– Охолонись, – строго сказал Турберн. – Вот займем Шемаху, и кувыркайся хоть до одурения. По коням! Поехали наших встречать...
* * *
Утром солнце осветило безрадостную степь, редко где отмеченную зеленой арчой, купами дубов или порослью кизила. А вот там, где селились люди и хватало воды, колыхалась не трава, а пшеница. Зеленели виноградники. Зрел хлопчатник.
Впрочем, варяги (а их в поход отправилось четырнадцать сотен) старались обходить селения стороной – не стоило размениваться на мелочь, когда впереди ждал крупный приз.
Поначалу наведывались – реквизировали коней и мулов, но вскоре вся пехота превратилась в кавалерию. Конники из варягов получились хреноватые, да от них и не требовались фокусы джигитовки. Главное, прибытие в Шемаху резко ускорилось – и никто из местных не успевал предупредить шаха о непрошеных гостях.
На второй день на севере поднялись невысокие горы, склоны которых были покрыты густым лесом из дуба, граба, карагача. Толстые плети дикого винограда и плюща заплетали деревья, как лианы, а можжевельник больше походил на сосну – до такой величины вымахивал.
Перевал отыскали не скоро, но спуститься по другую сторону хребта удалось без проблем.
И вот настала та долгожданная минута, когда князь Инегельд выехал на высокий холм и сказал:
– Шемаха!
Он вытянул руку с плеткой-камчой, указывая на серые стены города, сложенные из плитняка. Множество плоских крыш и глянцевых куполов теснилось за ними, а выше их, превосходя даже шпили минаретов, поднимались палаты дворца Гюлистан.
Шемаха лежала меж лесистых гор, ее окружали семь нарядных караван-сараев, зеленые сады и виноградники. Расстояние скрадывало грязь и вонь, нищету и убожество – издали Шемаха смотрелась очень даже ничего.
Турберн, а за ним и вся «чертова дюжина» поднялись на холм, легонько понукая коней.
– И много у той Шемахи защитничков? – спросил Железнобокий, щурясь на солнце.
– Мало! – уверенно сказал Саук. – Совсем мало! Тысяча и еще две сотни аскерхасов[42] – они во-он там, на горе, в лешгергяхе – военный лагерь такой... Во дворце сидят двести телохранителей-джандаров. Ну оруженосцы еще, миршабы – это конные стражники. А больше и нет никого!
– Вперед! – величественно сказал Боевой Клык, и войско тронулось, спускаясь в долину.
Шемаху загородили пологие холмы, за холмами буравила землю мутная речушка, кусты дикого орешника обозначали русло. Вразброс росли карагачи, а далее виноградники чертили зеленые рядки по склонам.
– Чо! – послышалось из низинки. – Чо-о!
Мемекая, выбежали овцы, за отарой поспешали два пастуха, старый и малый. Оба были в меховых душегрейках-кюрди на голое тело, вязаных носках-джорабах и остроконечных овечьих папахах.
Узрев огромное войско, чабаны растерялись, и овцы этим тут же воспользовались – стали разбредаться. Но лохматые пастушьи собачищи дело свое знали туго – рыча и клацая зубами, они сначала собрали отару, а потом облаяли варягов. Кто-то, кажется, Стегги, достал лук, но князь остановил его жестом.
– Я вас приветствую! – сказал он, покосившись на Олега.
Полутролль перевел, и старый чабан поклонился.
– И мы приветствуем тебя, – сказал он нараспев. – Живи, пока светит солнце и луна!
– Олег, – проговорил князь, продолжая милостиво улыбаться, – расспроси их, что тут и кто где.
– Звать вас как? – спросил Сухов.
– Да что мы... – застеснялся старик-чабан. – Овец пасем... Сахлом меня зовут.
– А я – Сунбат, – представился молодой и зарделся.
– А скажи-ка, почтенный Сахл, где ширваншах обретается? В городе ли он?
– Дык как же? – вылупил глаза чабан. – Уехали оне еще на той неделе, да.
– Охотиться изволят, – вставил Сунбат.
– Сегодня вернуться должны, – снова взял слово Сахл, – да! Знатные из города уже и встречать его выехали. Видали мы, как торопились...
– Валили толпой! – добавил молодой.
Выспросив, куда и по какой дороге отправилась знать, Олег выложил полученную информацию князю.
– Отлично! – оценил сведения Клык и подмигнул Турберну. Железнобокий мигом всадил клинок Сахлу в бок. Сунбат в ужасе метнулся бежать и попал на меч Ивора. Пропели три стрелы, обрывая жизни верных волкодавов. Отара начала медленно разбредаться...
– Вперед, братие! – загремел Клык. – Перехватим служилых, а шаху засаду устроим!
– Любо! – зашумела братия.
И зашагала в ускоренном ритме. Проползли мимо виноградники, нашла тень тутовых садов. То слева, то справа открывались каменные стены червоводен, откуда драгоценные коконы доставляли на шелкопрядильни города. Конечно, качеством ширванский шелк уступал китайскому, но покупали его охотно, торгуясь лишь для приличия.
– Разделяемся! – скомандовал князь Инегельд, когда варяги вышли на дорогу.
В Шемахе было шестеро ворот, открывавшихся в сторону Баку, Дербента, Шеки, Шабрана, Аррана. Тот путь, по которому возвращался ширваншах, вел в Мугани. Узкая, извилистая дорога вильнула в очередной раз, ныряя в обширную сосновую рощу, и до Олега донесся смутный шум – шарканье и говор толпы.
Вскоре варяги обошли встречающих, перекрыли дорогу впереди и отрезали путь к отступлению. Шемаханцы заголосили, призывая Аллаха и проклиная «проклятых шайтанов с холода», но покорились при виде извлеченных мечей.
Кого только не было в цветастой толпе! В общем строю выступали небедные ремесленники в серых войлочных шляпах, желто-серых чекменях-косоворотках и легких башмаках из овечьей шкуры. Шли землевладельцы в кафтанах-архалуках и длинных накидках-чухах. Старосты прели в меховых шапках, кожаных чекменях и длинных сафьяновых сапогах. Впереди топтались купцы в синих халатах из парчи, затянутых кушаками.
– Вяжите их десятками к одному ремню! – приказал Клык. – Сотня Асмуда пущай посторожит, а мы пошли встречать шаха!
Варяги загоготали и двинулись по дороге, выбирая место для засады. Олег только головой покачал. Никто не учил ярлов с конунгами стратегии и тактике, кроме их дедов и прадедов, и варяги вечно импровизировали, полагаясь то на богов, то на себя, то на удачу. И ведь побеждали же!
Место для скрытного ожидания нашли без труда – там, где дорога сужалась до того, что лишь одна телега могла протиснуться между огромными валунами, зелеными от покрывавших их мхов. Скалы и сосны хорошо укрыли варягов, а вся дорога лежала перед ними и пониже них.
Олег присел на ствол поваленного дерева и приготовился ждать. Рядом примостился Пончик, вид у него был расстроенный.
– Ты из-за пастухов переживаешь? – угадал Сухов.
Шурик кивнул.
– Ну зачем их было убивать? – выговорил он, нервно потирая ладони. – Просто так, вот взяли и зарезали!
