После приветствий Брайан сразу обозначил на песню прежнюю цену, на что я сказал:
— Ну что вы, я теперь стою гораздо дороже. Теперь я готов продать свою песню «На-на-на» за двести тысяч.
Они были ошарашены моим предложением и стали торговаться. В конце концов я им уступил пять тысяч, но они поставили условие, что в пятницу я привезу четыре новые песни и их уже мы сможем выпускать в эфир только после английского эфира, а не наоборот, как было до этого. Английская публика не любит, чтобы они были вторыми. Меня это их требование особо не смущало, поэтому я подписал договор. Англичане были не очень довольны, но бизнес есть бизнес и они своего, всё равно, не упустили.
— Молодец, красиво ты их развёл, — сказал Ситников, когда англичане ушли. — Растёшь прямо на глазах. Я, после утреннего разговора с тобой, переговорил с начальством и они разрешили тебе выплатить 15 процентов с песни. Так что иди в бухгалтерию и получай свои тридцать две тысячи чеков. А по поводу траншей из Лондона они пока думают, но к пятнице должны созреть.
— Я рад, что всё прошло хорошо и спасибо за помощь. Пишите список, что нужно привезти из Лондона, всё привезу. Ну, кроме наркотиков и оружия, конечно.
— Спасибо за предложение, я подумаю.
Мы пожали руки и я отправился получать свои кровные. Мне теперь такие деньги таскать с собой не страшно. С «Макаром» спокойнее себя чувствуешь. Серёге надо будет обязательно отстегнуть четыре штуки за работу, чтобы он свою Ирку одел в «Берёзке». Может одумается девица, видя, что он парень щедрый и что лучше синица в руках, чем утка под кроватью. Тьфу ты, журавль в небе. Хотя я на журавля совсем не похож и клювом стараюсь не щёлкать.
Что-то я проголодался. В буфете в это время было мало народу, поэтому все меня увидели, как только я вошёл, и посыпались поздравления. Да, в Англии такого не было. Слава Богу, что за стол ко мне никто не подсел. Но две, очень даже ничего так, девушки стреляли в меня глазками. Ну и я им мило улыбался в ответ, не забывая поглощать первое и второе. Я бы, конечно, поболтал с ними, но времени у меня сегодня было мало. Меня школьница-любовница ждёт. А неплохо звучит, лет на десять строгого режима, если не больше.
Так, сколько у нас там на моих золотых «Ролексах» натикало. Ага, пора идти к машине и звонить Маше. Уроки у моей школьницы-любовницы закончились, а до дома ей идти пять минут.
— Привет, Маш, — сказал я в трубку, когда услышал её голос. — Подарок готов или ты передумала?
— Ты что, какой передумала, — ответила обрадованная Маша. — Подарок и вчера тебя ждал, но не судьба. Зато сегодня оторвёмся по полной.
— Тогда сделаем так. Подъезжай на автобусе к остановке «Кинотеатр «Витязь», а я подъеду на машине и тебя подхвачу. Ты через сколько там будешь?
— Минут через тридцать, если автобус не опоздает.
— Отлично. Тогда через полчаса я тебя буду ждать. И береги подарок, не разбей по дороге.
— Я его сберегу, не волнуйся. Он у меня в надежном месте спрятан.
И мы одновременно засмеялись. Вот она, беззаботная юность. Летишь на свидание, как на крыльях. Ну или на колёсах, что тоже неплохо. Смеёшься простым шуткам и постоянно улыбаешься. И это нормальное твоё состояние. Трудоспособность зашкаливает, хочется всё успеть. Кажется, что жизнь вечна, а любовь бесконечна. Любой брошенный на тебя девушкой взгляд расценивается как призыв к действию.
Когда я подъехал к остановке автобуса, которая была на пересечении улицы Волгина и Миклухо-Маклая, Маша там уже стояла. Больше на остановке никого не было, поэтому я спокойно притормозил рядом с ней. Она запрыгнула в машину и сразу, обхватив меня за шею, поцеловала.
— Как я ждала этого, — воскликнула Маша и, счастливая, откинулась на сиденье. — Вчера, на твоём дне рождения, я аж зубами скрипела, но держалась.
— Ты просто умничка, — ответил я, плавно стартуя с места. — Я почувствовал, когда тебя обнял, как ты задышала и подумал, что трусики тебе придётся менять.
— Так я и поменяла их потом, в ванной. Я ж себя знаю, что с тобой у меня всегда такое происходит, вот и взяла запасные.
— Я тут подумал, что мы с тобой оба «гипер» или даже «супер».
— Это как?
— Я — гиперсексуальный, а ты — гипервозбудимая.
— А это нормально?
— Абсолютно. У нас идёт период полового созревания и наши гормоны бурлят. Вот так они и ищут выход.
