не сломить.
Достал из багажника спецом купленный веник, и обмел авто. С волками жить…
Попутно поясняя Сашке, что пионерия, понимаешь.
Как выяснилось, она живет с родителями, в Останкино, в смысле в Марфино.
Наши с ней отношения были уже столь глубоки, что я вслух стал потрясен. Что вот так вот и бывает. Деревенская простушка из глубинки, окрутит москвича и давай выпендриваться.
Был снисходительно утешен фразой, что только дремучий провинциал типа меня, согласится жить в той конуре, где ты живешь, Боб. А настоящие, исконные москвички любят комфорт и простор.
Тут я слегка запаниковал, исполнившись подозрений.
— Вы не в Шереметьевском дворце живете?
— Боб…- снисходительности этого тона, мне еще учится и учится — с чего ты решил что там комфортно?
— Ну-да, ну- да. Чистенько, но бедненько.
Сначала, я решил было рулить на Сретенку, а по ней выбраться на Первую Мещанскую и на Ярославку. Но вовремя вспомнил, что там ремонт покрытия и полнейший треш даже ночью. И, выехав на Трубную, двинул к Театру Красной Армии.
Прежде чем начать ездить по Москве, я внимательно изучил карту, и поэтому вполне ориентировался. Так что самый прямой путь лежал по Октябрьской улице. И — всего два жд переезда. В отличие от четырех на Дмитровском шоссе, не говоря о Ярославке.
А Октярьская сейчас — двусторонняя, и получится быстро, решил я.
Попутно, мы с Сашей ни на секунду не прекращали выяснять отношения. Что могла бы хотя бы сделать виноватый вид. Я, вообще то, мало того, что бит, но и осужден пролетарским судом. А настоящая подстрекательница, мало того что не чувствует вины, но еще и глумится надо мной несчастным.
Она погладила мою ладонь, и сказала:
— Прости, Ром. Ты так смешно отшучивался. Так злился. Я думала, ты сейчас выйдешь, и саданешь по ним каким нибудь срамным стихом. С матерком и похабщиной. Они и переключатся на новую тему. А то и вправду, как то противно было.
— Тут ты права. Такого концентрированного… эээ…в нормальной поэзии не сыскать.
— Еще один эксперт — фыркнула она.
— Я, Саша, достаточно разбираюсь в поэзии, что б не любить ни Бальмонта, ни Сологуба, ни Шенгели. Не говоря об этих всех официальных иконах.
— И что же такому специалисту кажется достойным внимания?
— Меня, Александра, интересуют вопросы бытия. Не быта, но бытия.
— О! И как же это выглядит?
Хе, я собрался было вдарить Бродским. Но решил крупную артиллерию попридержать.
— Вот, к нынешней ситуации, подходит идеально.
И я начал, ритмично стуча по рулю:
Я озаряем светом из окон,
Я под прицелом власти и закона.
Вот человек выходит на балкон,
Хотя еще не прыгает с балкона.
Какая ночь, какой предельный мрак,
Как будто это мрак души Господней,
Когда в чертог и даже на чердак
Восходит черный дым из преисподней
О, Боже, я предельно одинок,
Не признаю судьбы и христианства,
И, наконец, как жизненный итог,
Мне предстоит лечение от пьянства.
Я встану и теперь пойду туда,
Где умереть мне предстоит свободно.
Повсюду в реках стылая вода,
И в мире все темно и превосходно.©
— С ума сойти! — воскликнула Сашка- И ты, Борисов, полтора часа слушал бездарный пафосный бред⁈
— Ты не поверишь, Саш, мне было интересно, особенно поначалу. Не каждый день увидишь рептилоидов в жизни.
— Рептилоидов?!!
Мы проехали мимо театра Красной Армии, и свернули в узкую Октябрьскую.
— Это тебе не Фрейд какой-то. Это серьезная научная теория. Ученые выяснили, что инопланетные враги человечества, в бессильной злобе, засылают на землю вообще, и к нам тоже, тупых рептилоидов. Они внедряются в мозг слабых умишком.
— Зачем⁈
— Пфф… неужто непонятно? Протолкнуть в вожди такого же, рептилоидного. Чтоб устроить войну. И сцепится с другим таким же вождем. Самым великим считается тот рептилоидный вождь, у которого больше трупов.
— Постой. Тот, у кого меньше трупов?
— Что бы вы, Александра, понимали! Это у людей. А у инопланетян, чем больше трупов повсюду валяется, тем больше величия, и гениальней вождь.
Мы пересекли Сущевский Вал, увернувшись от ночного такси, решившего, видимо, что помеха справа — не повод тормозить. Тут я сообразил, что мы едем Марьиной Рощей. Вполне, безлюдное место. С другой стороны, шестой час, все только просыпаются.
Александра Илларионовна, естественно сразу проехалась по водительскому мастерству любителей впечатлять девиц. А я, естественно, сообщил что смысла впечатлять втрескавшуюся в тебя девицу — никакого. Знай следи, чтоб не бросилась на тебя в порыве страсти, когда ты за рулем. Отсюда невнимательность к дорожной обстановке.
— Знаешь, Боб! Беги к писателю Алексею Толстому. Он известный фантаст. Бог с ними, с рептилоидами, мало ли чего не бывает? Но что бы в тебя влюблялись девицы⁈ Находу придумать такую фантастику, всего лишь для того, что бы не признаваться, что не умеешь водить⁈
Я чертыхнулся. За этой всепоглощающей беседой, мы проехали Марьину Рощу и выехали к переезду. Но проехать его не успели.
Заныл похожий на пастуший рожок ревун, замигал красным семафор, и, у нас перед носом, опустился шлагбаум.
Некстати вспомнилось, что через мои руки проходили какие-то бумаги, о Московском Железнодорожном Узле, что постоянно идет впереди прогресса, и даже начал испытания автоматических шлагбаумов. Занятно то, что бумаги шли из отдела пропаганды ЦК. Дескать, передовой опыт, и вообще нужный пример…
Вот этот вот пример, и перекрыл мне дорогу. Я решил было плюнуть, и проехать, объехав опустившуюся перед носом преграду. Не успел, слава богу. Откуда то справа, вынырнула спарка парящих и чухающих паровозов, и потащила мимо нас бесконечную череду груженых платформ, цистерн, и столыпинских вагонов. Я заглушил двигатель и откинулся на сидении. Состав двигался весьма не торопясь, метрах в тридцати от капота авто.
С площадки одного из проезжавших вагонов спрыгнул какой то чувак. Кирзачи, фуфайака, кепка, сидор за левым плечом. Мельком взглянув, я решил, что какой то железнодорожник ночной смены. И повернулся к Сашке, с твердым намерением закрыть ей рот. Желательно поцелуем, потому что ничего интереснее и не успеем, да и какой смысл то, наспех? Но, можно и поболтать. Чего собственно стесняться то…
Но тут, мужик, спрыгнувший с поезда, подошел совсем близко к капоту, и неожиданно достал из кармана этого своего ватника наган. Который и навел на меня, подходя к водительской двери.
— Ой! — сказала Сашка.
— Кажется, это тот самый инопланетянин, Саша. — честно говоря, я
