— Зайдем ко мне, — пригласил он одного меня.
Мы вошли в обычный шалаш, внутри которого оказался натуральный шатер. Пол был покрыт коврами, большую его часть занимало широкое ложе, слишком широкое для одного человека, видимо, намек на то, что атаман здесь не ведет жизнь праведника.
— Садись, — пригласил Чувак, указывая на низкую атаманку возле также низкого круглого стола, — сейчас их сюда доставят.
Теперь, когда он говорил о деле, а не о себе, это был совсем другой человек, собранный и лаконичный.
За входом несколько раз вежливо кашлянули, и в матерчатый полог просунулась голова давешнего крестьянина, он поймал взгляд начальника и приказал кому-то за своей спиной:
— Входите.
В шатер вошли Ваня и Тарас Макарович. Мой рында выглядел смущенным, нахальчик, напротив, вел себя совершенно естественно.
— Наконец-то! — воскликнул он, едва увидев меня. — Я уже подумал, что ты о нас совсем забыл!
— Здравствуй, хозяин, — поздоровался Ваня. — Прости, но так уж получилось.
— Ничего, у тебя все в порядке?
— Кормили хуже некуда, — вместо Вани ответил Тарас, — в турецком плену и то кормят лучше.
— Помолчи, — прервал я трепача, — а то оставлю тебя здесь на воспитание.
— Принимай, оба живые-здоровые, — сказал атаман. — Деньги передашь Пашке. — А пока пусть они посидят с остальными пленными, — сказал он провожатому.
Я не возразил, и Ваня с Тарасом вышли из шалаша.
— Давай отметим встречу, — предложил Чувак, — расскажешь, что там у нас случилось с Советским Союзом.
Спешить мне было некуда, потому я не стал сопротивляться халявному банкету. К тому же Чувак меня заинтересовал своими организаторскими способностями. С таким талантом военноначальника грех было прозябать в простых разбойниках.
Пока мы усаживались и устраивались, появились какие-то женщины, споро и умело накрыли стол низкий, татарский. Жил Чувак, надо сказать, на широкую ногу. Видимо, на потребностях сказывалась советская нехватка продуктов первой необходимости. Поэтому лишь только он разбогател, начал оттягиваться по полной программе.
Как такие деликатесы, как зернистая икра, свежая осетрина, копченые угри попадали сюда, в лес, я спрашивать не стал. Не знаю, по какой причине, может быть, после последнего перепоя в двадцатом веке, но напитки были представлены значительно скромнее, чем еда. Однако и того, что оказалось на столе, вполне хватило для поддержания хорошей застольной беседы и хорошего расслабона.
Описывать наши пьяные разговоры и откровения, мне кажется, нет никакой нужды. Как всегда, информативности в них почти нет, а присутствует одна эмоциональная составляющая. Я после последних трудных дней с удовольствием снимал напряжение крепкими, выше сорока градусов, отечественными курными винами, настоянными на всевозможных ягодах и ароматических травках. Когда состояние наших организмов приблизилось к идеальному, Чувак вспомнил об обещанной красавице, которую собирался продать мне со значительной скидкой и распорядился привести девушку в шатер.
Мне было любопытно посмотреть на это рекламированное чудо. Один из разбойников, бывший у атамана на подхвате, ввел девушку в шатер. Я этого не заметил и посмотрел на нее только после того, как к ней обратился Чувак. Вот тут, надо сказать, меня прохватило так, что я почти протрезвел. В дверях шатра стояла ни много, ни мало, царевна Ксения Годунова. Каким-то внутренним усилием я сдержал невольный возглас, но так уставился на девушку, что атаман, самодовольно воскликнул:
— Хороша? А что я тебе говорил!
Ксения посмотрела на меня и, как от испуга или ужаса, отпрянула назад.
Первой моей мыслью было, как сделать так, чтобы разбойник не понял, что мы знакомы. Однако Ксения успела взять себя в руки и застыла на месте, никак не реагируя на нашу встречу.
— Кто ты, барышня? — спросил я, надеясь, что царевна поймет, как себя вести.
Ксения не ответила, упрямо повернула голову в сторону. Я удивился, но не понял, какая муха ее укусила.
— Беру, — ответил я Чуваку. — Можно с ней поговорить с глазу на глаз?
Тот удивился, но спорить не стал, встал и вышел из шатра, оставив нас вдвоем.
— Здравствуй, Ксюша! — поздоровался я.
После тесных, любовных отношений, которые до моего ранения связывали нас некоторое время назад, такая холодная встреча показалась мне более чем странной.
Я подошел к девушке и насильно повернул ее к себе:
— Что с тобой, ты можешь объяснить, что произошло?
Ксения стряхнула мои руки с плеч и гневно взглянула прямо в глаза:
— И у тебя еще хватает совести спрашивать? Ты бросил нас в самую трудную минуту!
Только теперь я понял, что она в принципе права. Я погнался за маниакальным убийцей и оставил их с матерью и братом всего за несколько дней до государственного переворота, о котором знал сам и, кстати, предупреждал царскую семью.
Однако у меня было смягчающее обстоятельство, я сам едва не погиб.
— Прости, — сказал я, — но я был ранен и смог встать с постели всего несколько дней назад. Вот, сама посмотри.
Я раскрыл ворот камзола и показал еще не до конца зарубцевавшуюся рану на горле. Ксения быстро взглянула и чуточку смягчилась.
— Все равно, ты не должен был никуда уезжать.
— Это зависело не от меня, к тому же я не знал, что меня так ранят. Мне очень жаль, что такое случилось с вашей семьей, но теперь все в порядке, я тебя выкуплю. Только не говори, кто ты, а то запросят такую цену, что у меня не хватит денег.
— Хорошо, — сказала она, — но ты все равно был не прав.
Я промолчал. В конце концов, у всех своя правда.
— Зато теперь мы опять будем вместе, — прошептал я, притягивая Ксению к себе, но она отстранилась.
— Нет, не будем.
— Что еще случилось?
— Ты не сердись и ничего такого не думай, но я, — она замялась, потом посмотрела виноватыми глазами, — пока тебя не было, когда ты исчез… Я встретила, — она отвела взгляд, — совсем другого человека.
— Здорово, — растерялся я, — когда же ты успела!
— Если хочешь, можешь меня не выкупать. Я подчинюсь своей участи, — грустно сказала царевна.
— Ну, что ты такое говоришь! Встретила, так встретила. Я помогу тебе освободиться, а там делай, что тебе заблагорассудится.
— Знаешь, тогда тебе придется выкупать нас обоих! — неожиданно сказала она. — Мы с ним вместе попали к разбойникам.
— Да? — только и нашелся сказать я. — И кто же он, твой счастливый избранник?
— Датский рыцарь, он приезжал с посольством, когда меня сватали… Только о том, кто он, никто не должен знать!
