я.
Заметил, что у Каховской перехватило дыхание.
Зоя вздрогнула, будто я отвесил ей пощёчину.
—…Мы догоним. И у меня случится приступ… наверное.
Я положил руки на плечи Каховской, заглянул девочке в глаза.
Спросил:
— Ты поняла, что я сказал?
Девчонка не ответила. Ответили её глаза.
В них я заметил отблески бушевавших в Зоиной душе эмоций — совсем не тех, на которые рассчитывал.
— Каховская! Не тормози! — сказал я. — Мне нужна твоя помощь.
Встряхнул девочку — заставил её кивнуть головой.
— П…помощь? — переспросила Зоя. — Какая?
Она посмотрела на не спеша отдалявшуюся от нас Светину фигуру.
— Дружескую, какую же ещё.
Я взял Каховскую за руку (её пальцы оказались холодными, несмотря на стоявшую в городе совсем не осеннюю жару), потащил Зою вниз по ступеням — девочка упиралась, но неактивно.
— Нам нужно догнать Зотову, — сказал я.
— З…зачем?
Каховская едва переставляла ноги. Но активно не сопротивлялась.
— Узнаем, что за ерунда тут происходит, — сказал я. — Иди нормально, Каховская! Не тормози. Подхватишь меня, если вырублюсь. Как тогда, около школы. Чтобы я не расквасил физиономию. Надя… мама расстроится, если вернусь домой с опухшей мордой. Ты меня поняла, Каховская?
Зоя не ответила. Она вздрогнула от моего оклика… промолчала и будто снялась с тормоза. Девочка зашагала увереннее — словно шла теперь не по принуждению. И даже ускорила шаг (сжала мою ладонь, рукой прижала к себе мешавшую ей идти сумку). Но не смотрела на Зотову — Каховская поглядывала мне в лицо. Вопросов не задавала. Однако те читались в её взгляде (удивлённом, настороженном, слегка испуганном). С ответами я не спешил. Потому что пока и сам их не знал. Действовал, опираясь на предчувствие и догадки. Желал прояснить ситуацию именно сейчас, а не после: в школе или на тренировке. Да и не хотел… опоздать. Расстояние между нами и Зотовой теперь не увеличивалось — напротив: быстро уменьшалось.
Света услышала звуки наших шагов — взглянула через плечо. Её глаза блеснули (как блестели и плафоны фонарей, отражавшие солнечные лучи). Зотова поправила свалившуюся ей на лоб чёлку, усмехнулась. Но не остановилась — лишь горделиво вздёрнула курносый нос и приподняла подбородок (в моей голове мелькнула мысль, что Света передразнивала Каховскую) и отвернулась. Всем своим видом девочка показала, что не намерена с нами общаться: Зотова намекнула, что мы ей не интересны. Зоя Каховская фыркнула; будто нарочно, чиркнула по земле каблуком. Света не отреагировала на резкий звук; не ускорила и не замедлила шаг, не сменила она и направление движения (не уклонилась от встречи с нами).
И всё же она вздрогнула, когда я ухватил её за руку.
* * *
Сквозь всё ещё не стихший в моей голове грохот доносились слова Зои Каховской:
— Всё хорошо, Миша. Всё хорошо, Мишенька. Всё хорошо…
Боль отступила (но совсем не исчезла — осталась в моей памяти). Запах гари сменился запашком уличной пыли и человеческого пота (ещё мне почудился едва уловимый аромат женских духов). Я сообразил, что не оглох: слышал сейчас не только звон, но и голос Каховской, чириканье птиц, шум проезжей части — всё это казалось теперь едва ли не райскими трелями. Я не ослеп от вспышки — понял это, когда увидел перед собой подсвеченное красками заката небо, похожие на куски ваты облака и Зою Каховскую. Девочка всматривалась в моё лицо, хмурила брови, шевелила губами. Наглаживала мою голову тёплой ладошкой. И повторяла однотипные фразы (будто проигрыватель, в котором заело пластинку).
Я пошевелился, но голову не приподнял: сил на такой подвиг не нашёл. Однако отметил, что боль не вернулась. Да и сердце уже не металась в груди — выровняло ритм: погонявший его испуг схлынул. Я тут же вспомнил, кто я и где. Улыбнулся — чтобы успокоить смотревшую на меня с неба Зою. Каховская замолчала, шмыгнула носом (будто переняла эту привычку у Вовчика). Прижала ладонь к моему лбу (проверила, нет ли у меня жара?). При мысли о жаре волна холода прокатилась по коже вдоль моего позвоночника. Я вздрогнул; заморгал — к собственному удивлению, всё же отогнал воспоминания. Поднёс к своему лицу руки — проверил их на наличие ожогов (заметил на коже лишь несколько уже подживших ссадин).
