Я как-то сразу догадался, что нас банально грабят, и, посмотрев на Валеру, увидел, что он тоже это понял. Тогда я кивнул ему влево, а Валера, подмигнув, кивнул мне вправо.
После этого Васильев вытащил свой новенький нелегальный «Иж», одним движением продвинулся к переднему сиденью и со зловещим щелчком взвел курок, держа пистолет у самой головы гаишника.
— Мне тебя пристрелить — раз плюнуть! — сказал
он и тут же плюнул капитану прямо на погон.
Я приоткрыл боковую дверь и нацелил свою помпу на автоматчиков, картинно вставших на обочине с автоматами наперевес.
— Против помпухи «калаш» — говно! — громко сообщил я и пальнул в воздух.
Оба молоденьких сержанта тут же подняли руки, беззвучно шевеля губами. Наверное, молились во спасение…
— Быстро! Положили автоматы! На землю!! Или!Убью! На хрен!! — заорал я, выбираясь наружу. У меня в голове зашевелилось знакомое злобное чудище,и я встряхнул шевелюрой, успокаивая его, потому что не та была сейчас ситуация, чтобы серьезно волноваться.
Сержанты быстро положили автоматы на асфальт и стали тихонько отступать к своей будке, пригибаясь так низко, как будто в них уже палил целый батальон.
Я передернул помпу и выстрелил в воздух еще раз, после чего гаишники отважно развернулись ко мне спиной и рванули со всех ног.
Я метнулся к автоматам, одним движением цапнул их за ремни и успел заметить, как Палыч забирает у кали-тана его автомат прямо через боковое стекло.
Потом капитан с поднятыми руками медленно стал отступать к своей разлюбезной будке, а я вернулся в микроавтобус, швырнув добычу на задние сиденья.
— Поехали! — скомандовал Валера, оценив обстановку, и Палыч втопил акселератор до отказа.
Взвизгнув шинами, наш «форд» рванул по пустому шоссе, но этот быстрый отъезд был скорее жестом вежливости и примирения, чем действительно необходимым действием, — нас ведь никто не преследовал и тем более не стрелял вдогонку.
«Гадят они там сейчас, возле будки…» — подумалось мне.
Минут через десять Палыч сбросил скорость до безопасных ста километров в час и небрежно бросил через плечо:
— Эпизод отработан удовлетворительно. Молодцы!
— Служу Советскому Союзу! — серьезно отозвался Васильев, и я поразился искренности, прозвучавшей в его голосе. Похоже, и спустя четверть века после гибели огромной и загадочной в своих немыслимых противоречиях Державы у нее находились верные и преданные сторонники.
— А ты чё, коммунист? — спросил я Валеру, на что тот ответил грубым и нецензурным комментарием, смысл которого заключался в том, что он вовсе не коммунист, зато я — идиот.
— Советский Союз — единственная страна, где реальным приоритетом была справедливость, а не материальные стимулы. Справедливость — это то, что сейчас позарез нужно нашей стране,— строго сообщил мне Валера, и я решил промолчать, чтобы не разжигать в тесной машине масштабную идеологическую рознь.
Зато с нескрываемым сарказмом отозвался Палыч:
— Дорогие друзья! Как только обустроитесь в своей новой, самой справедливой и славной стране, непременно потом позовите меня. Только я хочу, чтобы в
этой стране, помимо абсолютной справедливости, еще и люди бы никогда-никогда не умирали!
— Где каждый был бы счастлив и свободен и имел бы не менее трех рабов! — не удержавшись, подхватил я..
— Мудаки вы оба… — вздохнул Васильев и закурил свой вонючий «Беломор». Впрочем, деликатно выдыхая едкий сизый дым в опущенное до отказа окно.
Смотреть там было не на что — шоссе давно уже стало пустым в обе стороны.
Проехав еще километров пятьдесят, Игорь вдруг резко сбросил скорость, свернул на обочину и встал там, пристально вглядываясь сквозь желтеющую листву куда-то далеко вперед, в смутную мешанину разноцветных домиков и машин, устроенную у подножия холма, на котором мы сейчас находились.
Валера поправил очки и тоже уставился туда, подслеповато щурясь и бормоча что-то невнятное.
Я, разумеется, тоже поглазел, но ничего интересного не увидел. Тогда я порылся в нашей амуниции и выудил из кучи пакетов и ящичков футляр с биноклем. Наблюдению сквозь лобовое стекло мешали искажения и дорожная пыль. Поэтому я вышел из машины и, уже стоя на дороге, увидел, как проводят досмотр проезжающих автомобилей армейские части — у развилки трех широких дорог замерли две бронемашины и штук пять военных грузовиков, в которые непрерывно что-то грузили суетливые, как муравьи, фигурки в камуфляже.
Вдоль обочины стояло не меньше десятка фур с распахнутыми дверцами. Рядом уныло бродили сгорбленные фигурки в штатском.
— Грабят, похоже,— сказал я, указывая ребятам биноклем на развилку.— Хотите посмотреть?
— Да я все и так вижу! — с неожиданной злобой ответил Палыч и поднял глаза к потолку машины, как будто обращаясь к небесам с немым призывом вмешаться и покарать.
— Надо посмотреть, как они на легковые машины
реагируют,— заметил Валера, тоже выбираясь наружу
размять ноги.— Может, их только фуры интересуют.
Палыч услышал это предложение и оглянулся посмотреть, не едет ли кто за нами. Увы, никто никуда не ехал…
— Через час начнет темнеть. Очень может быть, что до утра вообще никого не появится,— озабоченно заявил Игорь, тоже вышел из машины и с тоской посмотрел в лес. В лесу уже смеркалось, под ветвями лежали густые тени, и даже трава на обочине выглядела не зеленой, а серой, как глина. Впрочем, может, она на самом деле была тут серой.
— А давайте-ка я туда прогуляюсь, жалом повожу, что к чему,— предложил я, откладывая бинокль на тупорылый капот «форда».
Палыч с минуту оцениваюше на меня смотрел, а потом покачал головой:
— Идти должен Валерка. У него ксива действующая. Тебя могут сдуру прямо там отрихтовать так, что мало не покажется. Или вообще в расход пустят, как лишнего свидетеля.
— Слушай, у нас вроде пока не Гаити и даже не Сомали,— не поверил Валера.— Ладно, давай я схожу.
Он вытащил из-за пояса пистолет и положил его на капот рядом с биноклем.
— Если что, считайте меня коммунистом! — подмиг
нул мне Васильев и вразвалку пошел вниз по шоссе.
Мне показалось, что подножие холма совсем близко от нас, но это было обманчивое впечатление — Валера быстро разогнался и пошел достаточно быстрым шагом, но добрался до бронемашин лишь через полчаса.
Когда мне наскучило разглядывать его сутулую спину, я принялся осматривать в бинокль окрестности. Дома вокруг выглядели дорогими и обитаемыми — в окнах висели занавески, а во дворах некоторых коттеджей я с удивлением увидел типовой провинциальный антураж — бельевые веревки, действительно увешанные бельем.
