что на меня уже обрушили, после чего начал осознанно замедляться. И реальность пришла в движение, сорвав с моей души колоссальных размеров и массы груз. Всё в порядке. Я живу и сражаюсь, и запереть меня в моменте никому не под силу. А откат как-нибудь переживу: кто ж знал, что выматывает не столько ускорение разума, сколько псионические манипуляции в таком состоянии?
Раскалённый металл при пересечении границы подконтрольной мне зоны останавливался и устремлялся в противоположном направлении, а под моими ногами ступень за ступенью растягивались вырванные из-под земли трубы, заливающие всё вокруг водой и нечистотами. Должный пробить мне голову насквозь высокоэнергетический луч света миновал телекинетику и лёд, но не преодолел взметнувшуюся перед ним стену моей воли и матово-чёрной тьмы, поглощающей всякий свет и нестерпимо нагревающей всё вокруг. Куда интереснее всё оказалось с обрушившимся на меня ментальным молотом, действующим как будто бы обособленно от разума, его направляющего. Мой ускоренный тысячекратно разум не уничтожил нападавшего, как хотелось бы, а лишь ослабил действительно мощный удар, вопреки рассказам наставника всё-таки способный превратить даже средней паршивости студента-псиона в пускающий слюни овощ. Не стоит беспокоиться о ментальных атаках, да? Что ж: вот он, пример безалаберности окружающих, из-за которой я мог лишиться жизни. А дали бы доступ к архивным записям и картотекам, и я бы сам всё проанализировал и воспринял, глядя на объективную реальность. И не пришлось бы теперь поспешно останавливать ментальный удар до того, как тот обрушится на стены цитадели моего разума.
Но опыт, признаться, был крайне занимательным, и требовал всестороннего рассмотрения вне битвы. Жаль, что гарантированно взять этого темнокожего телепата живым я не смогу: слишком уж опасно. Ударит не по мне, а по Ксении, и что тогда? Не факт, что я смогу такую атаку перехватить, в отличии от нацеленных на материальное явлений. Так что пришлось второпях тянуться к приоткрытому для атаки разуму врага, собирать всю свою ментальную волю в изящный кинжал — и бить, бить так сильно и часто, как только было возможно. У меня не было лишних мгновений, ибо враг всё ещё пытался продавить мою защиту, а знаний касательно вспомогательного урона «по площади» я не имел. Пытался погасить и принять на свой «щит» всё, что видел, но не переставал опасаться за жизнь и разум находящейся за моей спиной испуганной девушки.
А любитель раскалённого металла тем временем уже почти подобрался к границам «моей» зоны. Определённо, первые трупы без каких-либо сложностей — явно моя удача, помноженная на их неготовность встретить такое сопротивление. Сейчас враги действовали слаженно, точно единый механизм: телепат отвлекал моё внимание, попутно пытаясь убить; удивительной мощи пробойщики подавляли мою защиту и прокладывали дорогу для авангарда; ну а авангард этот, полагаясь на поддержку товарищей, бьющих издалека, пёр вперёд как танк, окружив себя расплавленным металлом и сформировав у обеих рук так любимые псионами клинки из высокотемпературной плазмы, перед которой не мог устоять ни один сплав на планете. Убийцы разглядели во мне очень серьёзную добычу, и явно перешли к плану «Б».
Не с самого же начала они планировали добивать меня так, словно я — превосходящий их по силе псион?
Минула секунда, и ментальное давление отступило, начав стремительно развеиваться вслед за разумом вражеского телепата, лопнувшего словно жарким летом забытая на подоконнике пачка вчерашнего молока. Я же дёрнулся назад, перебирая своими ногами по трубам, которые уже тоже начинали плавиться. Взлететь мне не давали пробойщики, отдававшие всех себя только ради этого: зафиксировать, не дать закрыться. Благо, до Ксении их ручонки пока не дотянулись. То ли не понимали, что это самый верный способ меня удержать, то ли просто не могли себе позволить отвлекаться на что-то ещё: а ну как я их авангард уничтожу? К нынешнему моменту меня от ускорившегося псиона, сверкающего покрасневшими, взбешёнными глазами и лопающейся от жара кожей, слезающей вместе с растрескавшейся маской-шлемом, отделяло всего четыре метра. Так мало — и так много с учётом моих возможностей. Стоит признать, что раньше я остановить его не мог: подавление закрывало львиную долю подконтрольных мне объёмов окружающего пространства, и даже ускоренное сознание не позволяло играючи обходить все ловушки матёрых профессионалов, один из которых только что сдулся и потерял сознание…
Нет: он сдох, получив пулю в затылок от наших, подоспевших на место спустя, суммарно, семнадцать секунд с момента подрыва моего дома. Мне сразу стало куда легче дышать, и отчаянного смельчака, почти до меня добравшегося, я просто сдул с открывшегося для манипуляций направления. А уж дуновение высокотемпературной плазмы, я вам скажу, смертельно, что обугленные останки не сумевшего полностью защититься урода и доказали.
Не защищайся он совсем — и остался бы только пепел, как от его уже почивших дружков.
— Пог’аний ублюдок! — Я не торопился действовать, глядя на убийц, не успевших к первой и последней атаке товарищей. Их осталось всего двое: я убил двоих манипуляцией типа «бульдозер», одного поборол в ментальной стычке и одного спалил насмерть. Ещё двоих, тех самых пробойщиков, только что намотали на вал свои, а оставшиеся не особо-то и дёргались. Зато болтали: девица в напрочь изорванной накидке, под которой скрывался выглядящий весьма технологично костюм, разве что слюной не брызгала, костеря меня на все лады и на исковерканном нашем, и на своём родном, мне понятным постольку-поскольку. Уверен: под маской-шлемом от её лица можно прикуривать, и отнюдь не потому, что она сильно смущалась. — I hate you, hear me⁈ (Ненавижу тебя, слышишь⁈).
Что до второго выжившего, то стоял он куда смирнее подруги, и даже отступил от неё на пару шагов, подняв руки и не проявляя никакой псионической активности. Высокий, худощавый, потрёпанный и раненый, он смотрелся даже как-то жалко на фоне плотно сбитой энергичной подруги. Да уж, с такой раной на брюхе у него и вариантов-то нет, много он не навоюет. Но со светом он управлялся мастерски: иной цели мог и проплавить в голове такую дыру, что кушать можно будет в две руки.
— Не двигайтесь и ничего не предпринимайте. Тогда никто не пострадает. — Наконец сказал я, оформив «рупор» до своих, получается, пленных. Хотелось ли мне их убить? Бесспорно! Но я понимал, что такой шаг выставит меня не в лучшем свете перед своими, уже наблюдающими за всем с вертушек. Да и с языками получить от организаторов банкета хоть что-то будет проще. Глаз за глаз — хороший размен, но и сверх того что-то получить для страны будет нелишним. Даже
