Увы, вокруг были не шестидесятые годы, где любой бывший лейтенант (Западных армий, конечно) мог стать «белым наемником» и, при случае, захватывать деколонизированные государства, свергать правительства и президентов, веселиться от души и получать гонорары в сотни тысяч тогдашних долларов, а также неограниченное право мародерства и грабежа, разумеется. О таких вещах офицеры задумываться не могли, время было другое, но приключений все равно хотелось.
И мысль вернуться в годы собственного детства тоже казалась заманчивой.
Самый сложный разговор вышел у Басманова с полковником Сугориным, бывшим генштабистом, бывшим командиром полка у Корнилова, бывшим заместителем Михаила Федоровича на завершающем этапе Гражданской. И даже некоторое время военным советником у Новикова.
В свои сорок семь лет полковник приобрел домик в Одессе, на ближайшей к городу станции Большого Фонтана. Оставаясь убежденным холостяком, жил один, не приглашая даже домработников и домработниц. Готовить, стирать рубашки и мыть посуду он умел сам. Обрабатывать сад и маленький огород – тоже. Изредка. Все остальное время, с шести утра до заката солнца, он посвящал написанию научно-исторического труда, охватывающего не затронутые пока другими историками эпизоды войны от четырнадцатого до двадцать первого года.
В Одессу Басманову пришлось лететь аэропланом, хорошо, что регулярных и заказных рейсов хватало. Цивилизация, ничего не скажешь.
Сугорин – это вам не Давыдов или Мальцев, человек серьезный, с собственными мыслями.
Хотя он и был у тогдашнего капитана заместителем, но уважение ему Басманов демонстрировал всегда. Привычка, если хотите: генштабистов в армии уважали, кто поумнее, конечно. Прочие присваивали им всякие обидные клички, в основном из зависти.
Сугорин принял боевого товарища радостно. С окончания войны они не встречались, полковник твердо решил покончить с прошлым и сделал это. Даже на генеральскую должность в штабе Врангеля не пошел: охватил его внезапный и категорический пацифизм.
Они сидели вдвоем на просторной, заплетенной виноградными лозами веранде. Далеко внизу колыхалось море. Ничего лучше моря Басманов в жизни не видел, пусть и были с ним связаны не самые лучшие воспоминания.
– Валерий Евгеньевич, – начал Басманов, крутя в пальцах папиросу, – вы помните наши очень давние дискуссии в палатке тренировочного лагеря?
– Много у нас было дискуссий… – осторожно ответил Сугорин.
– Насчет принадлежности наших тогдашних нанимателей к иной ветви человечества…
– А, атланты и так далее… Но теперь меня это не слишком занимает. Жизнь идет, как мне давно хотелось. Никаких удивительных явлений я с тех пор больше не видел. После чудесного воскрешения ротмистра Барабашова.[42] Готов признать, что я был не прав. Действительно, случиться может всякое. Три года я живу отшельником, газеты читаю от случая к случаю. Россия стала такой, какой я хотел ее видеть. Что творится в Совдепии – меня не касается. А здесь каждый человек на своем месте. Пристав приезжает ко мне по праздничным датам в собственном фаэтоне, поздравляет. Я к нему тоже выхожу в мундире с орденами. Он получает свой империал,[43] мы с ним выпиваем по рюмочке, для приличия немного разговариваем. Иных отношений с властями не имею. Зато написал уже более тысячи страниц. Надеюсь, в итоге выйдет не хуже, чем у Моммзена.[44]
– При случае дадите почитать. Моммзен, на мой взгляд, скучноват. У вас должно выйти лучше. Вам сколько лет сейчас?
– Пятьдесят скоро, – печально ответил Сугорин.
– Ерунда. Тридцать лет в запасе имеете. Мы тогда в палатке не только про атлантов беседовали. Вы доказывали, что господам Новикову и Шульгину интересен Парагвай. Даже кое-какое пари заключали, заявив, что Южная Африка – полная чушь…
– Было, – согласился Сугорин. – И сейчас не отказываюсь, в том контексте Парагвай был бы интереснее.
Басманов не стал говорить, что, попав в будущие годы, прочитал историю войны Боливии и Парагвая (1932–1934 гг.). Сугорин как стратег и военный мыслитель оказался целиком прав. Место для столкновения цивилизаций было им угадано верно. Боливия, страна индейцев, вооруженных и направляемых американскими инструкторами, встретилась в конфликте за Гран-Чако с малочисленными, но креолами. Это не расизм, просто некоторые нации умеют воевать хуже, чем другие. Старый анекдот: «Для чего существует австрийская армия? Чтобы было с кем воевать итальянской».
Креолы креолами, а две тысячи русских белых офицеров, нашедших приют в этой далекой, мало кому известной стране, за десять лет (занимаясь торговлей, сельским хозяйством и подобными мирными делами) свою основную профессию не забыли. И в войну немедленно ввязались – добровольно. Намного превосходящая численно боливийская армия была разгромлена, а Боливия потеряла две трети своей территории. И сейчас в парагвайских городах можно увидеть таблички: «улица Капитана Васильева», «площадь Генерала Беляева» и тому подобные.
Но это пока в будущем.
– А сейчас возник интересный вариант именно с Южной Африкой…
– Что, опять там какие-то беспорядки? К стыду своему, ничего не слышал.
– Сейчас, кажется, ничего примечательного. Я имею в виду более ранние события. Англо-бурскую войну…
– Господи, да она-то при чем?
Басманов объяснил, при чем. Из его слов выходило, что полковник не ошибся в своих подозрениях. Об уровне военной техники, которой они пользовались в Гражданскую войну, о принадлежности вождей Братства к совсем другой цивилизации, человеческой, но ушедшей далеко вперед, о реальных свойствах времени и параллельных реальностях. Предельно кратко рассказал Михаил Федорович, оставаясь в рамках собственных представлений, но вполне исчерпывающе.
– Крайне интересно, – ответил Сугорин. – Теперь, конечно, практически все становится на свои места.
Его более всего увлекла идея именно альтернатив.
– Теперь половину моего труда можно сжечь в печке. Как Гоголю «Мертвые души». Я то, дурак, все это время пытался уяснить себе и доказать читателю, что наша победа была в конце концов закономерна, вытекала из морального превосходства Белого движения и несовместимости Красной идеи со смыслом существования человечества… Как же получается…
– А ничего не получается, Валерий Евгеньевич. В том смысле, какой вы сейчас вкладываете…
Басманов много всяких книг успел перечитать, многое видел и многому научился в общении с товарищами.
– О том, как оно случилось на самом деле, писать, конечно, не нужно, пока не нужно, но суть вами схвачена верно. Моральное превосходство было? Было. Мы уступали красным двадцатикратно, но держались три страшных года. Хотите сказать, что разложившемуся, бессильному войску помогли бы несколько сотен автоматических винтовок и два десятка танков? Не помогли бы. У немцев до конца восемнадцатого года была боеспособная армия, громадный, не имевший серьезных потерь флот, ресурсы отданной им по Брестскому миру России. А они сломались враз и позорно капитулировали. Я читал не меньше вашего, хотя и не так системно. Историки упорно талдычат о «позорно проигранной» Крымской войне…
