За почти две недели тяжелейших ежедневных боев полк потерял около трети от первоначального состава. У пикировщиков потери были еще выше. Но, тем не менее, переправы продолжали регулярно уничтожаться. Впрочем, как и восстанавливаться. На первый взгляд могло показаться, что пилотам особой авиадивизии поручен сизифов труд, но при взгляде на общую картину результаты были очень даже заметны: обеим наступающим группировкам противника встретиться, замкнув кольцо окружения, все еще не удалось. И вряд ли уже удастся - подтянувшиеся советские резервы начали вступать в бой. В этом была и некоторая толика заслуг летчиков особой авиадивизии.
Но эта самая глобальная картина наблюдалась пока только с высоты штаба фронта или еще выше, а на аэродроме истребители полка готовились уйти в следующий рядовой боевой вылет. Задание стандартное - штурм очередной переправы. Координаты целей исправно поставляла разведывательная авиация, вооруженная специальной модификацией бомбардировщика Ту-2, и Андрей не раз похвалил себя за то, что настоял в свое время на как можно более быстрой ее разработке. Машины одна за одной уходили в небо. Последним сегодня взлетел сам командир полка - техники еле успели закончить профилактическую переборку движка. А то тот стал что-то плохо тянуть в последние дни. Обычного мандража перед боем сегодня почему-то не было - то ли сказывалась накопившаяся за две недели непрерывных вылетов усталость, то ли подсознание так отреагировало на резко снизившуюся за вчерашний и позавчерашний день активность немецких перехватчиков. Они тоже понесли потери, и немаленькие.
Однако на подходе к цели вдруг обнаружилась группа истребителей противника. Не успела охранявшая левый фланг построения эскадрилья По-седьмых парировать угрозу, как справа появилась еще одна. Воронов, паривший в километре над общей группой в компании своего ведомого (целое звено в резерв из-за потерь выделить уже не получалось), вовремя направил к ней вторую эскадрилью. Такое отклонение от стандартной немецкой тактики казалось подозрительным, и он внимательно осмотрелся вокруг. Интуиция не подвела: справа-сверху стремительно подходила не замеченная никем четверка двухмоторных истребителей. Они уверенно направились в сторону ведущего наших пикировщиков. Если его собьют, то строй потеряет управление и рассеется, сбившись с боевого курса. Этого допустить нельзя!
Андрей «нырнул» вниз, разгоняясь, потом выровнялся, забирая вправо и выходя в лоб стодесятым. За счет большей скорости он вырвался далеко вперед от пикировщиков и вполне мог успеть помешать атаке противника. Еще на снижении он заметил, что четверка тяжелых перехватчиков разделилась - вторая пара сильно отстала от передней, километра на два. Что осложняло задачу, но думать об этом было уже некогда…
Вот они несутся лоб в лоб. Враг и не думает сворачивать - видимо, и для него выполнение поставленной задачи превыше всего. Не очень характерное поведение для немцев, но тем не менее… Краем глаза Воронов успевает заметить, что ведомый противника змейкой пытается встать на немного пересекающийся курс, чтобы попасть в Андрея. В это время ведущий немцев все-таки не выдерживает и рвет свою тяжелую машину вверх. Его ведомый и Воронов открывают огонь одновременно. И оба попадают! Советский пилот удачнее - немец сразу взрывается. Но и у самого вся кабина в дыму и заклинил руль высоты. Однако мотор продолжал работать. Андрей попытался было открыть фонарь, чтобы проветрить кабину - не получилось. Тогда он рванул за ручку аварийного сброса - и кусок плексигласа улетел в пространство. Воздух в кабине сразу очистился. Ничего, даже в таком состоянии до линии фронта дотянуть можно. Прыгать же над территорией, занятой противником, Воронову крайне не хотелось, по понятным причинам.
И тут, прямо перед носом, он заметил вторую пару стодесятых, про которую уже успел подзабыть. Она неслась прежним курсом, явно собираясь закончить дело своего, уже несколько секунд как покойного, командира. Педалями чуть качнув прицельную линию влево, Андрей нажал на гашетку, не особо надеясь попасть. Но как будто кто-то сегодня направлял его руку - с расстояния метров в шестьсот было ясно видно, как очередь двадцатимиллиметровых пушек «семерки» уперлась точно в кабину вражеского истребителя. За оставшиеся секунды полторы Воронов успел отчетливо понять, что самолеты несутся в одну и ту же точку, что вражеский летчик наверняка убит и отвернуть не сможет и что, наконец, у него самого руль высоты заклинен…
Последним, что увидел пилот, был дымящийся силуэт стодесятого, стремительно заполнивший собой всю переднюю полусферу…
В лицо бил поток холодного воздуха, и он заставил Андрея открыть глаза. В первые мгновения его охватил животный страх - как мутное еще после потери сознания зрение, так и все остальные чувства кричали о том, что он находится в свободном падении. Только через пару секунд Воронов вспомнил обстоятельства, предшествовавшие его появлению в таком «интересном» положении. Он столкнулся со сбитым им же самим самолетом противника! Судя по последней сохранившейся в памяти картинке, столкновение все же не было строго лобовым. Машины двигались в разных плоскостях, и удар пришелся в основном на крыло. Что и дало, по-видимому, шанс выйти из такой малоприятной ситуации живым. Привязные ремни не выдержали удара, и на фоне общего разрушения конструкции самолета пилота просто вышвырнуло из кабины. Хорошо еще, что он перед столкновением аварийно сбросил фонарь кабины - пробитие головой плексигласовой пластины сантиметровой толщины вряд ли положительно сказалось бы на самочувствии. Которое и так не особо…
Пронесшееся в голове воспоминание о происшедшем вновь уступило место липкому страху. Дальше-то что? Рука метнулась к заветному месту, где должно располагаться раскрывающее парашют кольцо. На месте, слава богу! Андрей радостно рванул его, в последнее мгновение сообразив, что наличие кольца не всегда означает наличие самого парашюта. Но нет, тросик вытянулся с правильным усилием. Резкий рывок, боль в ноге, хлопок наполнившегося купола. «Да что за день сегодня такой - то нереальная пруха, то наоборот!» - чуть не закричал новоявленный парашютист, вися вниз головой. Видимо, парашют все же был не совсем на месте - при раскрытии часть строп обвилась вокруг правой ступни летчика. Кроме весьма неудобного, мягко говоря, положения для приземления, это привело еще и к неполному раскрытию купола. Часть его беспомощно трепыхалась в набегающем потоке воздуха, и земля, и так не очень уже далекая, приближалась гораздо быстрее, чем положено. Воронов, превозмогая слабость и боль во всем теле, начал лихорадочно распутываться, остро жалея, что не имеет положенного каждому уважающему себя парашютисту стропореза.
