'Вот так попал!' – подумал он. Тут-то его и прищучат, как миленького!
Но летчик семерки, заметив, что его верный ведомый планирует с остановившимся пропеллером в сторону аэродрома, развернулся и проводил до самого места. И только когда Владимир выпустил шасси и пошел на посадку, его ангел-хранитель покачал крыльями и ушел.
'Вот, что значит настоящая взаимовыручка!' – подумал Владимир.
Он даже не знал, кто сидел в этом истребителе. Как, впрочем, и летчик семерки не знал, кто его прикрывал в этом бою.
Владимир садился с ходу. Оно и понятно, на второй круг идти было не на чем. В баках – сухо. Техники дружно покатили его на стоянку и быстро заправили горючим и боеприпасами. И он снова взлетел и помчался туда, где, не останавливаясь, клубился воздушный бой…
Майор Забалуев привел своих ребят не к шапочному разбору! Подлетая, он видел, как один за другим краснозвездные машины по одной – по две выходили из боя, некоторые даже с остановившимися винтами.
'Горючка на исходе' – подумал он.
И был совершенно прав! Но самураев это не касалось, они-то могли летать в два с лишним раза дольше советских истребителей, потому что дальность у них была такая. Бензину брали больше, а расходовали меньше. Я п о н с к а я техника!
Семидесятый полк прикрыл выход двадцать второго полка из боя и занял его место. А пока он дрался с самураями, летчики двадцать второго заправлялись, заряжали оружие и снова поднимались в небо. И теперь уже они, когда пришло время, прикрывали выход из боя семидесятого полка…
Это длилось почти два с половиной часа.
И, наконец, самураи не выдержали. Их-то никто менять не собирался!
Но кончалось не только горючее и боеприпасы… Кончилось время их побед! Хотя в этом бою они сбили много краснозвездных врагов, им переводу не было! И откуда только брались! Поэтому сдали нервы у 'королей неба'!
Переломили советские пилоты самурайский хребет, и полетели самураи, под напором стали и огня, на свой родной аэродром под Ганьчжуром… Но прикрывать их было некому и, вдобавок к сгоревшим в бою, во время посадки наши летчики, мстя за погибших товарищей, сожгли еще двоих напоследок. И поделом!
Это была н а с т о я щ а я победа!
Но досталась она дорогой ценой… В ходе боя потери советской стороны составили семнадцать самолетов (тринадцать И-15бис и четыре И-16) и одиннадцать летчиков.
Геройски погиб командир двадцать второго истребительного авиаполка майор Николай Георгиевич Глазыкин.
Его тело, сильно разбитое тупым ударом, нашли рядом с упавшим самолетом. Возможно, он угодил под падающий истребитель… Никто не видел, как это произошло. В такой куче-мале это было попросту невозможно. Но зато видели, как он сбил самолет противника…
Кроме Глазыкина, двадцать второй авиаполк недосчитался еще пяти летчиков. И семидесятый потерял пять пилотов.
Комкор Смушкевич размышлял…
Перед ним лежали рапорты командира семидесятого иап майора Забалуева и помкомполка капитана Балáшева, временно исполняющего обязанности командира двадцать второго иап после гибели майора Глазыкина.
С нашей стороны в бою участвовало девяносто пять самолетов, со стороны самураев – сто двадцать… Стоп! В Ганьчжуре, и он это знал точно, сидело двадцать истребителей. Откуда еще сто самолетов? Прилетели из Хайлара или Чанчуня? Быть того не может!.. Врут?.. Может быть, но не специально… В такой давке своего от чужого хрен отличишь! Ладно, едем дальше…
В ходе боя сбито более двадцати пяти японских истребителей… Так, посчитаем… На нашей территории было найдено четырнадцать упавших и сгоревших самолетов. На территории противника разведка обнаружила еще одиннадцать разбитых машин. Да двоих сожгли в Ганьчжуре. Итого двадцать семь. Отнять семнадцать – будет десять… То есть потери самураев в два раза меньше… Опять врут?.. Да нет, конечно, не врут, просто кое-кого из японцев посчитали два раза. Сам боевой летчик, он знал, что попасть в самолет и сбить самолет – это разные вещи. В бою некогда глядеть упал подбитый тобой враг или оклемался и дальше полетел…
Так кто же победил?.. Во все века победителем считался тот, за кем осталось поле битвы… Враг бежал?.. Бежал! И добивали врага прямо у его порога. Значит, враг битву проиграл! На этом и порешим!..
И он включил в свой рапорт на имя командира особого корпуса комдива Жукова окончательную цифру – двадцать пять сбитых!
Так, теперь наши потери…
Семнадцать самолетов… Но люди-то живы. Старший лейтенант Савкин ранен легко, остался в строю. Трое – сели на вынужденную. Целехоньки. Двое выпрыгнули с парашютом и уже вернулись в свои части. Значит, что?.. Значит, наши потери – одиннадцать летчиков. Так и запишем!
Он размашисто подписал рапорт и пошел к комдиву.
Смушкевич был человек отходчивый и понимал, какая ответственность лежит на Жукове. Поэтому махнул рукой на дневную размолвку и выкинул ее из головы.
Жуков нисколько не жалел о выволочке, которую он устроил Смушкевичу. Но зла на него держать не собирался, потому что был прав!
Поэтому, когда Смушкевич зашел к нему в юрту и доложил результаты воздушного боя, он крепко пожал ему руку и от чистого сердца поздравил с победой…
А потом еще раз перечитал рапорт… Все как надо! Молодец Смушкевич! Может, если захочет, подать товар лицом! Численное превосходство противника в начале боя имелось?.. Имелось!.. Самураев сбито больше?.. В три раза!.. И враг бежит, бежит, бежит!.. И вообще, когда в небе сражается с т о л ь к о самолетов за раз, это уже не воздушный бой, это уже воздушное с р а ж е н и е!
Так в Москву и доложим! Крупнейшее в истории авиации воздушное сражение нами в ы и г р а н о! Ай да Жуков! Ай да сукин сын!
Поздно вечером комкор Смушкевич приехал в осиротевший двадцать второй полк. Он обошел все самолеты на аэродроме, побеседовал с техниками. А потом собрал летный состав в штабной юрте и подробно расспросил о впечатлениях от встречи с самураями.
Больше всего его интересовали боевые возможности японских летчиков.
И все как один, не сговариваясь, отметили большую выносливость, тактическое мастерство и волевые качества японских пилотов. О ч е н ь опасные противники!..
– Но, товарищ комкор, – резюмировал военком полка старший политрук Калачев, сбивший, кстати, в этом бою один японский самолет. – Мы их бьем, и будем бить, пока не уничтожим или не принудим сдаться!
И все захлопали. А комкор улыбнулся:
– По докладам командиров полков, в бою участвовало девяносто пять наших истребителей и сто двадцать японских!..
Кто-то удивленно присвистнул. Но Смушкевич не обратил внимания. Это было не совещание, а просто беседа боевых товарищей. И продолжил:
