке, действуйте.

Три дня с Олесей, три дня счастья! Трудно описать словами мои чувства, когда я, позвонив в дверь, увидел любимые глаза! Три дня пролетели как один миг, миг любви. Но все, увы, заканчивается, и пришлось возвращаться на службу. Но за эти три дня мы сделали самое главное — поженились. Узнав об этом, Мартынов аж крякнул, а потом… Я думал, что у меня ни одной целой косточки не останется — так он меня сдавил в объятиях, а Зильберман, прыгая вокруг, как невоспитанная обезьяна, блажил что-то неразборчивое, но явно одобрительное! А дополнительного отдыха не дали! Редиски! Но даже это не мешало мне быть самым счастливым человеком на земле! Вернувшись к старой работе, я обнаружил, что состав группы значительно изменился. Еще до поездки в группу прикомандировали нескольких молодых ребят. Я еще жалел тогда, что познакомиться толком не успели. Оказалось, что это и к лучшему. В группе решили оставить только «стариков». Не знаю, какова причина этого, может, руководство посчитало новые проявления «попаданчества» невозможными, может, еще что. Но факт остается фактом — новых людей нам не дали. А вот бумаг, пожалуй, прибавилось. «Убил» меня рапорт одного капитана — летчика с Северного фронта. В нем он описывал встречу с «классической» летающей тарелкой, даже нарисовал ее! Увидев это, я просто обалдел! Заметив мою реакцию, Яшка и Олеся подскочили к моему столу, выпытывая, что такого интересного я нашел. Показав им рапорт, мне пришлось им рассказать, почему меня это так поразило, а потом пришлось повторять мой рассказ у Мартынова. Естественно, что-то связное на эту тему я рассказать не мог. Так, мешанина из прочитанного и просмотренного в «сенсационных» передачках. Итог закономерен: звонок по телефону и — здравствуй, подвал! Здравствуйте, «люди в белых халатах»! Хорошо, что дома Олеся смогла быстро избавить меня от головной боли, иначе совсем грустно было бы.

Так, без особых происшествий, прошел весь январь. Если верить сводкам Совинформбюро, то немцам было очень плохо. Только вот на юге они добились определенного успеха — взяли Мариуполь. Огромная территория оказалась отрезана от основных сил Красной армии, и исправить это положение никак не получалось. А у нас в группе работа шла по стандарту. Ужасно надоели все эти рапорта, не говоря уж о доносах. Хотя некоторые были довольно любопытными, написанными на высочайшем уровне. В них человека впрямую ни в чем не обвиняли, просто сообщали, что его действия вызывают неясные сомнения, и все. Но когда вчитываешься в написанное, складывается картина, что речь идет о глубоко законспирированном талантливом агенте. Я больше чем уверен, что по таким доносам люди наверняка арестованы. Талантливый мерзавец писал! Интересно, чего он добивался? Должности? Или, быть может, убирал конкурента в борьбе за женщину? Немного пофантазировав на эту тему, я, вздохнув, взялся за следующую стопку бумаг.

Первое, на что я наткнулся, это почти полная копия предыдущего доноса. Поменялись имена, даты и некоторые обстоятельства. Ах да! Еще город сменился. Город? Как город? Я достал предыдущую бумагу: разница в три дня, разные города и почерки, но один стиль. Доносы были как братья-близнецы, сделавшие разные прически. Ну не бывает таких совпадений! Позвав ребят, я показал им бумаги и рассказал о своих рассуждениях, и через час совместных поисков передо мной лежало два десятка почти одинаковых бумаг из четырех городов: Куйбышева, Ленинграда, Свердловска и Тулы. Помимо стиля, их объединял еще один момент — во всех доносилось на ведущих инженеров оборонных предприятий. Не на генеральных конструкторов и начальников, а скорее на их правые руки. Еще раз просмотрев все бумаги, мы убедились, что ничего не пропустили. Я сел писать рапорт Мартынову, а Яша и Олеся пошли за папками с уже отработанными материалами, ведь вполне возможно, что найдутся еще «сюрпризы».

Как всегда, в кабинете Мартынова было жутко накурено.

— Товарищ майор, разрешите?

— А, Стасов! Заходи, заходи. Что у тебя? — Мартынов перевернул бумагу, на которой делал какие-то пометки, обратной стороной и вопросительно посмотрел на меня.

— Вот, Александр Николаевич, нашел кое-что. — Протянув бумаги, я продолжил: — Правда, не совсем то, что искал… вернее, совсем не то, но…

Прочитав мой рапорт, Мартынов бегло просмотрел доносы и, побарабанив пальцами по столу, спросил:

— Ты представляешь, что ты накопал, если все подтвердится?

— Да, товарищ майор. Очень похоже на то, что минимум на четырех стратегических предприятиях в КБ сидят агенты немецкой разведки. Причем занимают они не самые маленькие должности. Зная работу нашей системы, они, скорее всего, таким способом влияют на развал производственного процесса. Вполне возможно, что по такому же принципу действуют и в других отраслях — от армии до… — Мгновение помолчав, я продолжил: — А доносы наводят мысль на разработанный шаблон, в рамках которого они и работают. Согласитесь, что, не будь других бумаг перед глазами, начинаешь если не верить написанному, то как минимум сомневаться в человеке, на которого она написана. А значит, на местах эти люди, скорее всего, уже отстранены от работы. Даже если впоследствии разберутся, что это ложь, вред будет нанесен серьезный.