– Жопу увидел, Карпуш? – Лидочка обернулась озорно на прощелок-смотрельник брательников. – Сейчас пёрднет, носа дерожи!
Она сильно отвела попу назад, напряглась-задрожала животиком и протяжно взревела седёлкой…
– Ф..ф..фууу, Лидок!!! – возмущённый отпрял Поликарпа, а у Ивана Василича всё чуть не кончилось над мотнёю в штанах…
– Ой, вы кто? Дядя Вань? – обозрелась Лидочка, наконец, на соседню гляделку.
– Дядявань-дядявань!.. – подтвердился Иван Василич уже озабоченный Лидочкиной красотой. – Ты, Лидуха, как собралась обоссаться, так ссы! Неча нервничать!..
– Дядя Вань, а вы что тама – дрочите? – бойко хихикнула Лидочка, окружая подолом живот, да клячась над дыркою, готовя струю.
– Уй, Лидуха… Ох ты хороша!.. Стала и… мать твою ёб!! – Иван Васильевич вовсе резво затряс рукой, стучась от усердия пальцев костяшками по деревянному срубу.
– Сральню сломаете… Не стыдно вам? – струя шла в суровый напор, а Лидушка голосом крячилась.
– Э… Лидух… Да ты што?!.. Ох, затеяла!.. Поликарп, зырить брось – ран ещё!! – Иван Василич на последних ужо оборотах едва сводил в единый конец к себе дух, наблюдая за разошедшейся не по мере Лидочки “усердиями”. – Жми, Лидух..ох..ох..ох!!!
Лидочка ещё поднажала чуток, и из дрожи подзадничной в коричневое окно полез иё шоколадный катях… Как весь вылез, да жопа у Лидочки схлопнулась, да невесть где бултыхнулся о дно, так у Василича всё до капли-то и подвело под его брандомёт: заплескался, забился достаток-струёй об доски с расщелинами:
– Ох, Лидух-х-х!!! Ох, пизда!!! Ох красавица же совсем глупая!!!
– Сами вы, дядя Ваня, дурак! – засмеялась Лидочка, стоя уже позад сортира рядом с ним и с брательником и всё оправляя платье себе. – Я тут Карпа гляделкам учу, а не стены сортиру забрызгивать! Стыдно вам?
– Иш-шо как! – охотно согласился Иван Василич с Лидухой и прижал к себе, целуя в голое загорело плечо. – Погодит-ко, Лидушка, вскорь подрастёт Поликарп, поупомнит твои надсмехательства – не так позабрызгает тебе всё!.. Согласная?
– Ой, дядь Вань, я давно уж согласная, а он всё не растёт, не растёт! – пожалилась Лидочка и поцеловала серьёзного брата в кудрявый лоб.
– Лидух, отойди-т… – Иван Василич вспомнил, за чем пришёл, да слега посторонил юность с детством иё.
Струя облегчения вырвалась и забилась о сортирный угол-косяк, разбиваясь в радугу вдрызг.
– Ой, как весело ссыте вы, Иван Васильевич! – заулыбалась Лидочка, а у самой нежданно щёчки пошли в алый цвет: завился в межножье огонь…
– Што – попробуешь? – Василич вмиг попридержал и упрятал струю, направив надутый прищур головы хуя свово в сторону встревоженной Лидочки.
– Ну вы! Дядя Вань!.. – Лидочка зашлась в возмущеньи и охнула.
– А давай! – Иван Васильевич уже закусил удила. – Становись-ка к нему головой!..
Да руку на плечико Лидочке, Лидочка и осела на место, где только Васильевич стоял у гляделки дрочил…
– Лидух, не боись… закуси побойчей… – Иван Василич советовал, водя сдутой ялдой под носом у Лидочки.
– Шибко пахнет, дядь Вань! – ему Лидочка подала весть.
– Так настойка от матушки ещё от твоей, от родной! – пояснил ей напомнил, смеясь, Иван Васильевич. – Приотвори-т, приотвори-т!..
Лидочка позажмурилась и приняла…
– Во-о-от тааак… – прочувствованно посмотрел в небеса Иван Васильевич, ощущая собой, как пошла-побежала всем перцем льняная струя…
Лидочка справной девушкой старательно удерживала в краешке губ ручкою и усердно смоктала «насос».
