искали и нашли, чтоб гнать. Разве что, будешь жить в Бутырке, и тебя будут на работу возить. Под конвоем.
— Нет ли в произошедшем какого то хитрого плана нашего с тобой наиглавнейшего шефа?
— Скажи мне, Боб, зачем Лаврентию Павловичу придумывать дерьмо, что ты и сам с удовольствием не только найдешь, но и вляпаешься?
— А ты то, откуда все знаешь? — хотя, о чем я? Розенгольц, поди, уже со всеми поделилась.
— Твой поэтический диспут во всех сводках. — удивил меня Чашников- Наши болеют за тебя. Милиция Москвы делает вид что нет. Но, говорят что патрульные, проверяя сегодня утром документы на Ленинградском вокзале, у каких то приезжих писателей, напевали про каких-то козлов.
И он оглушительно заржал. Потом даваясь смехом добавил, что судья Гирс поклялась — первый же иск за оскорбление песней ' Козлы', будет удовлетворен в полной мере, и даже реальным сроком. А Борисов пусть ей на глаза не показывается, сядет тут же.
— Но как⁈ — я растерялся настолько, что на мгновение забыл обо всем.
— Ты не понял куда ходил? Вообще то, официально это называется выступление секции молодых поэтов. Ведется стенограмма. Приходят молодые поклонницы поэзии, записывают понравившееся стихи. Твоя песня уже ушла в народ, Боб. Смирись. Только Гирс, пару месяцев, лучше действительно на глаза не показывайся.
— Боюсь, у меня не получится, Витя. Кажется, сегодня и закроют.
— Да кому ты нужен⁈
— Я тут, утром, убил придурка…
Чашников мгновенно и кардинально переменился, внешне оставшись прежним. Похоже, он решил что я, получив стулом по репе, ступил на тропу маньяка. Ну, взгляд у него стал такой… очень специфический.
И я, пока он не кликнул подмогу, рассказал о произошедшем на переезде.
Когда я, вкратце, изложил ему основные факты, он, к моему удивлению, ощутимо расслабился. Тем не менее, стремительно задал мне кучу коротких, но точных вопросов. А получив от меня максимально честные ответы, и вовсе сказал:
— Тьфу на тебя, Рома. Я уж было подумал, что ты сразу же пошел, и шлепнул Полянского.
— Что значит тьфу⁈ Мне идти сдаваться, или сначала поставить в известность Лозгачева?
— Куда сдаваться? Боб, если бы в твоих действиях усмотрели хоть долю вины, тебя бы давно взяли. А тут — вооруженное нападение при свидетелях… чистая самооборона. Думаю, парни из Марьиной Рощи даже дело открывать не стали.
— Витя. Я только что получил условный срок. И, будем честными, при помощи своих «м» способностей грохнул человека. И мне ничего не предъявят⁈
— Тебе бы предъявили, если бы Сашка пострадала. Или этот обходчик, или кто он там? А так — ты адекватно пресек угрозу общественному порядку, и жителям Москвы. Свободен.
— Я, блять, с ваших коммунистических порядков куею, Виктор Петрович.
— Ну, если хочешь, я позвоню в отдел, в Марьину Рощу, узнаю что и как. Но поверь, Боб, может приедет кто, опросит, что б дело потолще выглядело. А так — все чисто, не переживай.
Мы вышли из комнаты отдыха и пошли к главной лестнице.
— Гм. А что там с Полянским? С чего мне его убивать?
— Хе. Он бывший жених Воронцовой. Этой весной разбежались. Все гадают, что там у них случилось. Я подумал, ты узнал.
Я вдруг вспомнил тонкий Сашкин профиль, в робком утреннем свете окна, и как бьется у нее жилка на шее. А потом сказал:
— Знаешь, товарищ Чашников, ты ведь сегодня обратно в Балашиху возвращаешься?
— Ну да, эту неделю мы внешники, а со следующей снова в личке.
— Тогда поедем вместе. Поживу ко я в казарме. А то в этой вашей Москве шагу не ступить, чтоб или стулом по голове не получить, или с каким вооруженным придурком не сцепиться.
— Увы тебе, Боб. От нее можно уйти только если она этого сама захочет…
Товарищ Поскребышев, вообще ничего не сказал, изучив бумагу о моей судимости. Кивнул, и протянул мне очередную папку, что будет у меня на предстоящей встрече Калинина с товарищами.
После того, как мы с Михал Иванычем перекинулись парой слов, оные товарищи зашли в кабинет. НаркомФин Сокольников, глава ГосБанка Шейнман, ЗамПредсовнаркома Молотов, и Берия.
Дело понятное, середина года, то самое время, когда нужно начинать прикидывать бюджет на следующий год. Определить основные параметры, и спустить их в ведомства. Там обдумают и предъявят свои хотелки. После этого, в Совнаркоме это все как то утрясут, и отдадут в Верховный совет на утверждение. Там, понятно, еще покроят, а потом утвердят. Пол- года, в самый раз.
В отличие от политических и каких-то аппаратных обсуждений, при которых я уже поприсутствовал, тут я хоть что-то понимал. Не разбирался, но хотя бы понимал, о чем идет речь.
Все вышло, как я и думал. Товарищи доложили, что бюджет осваивается, дела делаются, все отлично. Но есть проблемы. Вавилов вот, сделал открытие, честь ему и хвала. Урожай вырастет на порядок. Но как под это дело создать инфраструктуру? И, главное, на что? Лишних средств нет. А тут еще и какой-то авиазавод.
Постепенно я сообразил, что товарищи финансисты-экономисты, с примкнувшим к ним Молотовым, плющат товарища Калинина. С общим посылом, что жить надо по средствам. Отложив хотя бы авиамоторные проекты на попозже. Потому что возросшие урожаи потребуют поначалу внушительных дополнительных расходов.
Берия заступился за вождя. Объяснив, что авиазавод не блажь, а экономия. Обеспечивает качественный технологический скачок, без затрат гигантских средств на изобретение велосипедов. Позволит не изобретать, а развивать.
В качестве примера привел танковые дизельные двигатели, В-2, что сейчас проходят испытания. Они, на самом деле — глубокая переработка закупленных в двадцатые, лицензий и технологий двигателя BMW. Обеспечивающая стране приоритет в этом направлении.
Но и финансисты, и потребители финансов в лице Молотова, были неумолимы. Если только на внебюджетные поступления, товарищ Калинин. Бюджет на потянет.
Присутствующие, производили впечатление спокойных, уверенных в себе людей, занятых важным делом, и не склонных отвлекаться. Поэтому я без опаски разглядывал сидящих за столом для совещаний.
Люди собрались легендарные. Григорий Сокольников- автор денежной реформы, сделавшей рубль одной из мировых валют. Инициатор ряда мер и законов, обеспечивших устойчивый экономический рост. Автор концепции занятия командных высот в экономике, с допуском частного сектора, поддержанной Лениным. На первый взгляд в Китае, на исходе века, его опыт изучили более чем тщательно. В моей реальности, он арестован в тридцать шестом, погиб в тюрьме.
Арон Львович Шейнман — единственный из старых