— Как он? — раздался справа от меня голос Зотовой. — Может, скорую всё же вызовем?
Я скосил взгляд — увидел в шаге от себя Зоину соперницу.
Та переминалась с ноги на ногу, нервно покусывала губы.
— Уходи, Светка! — неожиданно грозно сказала Каховская. — Объяснила ведь тебе: с Мишей всё будет нормально. С ним подобные приступы временами случаются. Ничего страшного. И нечего на него смотреть. Он тебе не страус в зоопарке, чтобы его разглядывать!
— А тебе, значит, можно на него пялиться? — сказала Зотова.
— Мне — можно, — ответила Зоя. — Уходи.
Услышал, как Зотова возмущённо хмыкнула. Увидел, как Света вскинула руки — словно окатила меня и Каховскую невидимыми брызгами. Небо слегка потемнело — то спрятался за облако спустившийся к крышам домов солнечный диск.
— И ладно! — воскликнула Зотова.
Курносая девчонка взглянула мне в глазах в поисках поддержки — не получила её.
— Ну и… сами разбирайтесь со своими припадками! — сказала она.
Зотова резко развернулась — исчезла из моего поля зрения. Зоя победно усмехнулась. Я услышал Светины шаги — громкие, отчётливые (будто Зотова нарочно долбила по асфальту каблуками). Каховская выждала, пока наша одноклассница удалится.
И вновь посмотрела на меня.
— Что с ней случится? — спросила Зоя.
Говорила она тихо, едва ли не шёпотом.
Я не ответил.
Каховская скривила губы.
— Только не делай такое лицо, Иванов, — сказала она. — Думаешь, я ни разу не слышала, как об этих твоих приступах шушукались мои родители?
Зоя заглянула мне в глаза.
— Она умрёт? — спросила Каховская. — Когда?
— Пятнадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, — ответил я. — В понедельник утром, за час до начала первого урока.
Тёплая ладошка отпрянула от моего лба — накрыла Зоины губы. Мне почудилось, что Каховская сдавленно пискнула (или не почудилось). Я заметил, в глазах девочки влажный блеск — когда Зоя Каховская посмотрела вслед нашей однокласснице (Света Зотова торопливо отдалявшейся от нас и от Дворца спорта). Зоины бёдра под моим затылком дрогнули, будто Каховская попыталась встать на ноги. Но девочка то ли передумала, то ли не решилась уронить на землю мою голову. Я всё же сумел повернуться на бок, приподнялся на локте. Заметил наматывавших вокруг нас круги разномастных голубей (те склоняли набок головы, разглядывали меня и Каховскую глазами-пуговками).
Уселся на асфальт. Тот подо мной покачнулся — я опёрся о Зоино плечо (девочка подставила его с готовностью, придержала меня под локоть). Я отметил, что пролежал на земле недолго (судя по тому, что ко мне не спешила толпа помощников и спасителей). Вместе с Зоей около минуты наблюдал за тем, как Зотова дошла до не работавшего питьевого фонтанчика (Света шагала с прямой спиной, будто чувствовала на себе наши взгляды). Зотова свернула с главной дорожки, скрылась за кустом-изгородью. Я заметил, как оживились ветви кустарников: закачались, зашуршали листвой. Зоя Каховская вздохнула-всхлипнула, точно уже оплакивала Светлану, ставшую вдруг для неё закадычной подругой.
Девочка спросила:
— Что с ней случится?
Я не чувствовал желания пересказывать Зое своё недавнее видение. Почувствовал во рту вкус крови (всё же прокусил губу). Ощупал ранку языкам.
— Ничего ужасного с Зотовой не произойдёт, — сказал я. — Теперь.
С трудом, но всё же встал с асфальта. Пошатнулся. Каховская вскочила, ринулась ко мне, придержала моё тело за талию. Я выждал, пока завершится под ногами качка. Взглядом нашел лежавшую в стороне сумку, неуверенно прошёл отделявшие меня от неё метры (под строгим Зоиным контролем). Но не позволил Зое нести мою ношу. Потому что не считал себя немощным или больным. Уже изучил свои приступы — не сомневался, что через четверть часа в память об очередном видении у меня останется лишь плохое настроение, да метка в виде синевы над губой (которую хотел скрыть от взора Надежды Сергеевну, чтобы не травмировать Мишиной маме психику). Взглянул на Каховскую, жестом показал ей, что пора идти.
Девочка не спорила; взяла меня под руку, повела по аллее.
— И что говорили о моих приступах твои родители? — спросил я.
Зоя дёрнула плечом, будто испуганно вздрогнула, пойманная «на месте преступления». Не встретилась со мной взглядом — посмотрела на кусты, словно заметила среди ветвей нечто любопытное. Она снова стала ведомой в нашей паре, едва мы отошли на десяток метров от места моего недавнего падения
— Я знаю, почему у тебя