— Это точно про меня. Они у меня уже нашли выход и выходят.
— Да, Маш. Хорошо, что это у тебя только со мной. Ты не забыла, что нам через три часа надо быть у педагога по вокалу?
— Конечно. Мне теперь сцена по ночам снится и как я пою с тобой вместе. И ещё кое-что, чем мы сейчас будем заниматься.
Через пять минут мы уже подъехали к ещё одному моему новому дому и поднялись в квартиру. Прошлый раз я специально сам закрыл и открыл дверь при Вольфсоне, чтобы убедиться, что всё нормально открывается. Квартира Маше очень понравилась.
— Это ты снял для меня? — с восторгом в голосе спросила она. — Она очень красивая.
— Конечно, только для тебя. Через полгода я её выкуплю и, если через год ты станешь звездой, подарю её тебе.
— Как подаришь? Не может быть. У меня будет своя квартира! Я сейчас живу в десятиметровой комнате в двухкомнатной квартире и через год у меня будут такие хоромы? Это чудо какое-то. Ты что, волшебник?
— Всё теперь зависит от тебя. Учись петь и не вздумай никому проболтаться ни в школе, ни дома, а тем более Солнышку. Тогда ни звезды, ни квартиры не будет.
— Я всё сделаю, вот увидишь.
И тут радостная Маша прыгнула мне на шею и своим поцелуем доказала, что ей можно верить. А потом она ещё час доказывала и показывала, как он меня любит. А способная ученица мне попалась, старательная и всё схватывающая с полтычка. Ха, даже слово это очень ей подходит, с полтычка. Какое-то оно очень даже сексуальное получается по отношению к тому, что я делал сейчас с Машей. Когда она угомонилась, я спросил:
— Как сегодня в школе?
— Это было что-то нечто, — отдышавшись, проговорила Маша. — Как оказалось, завуч с директором утром ещё ничего не знали о том, что будут уже девятнадцатого твой бюст открывать вместе с мемориальной доской. Когда мы с Димкой сообщили Людмиле Николаевне об этом, то она сначала не поверила. Только когда я показала твою фотографию с двумя Звёздами, тогда она поняла, что это не розыгрыш. Про присвоение твоей фамилии нашей школе она знала, но не думала, что получится так скоро. Потом ей позвонили из РОНО и всё подтвердили. И после этого школа закипела, как чайник.
Пока она это рассказывала, я её нежно гладил и целовал в плечо, лёжа рядом. Это её опять завело и мы продолжили прерванные любовные упражнения. Вот ведь заводная какая. Стоить только мне её погладить и она уже готова. Но мне это было очень приятно. После того, как мы опять немного отдышались, я её спросил:
— Не может быть, чтобы ты так возбуждалась только со мной. Ведь ты же с другими парнями целовалась и до меня?
— Целовалась несколько раз. Но только с тобой у меня такое. Я даже специально с мальчишками стала за руку здороваться, чтобы проверить себя. И ничего. Обычные руки, у кого сухие и тёплые, а у кого холодные и влажные. А как только касаешься меня ты, то всё, тушите свет. Дыхание учащается, пульс тоже. Вот такая у меня сумасшедшая любовь к тебе. Я даже когда начинаю думать о тебе, со мной тоже самое начинает происходить.
— А ты старайся не думать обо мне.
— Днём я ещё держусь, а ночью, во сне, уже не могу себя контролировать.
— Потерпи немного. Скоро всё войдёт в норму. А сейчас что ты чувствуешь?
— Блаженство. Так бы и лежала вечно.
— Я бы тоже так с тобой вечно лежал, но нам нужно собираться и ехать. Я сейчас позвоню Лидии Петровне, так зовут твою учительницу пения, и предупрежу, что мы едем.
Маша решила ещё поваляться, а я пошёл на кухню, где стоял телефон и набрал уже запомнившийся номер. Лидия Петровна сказала, что она нас ждёт и продиктовала адрес. Этот дом я знал, поэтому искать нам долго не придётся. Вернувшись в спальню, я обнаружил балдеющую, абсолютно голую Машу. Вот ведь эти женщины, они все эксгибиционистки, в хорошем смысле этого слова. Они все поголовно любят демонстрировать любимому мужчине своё обнаженное тело. Некоторые «яйцеголовые» ученые мужи через сорок лет додумаются до того, что эксгибиционизм назовут одним из видов сексуального насилия. Они будут считать, что женщины своим голым сногсшибательным телом могут испугать мужчину. То есть сногсшибательная голая красотка — это, по их извращенному мнению, преступница, которую надо изолировать от общества, вплоть до её ареста. Нормальные мужчины только будут рады увидеть такую красоту, а эти ученые за это будут женщин наказывать и принудительно лечить.
