Я отдышался и кинулся в гущу схватки. Пусть мне никогда не стать великим ниндзя, способным ударом правой пятки свалить буйвола, однако махать ногами я всё же не разучился. Удар, и нелепо размахивающий руками молодчик в зелёном кафтане летит за борт. Надеюсь, он умеет плавать и не пойдёт камню ко дну. Пусть я злой как тысяча индейцев, всё равно не хочется брать грех на душу, убивая соотечественника, которому просто не повезло с командиром. Ещё один удар, и второй солдатик теряет мушкет. Я перехватываю оружие до того, как оно брякнулось оземь. Ружьё находится на боевом взводе, осталось лишь спустить курок. В голову приходит шальная мысль разрядить мушкет в воздух, но я отбрасываю её за ненадобностью. Точно так же избавляюсь и от ружья.
– …! – вырвалось у меня из груди.
Кто-то двинул мне по уху, резкая боль обожгла висок. Я развернулся и, без выяснения обстоятельств, двинул в первого подвернувшегося под кулак. Нет, право слово, как хорошо выделяться над толпой. Благодаря ста девяносто сантиметрам роста и накачанным за время службы мышцам, я, сильно не утруждаясь, раскидывал солдатиков как Гулливер лилипутов. Их не могло спасти даже численное превосходство.
Не знаю, что думали остальные пассажиры, но, если верить ободряющим крикам, они поддерживали нас. Правда, на помощь придти не спешили. Даже матросики, у которых таможенная братия давно сидела в печёнках. Ладно, морячки, смотрите бесплатное представление.
Признаюсь, сейчас меня ни капельки не заботили возможные последствия этой потасовки. Я с упоением отдался драке, начиная понимать чувства тех, кто традиционно сходился в кулачной схватке стенка на стенку. Не корысти ради, а токмо… Дальше додумать я не успел. К таможенникам прибыло подкрепление: далеко не все солдаты высадились на 'Новый Почтальон' и теперь, привлечённые шумом драки, они спешили на подмогу товарищам. Скоро на палубе было не протолкнуться. Новоприбывшие облепили нас как муравьи муравейник, и после недолгого сопротивления, повалили, не забыв добавить 'горячих'. Удары солдатских башмаков сыпались на меня градом. Я вертелся будто уж на сковородке, но, уходя от одних пинков, попадал под другие. Избиение, казалось, тянулось бесконечно. Иступлённые солдаты пускали в ход всё, лишь бы причинить как можно больше увечий. Я свернулся калачиком, закрыл руками голову. Тело вздрагивало от каждого удара. От боли меня словно пронизывало током. Мышцы сводило. Не знаю, как мне удавалось удерживаться в сознании, хотя бы на самом краешке. Я понимал, что стоит хоть на секунду отключиться и всё, крышка… Из нас вполне могли устроить кровавое месиво, не догадайся я выкрикнуть магическую фразу:
– Слово и дело государево!
О чудо, меня услышали! Провозглашённая в порыве отчаяния фраза подействовала как заклинание. Никогда прежде я не видел такой мгновенной реакции. Так, наверное, люди бегут от прокажённого или чумного. Без команды солдаты, действуя как единый слаженный организм, расступились, образовав круг, в центре которого, пуская кровавые пузыри, лежал я. Губы невольно растянулись в улыбке. Даже не верилось, что это всё, драка закончилась, я буду жить.
Кто-то рывком поставил меня на ноги. Я увидел бешено вращающиеся глаза офицера в изодранной епанче и мятой треуголке, съехавшей на бок. Похоже, ему тоже досталось на орехи.
– Что ты сказал? – чётко, отделяя слово от слова, спросил он.
Я распрямился во весь рост, грязной манжетой вытер разбитое лицо и гордо отчеканил:
– Слово и дело!
К чести таможенников, заковывать нас в железо не стали. Обыскали, отобрали шпаги и под конвоем доставили на берег. Потом началось обычное препирательство между армейским и морским ведомством: ни то, ни другое не хотело связываться с хлопотными персонами и спешило переложить ответственность на чужие плечи. Выразилось это в том, что нас таскали из штаба в штаб. Мы, наверное, раз восемь обогнули весь Кронштадт по периметру. Победили моряки, они сбагрили нашу пятёрку пехотному полку, который вёл в гавани и крепости земельные работы, а заодно охранял арестантов. Злющий как собака армейский майор отматерил нас по первое число и посадил в холодный каземат. Там и начался традиционный российский тяни-толкай.
С одной стороны нас, как заявивших 'слово и дело', полагалось доставить в Тайную канцелярию, с другой – военные боялись притащить Ушакову кота в мешке. Я прекрасно понимал их опасения. Штаты у великого инквизитора не резиновые. Если горстку и без того вкалывавших как папа Карло канцеляристов начать заваливать всякой ерундой, Тайная канцелярия просто захлебнётся. Характер у генерал-аншефа крутой, с Ушакова вполне станется заслать перестраховщиков туда, куда Макар телят не гонял. Например, в Вологду. А что – по здешним меркам редкая глухомань.
Ситуация перед вершителями нашей судьбы сложилась непростая. Однозначных инструкций нет, зато противоречивых хоть отбавляй. Сложно выполнить один приказ, не нарушив другой. Так повелось ещё с Великого Петра, у которого полёт мысли не всегда успевал получить чёткую огранку. Скажет: 'Быть по сему', а о деталях упомянуть забудет. К царю за разъяснениями обращаться далеко и опасно, выкручивайся насколько хватит фантазии. Самое смешное начинается, если через какое-то время поступает диаметрально противоположное указание. Тут кого хочешь, Кондратий хватит, не только чиновника. Наверное уже тогда стал вырабатываться классический способ исполнения туманных или слишком заумных распоряжений, получивший в более позднюю эпоху звучную аббревиатуру ПВО ('Подожди Выполнять – Отменят'). Вот и тянется резина до последнего.
Военные и гражданские чиновники чуть ли не на кофейной гуще гадают, чтобы хоть как-то разобраться: чего собственно наверху от них требуют. Анна Иоанновна вроде и пытается навести порядок, но до всего руки не доходят. И работы по горло ('караул' кричи – не знаешь, за что хвататься), и любителей ловить рыбку в мутной воде выше крыши. Некоторым высокопоставленным особам исконный российский бардак только на руку: помогает ворочать делишками, за которые в нормальной обстановке по головке не погладят. Да что там на 'осьмнадцатый' век кивать – вспомним хотя бы лихие девяностые: пока обыватель соображал что к чему, мудрые люди быстренько прихватизировали народное достояние. А мы потом стоим, глазами хлопаем и удивляемся: как же так, стратегически важное предприятие, приносящее миллиардную прибыль, строили когда-то всем миром, вбухивали огромные деньги, плохо ели, мало спали, скудно жили, а оно за два ваучера и бутылку коньяка вдруг оказалось в собственности у олигарха дяди Коли, который выстроил в Лондоне хоромы и теперь ходит, по пузу гладит? И ведь не придерёшься, всё по закону, а то, что законы под конкретного дядю Колю писались, это уж звиняйте, хлопцы, поздно пить Боржоми. Не то что почки отвалились, вся страна чуть было медным тазом не накрылась, а 'авторы' этого скотства по сию пору посмеиваются над нами, лохами ушастыми.
