Комната была пуста.
— Проклятье… — Буркнул фюрер и решительно открыл шкафчик, в котором хранились бутылка шнапса и бокал. Когда он выпил, то вдруг ощутил лёгкое жжение в груди. Потом на плече и запястье. Почему-то закружилась голова… — Что за…
Он смотрел на своё запястье, где расплылось алое пятно кожного раздражения — но удивило не это. Дело в том, что пятно на его глазах разрослось, охватив почти всю кисть, покраснело, став почти малиновым и на его же глазах, стало исчезать. Вскоре рука была прежней. Фюрер минут пять смотрел на свою руку, потом глянул на бутылку. Не менее решительно он спрятал обратно в шкаф и бутылку и рюмку. Взъерошив волосы, он принялся читать последнюю главу, в которой говорилось о влиянии национал-социализма Германии на послевоенный мир. Сначала читаемые слова не доходили до сознания фюрера — он непрерывно что-то бурчал себе под нос. Что-то о том, что из-за этого путешественника во времени его начали мучить галлюцинации и что он, уже слишком устал для того, что бы ждать и дальше возвращения толерана, которое обязательно случится…
Гитлер не сомневался, что в эту ночь, Толеран к нему ещё заявится…
Человеческая единица, обозначенная как Гитлер, так и не поняла, что произошло. Но иначе было нельзя. Анализ возможных последствий, передачи Гитлеру полной информации, о провале миссии после третьей коррекции, показал, что последствия передачи информации приведут к провалу миссии с вероятностью в 37 %. Я не могу этого допустить. Гитлер умер не от старости, и он никогда не узнает, что его убил я. Точнее, его убила не достаточно полная база данных, касательно физиологии полностью органических человеческих единиц. Моё тело, получив дозу облучения, непрерывно очищает себя, от посторонних активных частиц. Таким образом, ионизирующее излучение моего тела, после выхода из зоны воздействия ионизирующих излучений, само излучает во много раз меньше безопасного минимума. Безопасного, для самых древних из кибернетических организмов. Как выяснилось, для человеческих единиц лишённых модификаций, этот минимум был смертельно опасен. Я, излучение моего собственного тела, запустило в теле Гитлера естественный механизм органического тела — рост раковых клеток. Он умер от опухоли мозга. Умер спустя много лет после контакта со мной, но анализ тканей мумифицированного тела Гитлера показал, что спусковым механизмом послужило как раз облучение, полученное им во время контакта со мной. Теперь ситуация исправлена, мне удалось безопасно и почти незаметно очистить организм человеческой единицы Гитлер от радиоактивных частиц. Вероятность успешного выполнения миссии выросла до 99 %. Мне остаётся лишь проверить временные точки и продолжать двигаться к точке, где началась Наша война.
Бессмертный фюрер — он не планировался в процессе выполнения миссии. Но как показала практика, без данного не учтённого фактора, успешное выполнение миссии маловероятно.
Теперь задача скорректирована, и шанс успеха заметно вырос…, но не достиг отметки вероятности в 100 %…
«Война почти закончилась…, они напали неожиданно — никто не мог и предположить, что немцы всё же начнут эту проклятую войну!..
Руки дрожат, трудно писать сейчас.
После того как мы заключили все эти новые соглашения — они напали. Мы считали их друзьями, они помогли стране в 41-ом, так это подло, но именно так они поступили…. Всё было сделано только что бы усыпить нас — заставить поверить, что они друзья.
Немецкие танки атаковали 5-ого мая 1942-ого. 5-ого первый выстрел был сделан по нашей границе, а сейчас 25 августа и бои идут уже в Москве…»
Яростно жужжа, пуля пролетела совсем рядом. Алексей дёрнулся всем телом, и вторая пуля пролетела там, где только что была его голова.
— Чёрт… — Прошипел Алексей, глядя на простреленный блокнот. Прямо посредине последней сделанной им записи, зияла большая чёрная, чуть подгоревшая по краям, дыра.
Несколько пуль врезались в осколки бетона, очень близко от него. Так близко, что фонтанчики серой пыли, прежде чем рассеяться плюнули в него порцией мелких камешков. Чуть выше и вся эта очередь легла бы точно ему в бок.
Алексей перекатился через гребень насыпи и кубарем скатился на дно какой-то ямы. Матюгнувшись, он сел и прижался спиной к изрезанной поверхности воронки. Подарочек от люфтваффе — килограмм 500 было в той бомбе, что нарисовала здесь такую глубокую воронку…, он расстегнул ворот грязной гимнастёрки, облизнул потрескавшиеся губы и покрепче ухватился за автомат. Трофейный. Кажется, он его давно уже забрал с трупа фашиста…, или недавно. На всякий случай он проверил рожок — полон. Хорошо, можно ещё повоевать. Алексей медленно пополз на край воронки. Высунулся над ней и настороженно осмотрелся. Пусто, нет никого. Может, показалось? Он давно ничего не пил и не ел тоже давно…, нет, тут война, тут не школьный класс и детишки над любимым учителем не подшутят. Тут если показалось — нужно действовать, потому что не проверишь ты, кажется или нет, никак не проверишь…, только если не будешь действовать. Если погибнешь — не показалось. Если живой, то…
С новым крепким матюгом на устах, Алексей подскочил и пулей метнулся прочь. Сильным прыжком он скрылся в проломе ближайшего здания. За спиной грянул взрыв. Воронка исторгла клуб чёрного дыма. Жутко визжа, во все стороны полетел щебень. Алексей лежал недвижно словно мертвец. Он ждал, он…
Что-то внутри содрогнулось, где-то в душе, окатило её каким-то потусторонним холодком. Мрачный, хищный взгляд его следил из пролома за окружающей местностью. Он ждал, словно зверь, ждал пока добыча придёт. Придёт к яме, что бы убедиться в его смерти. Алексей уже давно освоил эту науку — науку зверя, ждущего в засаде. Он давно воевал здесь совсем один — ему пришлось научиться…
А сначала их было много. Сначала целая армия, сила…, он был уверен, что фашисты просто не в силах сломить их, никак не в силах…
Мертвы все. Один он. И солдаты мертвы и граждане простые, что с ним вместе были, недавно были кстати. Вот Серёжка, молодой совсем, лет наверное 17 ему было…, его снарядом разорвало — глупо так погиб…
Кто-то крикнул что-то непонятное, кажется приказ…, идут. Алексей вновь ощутил странный холодок — кажется, сейчас не нужно шевелиться. Сейчас нужно ждать, а потом уходить по следам отступающих остатков армии, по следам убегающих из Москвы горожан. Тогда, тогда он сможет спастись…
Алексей мягко, почти нежно поднял автомат.
Ганс уважительно кивнул тому месту, где секунду назад лежал русский солдат. Умели они воевать, эти русские. Особенно такие. Те, что остались в городе, а не отступили. Уже неделю в городе нет организованных войск, нет командования, нет ничего — даже системы водоснабжения либо уничтожены, либо перекрыты что бы выкурить из города последних его защитников. Но бесполезно. Одиночки навроде этого грязного солдата, по-прежнему здесь и по-прежнему они делают уже взятый город, непригодным для использования войсками. Стоит зазеваться, стоит только не проверить буквально каждый кирпичик в радиусе трёхсот метров и в самый неподходящий момент гремит выстрел и ещё один немецкий солдат уезжает на родину в гробу. И новая броня здесь почти не помогает — русские быстро научились стрелять в голову, а их дьявольская меткость сделала даже этих полумёртвых солдат грозными противниками.
