Так, что видимо на острове Мурано ждала его толпа кинутых женщин, месть которых показалась ему более страшна, чем стакан расплавленного стекла в горло, который, как рассказывали, заливали стеклодувам, сбежавшим оттуда.
Печь на мой непрофессиональный взгляд строилась вполне удовлетворительно, и я пошел посмотреть, как приготовлен класс для моих будущих лекарей.
Да, увы, класс, конечно, был не такой, как я бы хотел, но на первое время и такое помещение вполне сойдет. Тем более, что есть вполне четкое распоряжение царя взять в учебу живописцев, так. что будет возможность, расстроить классные помещения. И к тому же будущие живописцы вначале займутся приготовлением красок для себя любимых, ведь не будем же мы покупать краски, для учебы.
Сегодня у меня был еще относительно спокойный день. Все больные, нуждающиеся в лечении были записаны на утро следующего дня.
Так, что я решил сегодня все-таки выслушать своих помощников подчиненных.
Совещание было решено провести в моем кабинете:
Я сидел во главе стола с пачкой страшноватой желтой бумаги, на которой планировал записывать все, что необходимо было мне сделать.
Первым, как обычно рвался доложить мой ключник. Тот сообщил, что на данный момент у нас в усадьбе строится сразу несколько объектов, из-за чего возрастает опасность пожаров, правда печь для варки стекла возводится в каменном здании, но перекрытия у здания все равно будут деревянные, потому, что перекрыть крышу камнем или кирпичом будет очень дорого. На что я отметил себе, уточнить с каменщиками эти проблемы. Потом все разговоры перешли на новую вотчину. Весь ее руководящий состав был схвачен вместе с боярином на границе с Литвой, и сейчас сидел в уютной тюрьме и ждал решения своей участи, а два села и десяток деревень были в полном недоумении. Поэтому было решено срочно отправить гонца в наше Заречье, с тем, чтобы вызвать старосту Лужина в Москву и заключить с ним ряд на должность тиуна, дабы он смог на полном праве осуществлять руководство обеими вотчинами. А также я хотел обговорить с ним вопрос лавках, в Москве, в которых бы наших крестьяне продавать свои изделия, если такие у них будут, а не отдавать их за бесценок приезжим купцам. Нам с Федором казалось, что Лужин с удовольствием возьмется за эту работу, вот только, как выразился Федор:
– Глаз, да глаз за ним нужен, почует, что присмотру нет, делов натворит.
Когда Федор начал разговор про доходы расходы, я сказал, что этот вопрос мы с ним обговорим отдельно. И предложил доложить Антону, как дела в нашей мастерской. Тот сообщил, что в мастерской-лаборатории произошло полное затаривание спиртом и эфиром, поскольку я запретил продажу всего этого. Хотя со стороны многих лекарей имеются просьбы о продаже дурман водки, и спирта. Но с моей стороны пока ничего не сделано для легализации такой продажи, и если в ближайшие дни я этого не решу, то дальнейшее производство можно останавливать, поскольку для внутреннего потребления всего в избытке. Кроме того, переработано две бочки золы водорослей и получившийся йод, лежит в глиняной бутылке с залитым смолой горлышком, как я и велел. Кроме того, в Москве из-за наших покупок взлетела вверх цена на купоросное масло, и если бы боярин придумал, как и его делать самим, то было бы очень неплохо.
Я спросил, как дела у его учениц и он доложил, что наркоз собакам они проводят уже вполне успешно, правда, для начала пришлось девок слегка поучить, благо розог у него всегда есть в запасе.
Федор в ответ на это сказал, что Антоха не тем местом девок учит, на что мы все вместе поржали, и только Гильермо в недоумении переводил глаза с одного на другого не понимая, чего мы развеселились. После того, как мы переодели нашего итальянца в обычную одежду, да еще он перестал подстригать бороду, внешне он не отличался от наших мужиков абсолютно.
А вчера вечером Верка Маньшева, якобы многозначительно, заявила подругам, что приданое от боярина у нее почти в сундуке, и что Гильермо уже готов идти в церковь. А водку он пил уже так же, как все остальные и по виноградному вину особо не тосковал.
Итак, мы составили расписания учебы наших лекарей, и художников, только вот последних еще не было в наличии, я даже не знал, откуда их нужно будет брать, может в этом мне поможет митрополит?
Я опять с пятое на десятое попытался объясниться со своим стеклодувом, как долго он планирует стройку и что ему еще нужно для этого. Эти объяснения заняли, дольше всего времени, но все-таки я кое-что понял.
Когда мы закончили все обсуждения, я приказал накрыть стол и мы, пригласив еще начальника охраны слегка посидели. Фекла крайне неодобрительно следила за моим панибратством с персоналом, но молчала в тряпочку.
Я к своему удивлению не напился и потом еще долго сидел и думал, о том, как много предстоит сделать, и как много препятствий на этом пути.
Утро вновь принесло свои заботы, все уже знали, что моя работа у царя окончена и с утра повалили желающие на удаление зубов, бородавок и прочего.
Теперь мне было легче, в том плане, что кроме Антона у меня было еще две девушки, которые уже не падали в обморок при виде клещей и прочего пыточного инструмента, и внимательно следили, за руками Антона, как он дает наркоз. К тому же они готовили приходящих женщин к лечению, помогали раздеваться и прочее, и не надо было кучу посторонних пускать в пусть не стерильное, но все-таки хорошо подготовленное помещение. Все наши балахоны ежедневно стирались и кипятились. Вначале это вызывало море вопросов, но сейчас все это уже вошло в рутину.
Справившись со всеми больными до обеда, я велел заложить возок и в сопровождении охраны отправился с визитом к митрополиту Антонию. Визит был обговорен заранее, так же, как и его цель, и я мог быть уверен, что меня ждали.
Пройдя в покои митрополита я подошел под его благословение, и затем мы усевшись за стол начали длинный разговор. Антоний был в курсе всех событий, и того, что я набрал несколько человек для учебы лекарями, и. также по распоряжению царя должен учить несколько человек рисованию. К тому же он был в курсе приказа мною отданного по поводу венецианца, и видимо его это не разозлило, потому, что он по этому поводу сказал:
– Разными путями человек к богу приходят, и если этот путь к истинной вере привел, то не нам грешным судить о его правильности.
Вот только если с учениками лекарями никаких проблем не возникло, просто митрополит попросил взять в учебу еще несколько монахов, уже занимающихся лечением, то с рисованием было сложнее. Все уперлось в канон, не хотел отдавать талантливых художников митрополит, говорил, что не смогут они после учебы соблюсти канон в иконописи. Но все-таки мы потихоньку пришли к соглашению. Митрополит настаивал на постоянном присутствии попа на моем подворье с целью контроля, я же со свой стороны требовал оплаты за учебу монахов. Поэтому мы мирно разошлись на том, что монахи учатся у меня совершенно бесплатно, а поп в домашней церкви будет на содержании епархии.
