на землю рядом с Любавой. Подвывая от ужаса, девочка задом отползла от Егора, и, схватив за юбку куклу, попавшую ей под руку, повернулась и бросилась в первую же увиденную ею открытую дверь.
Влетев в помещение, Любава осознала, что это было ошибкой. Выхода не было. В панике повернувшись и перехватывая поудобнее куклу, чтобы не болталась, в светлом прямоугольнике двери она увидела черный человеческий силуэт. Всхлипнув, девочка попятилась, озираясь в поисках выхода. На глаза попался маленький квадратик света — выход для кур. Любава, не раздумывая, буквально рыбкой нырнула в него и, обдирая плечи, протиснулась в куриный лаз. Кувыркнувшись с узенькой доски с планками, служившей лесенкой для домашней птицы, больно ударилась локтем о стену курятника. Услыхав отборный мат, доносившийся из сарая, Любава, схватив куклу, рванула через выгул к своему дому.
Выломав в своем заборе пару штакетин — Сережка научил, когда им лень обходить дворы было — Любава побежала к дому. Выскочив из-за нужного домика и обогнув баню, девочка резко затормозила, от неожиданности плюхнувшись на пятую точку — во дворе хозяйничали чужие. Проскочить мимо них незамеченной не получится. Любава, встав на колени и не выпуская из руки уже порядком извазюканную Марусю, попятилась назад, старательно давя рвущиеся из груди всхлипы. Заползя задом обратно за баню, она вскочила на ноги и рванулась обратно через проделанную ею дыру в заборе. Выскочив на задворки и нырнув за стог сена, девочка села на землю.
Вытирая грязными кулачками текущие из глаз слезы, Любава, тихо всхлипывая, вслушивалась в крики, причитания и плач, разносившиеся по всей деревне. Куда бежать, девочка не знала. В лес? Но там медведи, которые загрызли отца. Если его загрызли, так ее и вовсе проглотят! В поля — там не спрячешься, издалека видно… В церковь? Любава задумалась, тяжело, со всхлипами вздыхая. А ведь в церковь чужие не пойдут… Их Боженька накажет, ежели они там появятся. И они сразу в соляные столбы превратятся, как Содом и Гоморра, про которые отец Иоанн рассказывал! Решив, что церковь — самое безопасное место в деревне, Любава со всех ног кинулась туда задворками.
Вбежав в храм, девочка наткнулась на отца Иоанна в парадном облачении, державшего за плечо Сережу и что-то серьезно говорившего ему. Мальчик, опустив голову, то и дело мотал ею в жесте отрицания, проводя рукой под носом.
— Отец Иоанн! — всхлипнув и выронив на пол свою куклу, девочка, расставив ручонки, раненой птицей бросилась к священнику и, прижавшись к нему, разревелась в голос.
— Что? Что случилось, дитя? — ласково гладя ее по растрепавшимся светлым волосам и вытаскивая запутавшиеся в них веточки и соломинки, тихонько спрашивал отец Иоанн. — Скажи мне, Любавушка, что стряслось? Что там, деточка?
— Мама… — рыдала девочка, — маму убили…
— Настасью? — охнул священник и широко перекрестился. — Царствие небесное рабе Божией… Кто? Как? Любава? Кто убил?
— Чу… Чужие… Страшные… Мама за Зорькой… А ее плеткой… Упала… — плакала навзрыд девочка, выплакивая все, что ей пришлось пережить за это бесконечное утро. — Всех… убили… дядьку Прохора… вилами ткнули… Дядька Егор… упал… Николеньку головой… — девочка сквозь слезы пыталась рассказать священнику, что она видела. Тот слушал внимательно, широко крестясь и не вытирая слез, текущих по морщинистым щекам. А девочка сквозь всхлипы, сквозь плач, повторяясь, отрывисто говорила и говорила, неспособная ни перестать плакать, ни прогнать картины, стоящие перед ее глазами.
Сережа, переживая за подругу, мял в руках поднятую с пола Любавину куклу, переступал с ноги на ногу, переводя встревоженный взгляд со вздрагивающей в рыданиях Любавы на отца Иоанна и обратно. Заметив нетерпение мальчика, Иоанн, словно укрывавший рукавами облачения плачущую девочку, отвел от нее руки и кивнул Сереже.
Тот, тронув подругу за плечо, тихонько позвал:
— Любава… Вот, гляди, Маруся твоя… Тока у ней рука разбилась… — мальчик попытался сунуть ей в руки куклу, но девочка в отчаянии цеплялась за священника, ища у того утешения.
— Сергий, вынь из образов икону благодатную и возьми большую свечу, — забирая из рук поникшего мальчика искалеченную куклу, ласково и спокойно проговорил священник.
Убедившись, что мальчик послушно отправился туда, куда ему сказали, он, оторвав от себя руки девочки, опустился перед нею на колени — присесть на корточки уже не позволял возраст.
— Любава, деточка, послушай меня, — ласково убирая с заплаканного лица девочки прилипшие волосы, проговорил он. — Час испытаний тяжких наступил, и должны мы вынести их с честью. Потому сейчас пойдете с Сергием туда, куда я укажу, и станете сидеть тихо, словно мыши. У Сергия будет икона благодатная. Это самое ценное, что есть в храме, его душа, его сердце. Покуда жива икона, будет и храм жить. Слышишь ли меня, дитя? — девочка, всхлипнув, кивнула.
— Сергий, — поднял взгляд священник на подошедшего с иконой и свечой мальчика, — ты сейчас возьмешь Любаву и спустишься с ней в хранилище. Запомни, мой мальчик: не выходите, пока все не утихнет. Когда все успокоится, ты оставишь благодатную икону в хранилище, в тайнике, закроешь его — как закрыть тайник и хранилище, ты знаешь. Выйдете, и ты спрячешь Любаву, а сам пойдешь в село, посмотришь, что да как. Ежели уйдут супостаты, останетесь. Ежели нет, али плохо все будет — возьми церковную кассу, ты знаешь, где лежат деньги, только спрячь их хорошо, возьми Любаву и уходите отсюда. Ступайте в Оптину Пустынь, что в Калужской губернии. Далеко то, но добирайтесь. Там сыщете старца Амвросия, ежели жив еще. А коли нет, просите убежища в Пустыни, расскажите, что здесь — вам не откажут. Береги Любаву, Сергий, — и, перекрестив и благословив обоих детей, он вложил руку девочки в ладонь Сергия. — Ступайте. И помните, что я вам сказал.
— Аа… — вскинулся мальчик, пытаясь что-то спросить. Священник остановил его движением руки, и, нахмурившись, уже строго повторил: — Ступайте! Пусть Господь хранит вас!
Сергий зажег свечу от горящей лампадки, и, выведя Любаву через маленькую, неприметную дверцу позади храма, провел ее в хранилище. Усадив все еще всхлипывавшую девочку на табурет перед столом, он установил свечу в специальный широкий подсвечник, положил благодатную икону на стол и сунул куклу Любаве в руки.
— Любава, ты сиди здесь, а я к братьям сбегаю, — торопливо зашептал ей мальчик. — Ты не бойся, — увидев испуганные глаза девочки, успокаивающе тараторил он, — я быстро обернусь! Я только до братьев и обратно, хорошо? Ты только сиди здесь и не выходи никуда, что бы ни было, ладно? А я быстро обернусь, хорошо? — и, не дожидаясь ответа, погладив девочку по растрепанным, спутавшимся волосам, Сережа, плотно прикрыв дверь,