– Вы и зол, Иван Васильевич! – с почтением произнесла, отирая уста ладошкою. – Чай, у папеньки самогон не свирепеет во рту!
– А ты пробовала-т? – с довольной улыбкой Иван Васильевич прятал под гульфик писюн. – Самогон-т?..
– Разок пробовала с перепутанья… – созналась Лидочка. – Хлопцы соседние наговорили: «Родникова вода»! Со стыда с ними потом чуть не померла!
– А сейчас? – Иван Василич потрогал ещё разок Лидочку за уверенну крепкую грудь. – Что – не померла? Сдаётся – понравилось даж…
– А сейчас я уже стала взрослою!.. – поторопилась в своё оправдание Лидочка. – А вы, дядя Ваня, надолго к нам? Может ебаться научите?
– И не думай, Лидуш, не пора! – Иван Василич вспомнил тугой целков бутон, ещё улыбнулся на глубине у души и подуспокоил застрадавшую было девку: – Да надолго, недели на две! Уж не будем скучать – наженихаемса!..
А на боле, как на две недели, Иван Васильевич, и впрямь, обещаться не мог, так как ждало его ответственное, но подпольное вполне, поручение на обратном пути, по дороге, в селе Нежно-Волье у доброго кума его Позапризабейко Купер Тарасовича…
Лесна́ партизанска природа, тропиниста, да тиха. Лишь скромь птичий звон тревожит спутаны ветви зелёных великанов солнечного от лета Полесья. Лишь жур ручейниц сквозит по кустам, да один лишь беспечный бродяга-барсук беззаботью своею отважиться пересечь тропу человечной прохоженке…
В такой лесной красоте пробирался Иван Васильевич на Нежно-Волье со славной давалкою-женщиной тамошней Натальей Ломкой им взятой в попутчицы. Долго крались собой от самого от утра, в ногах по лесу истоми не набиралось никак, и Василич с Федотьевной порешили уж было про меж себя добраться до сама села, но не тут…
Как на сдруг прихватил лёгкий зной, да нечаянно стала Наталья Федотьевна Иван Василича по спине сквозь гимнастёрку водить обломавшимся прутиком. Обернулся Иван Васильевич на ходу, а она в смех озорится себе на за́дворках… Чего ж тут терпеть – взял, согнул пополам иё Василич в поясе, да отодрал, как быть следоваит!.. В голос кричала Ломка, как трусила на мох росу своей сладости, наслаждала случившихся около птиц песней-голосом с ней приключившимся от прилива любви между ног… А Иван Василич не стал орошать понапрасну леса́ или глубь: дело раннее! И так стояк хорош в девке, упруг, клёном качал, да в тык лакомился. Налакомил его Василич пиздой, да так стоячим и вытянул – пригодится ишшо…
Дальше ехали так: Иван Васильевич шёл собой, а Наталья Федотьевна увивалась вокруг него, будто вьюница-полипица у дубка по стволу. Да покачивалась чуть павой-лебедем от избылия чувств…
– Давно ль проститутствуешь? – поинтересовался Иван Василич в ответ на её счастливое сияние глаз. – Не томят нежновольски поёбари красу-Наталеньку?..
– Наталеньку не томят! – рассмеялась в ответ вольна блудница. – А красу у Наталеньки уж позаебли напрочь всю, ведмеди́ стоерослые! Вишь, Ванюш, по соседним деревням от них в отпусках, да нагулах спасаюсса!.. Может там кто могёт не по нашему сунуть в лодейку мягкую, вся ищу… Ну, а как по серьёзному, то своих всё ж поболе люблю… Может и на копейку всего, а поболе всегда!.. Да так от самых семнадцати годков, как на стезю подалась… Уж, казалось бы, и с чего б мне так брать патриотствовать? А вот… Может быть ещё оттого, что Мандей Анри первым мне закузьмил под подол вертуна своего раззадорника, да так и на весь остаток жизни вкусом пришёлся… А он, Мандей ведь, известный у нас домосед-корнеплод – с лавки лишен раз жопой не сдвинется, как кулик на своём кочкаре!.. Перемеля наш илья-муромец…
