«Откуда Вера Жарова, из какого анклава? Какое задание выполняла спецгруппа „Сова“? Кто послал группу в леса, судя по всему, в глубокий рейд? С какой задачей? Почему письмо должен получить именно ведьмак или кто‑то из „наших“, а не княжеский воевода? И где мне отыскать Вадима по прозвищу Рысь?»
Вопросы оставались без ответа, но я был уверен, что получу их. Надо только вырваться из леса и перебраться на левый берег реки.
19
— Значит, говоришь, оставил своему раненому командиру гранату, и он приказал тебе спасаться?
Герман прищурился и посмотрел на меня так, словно хотел взглядом прожечь дыру, а я ответил:
— Так точно.
— А пулемет бросил в ручей?
— Да.
— Ты врешь! — закричал Герман, выскочил из‑за стола и ударил меня кулаком.
Я ничего подобного не ожидал и не успел увернуться. Да и не смог бы. Силы на пределе, я еле на ногах стоял, и достойного сопротивления оказать не в состоянии.
Кулак командира врезался в челюсть и в глазах потемнело. На мгновение я потерял ориентацию, а когда очнулся, обнаружил, что валяюсь на полу. Надо мной разъяренный Герман, а на плечах у него повисли Кореец и Техас.
— Успокойся! — Техас, блондинистый верзила, прижимал Германа к себе и не давал ему снова меня ударить.
— Да он же врет нам! — пытаясь вырваться, орал командир. — Этот щенок струсил и бросил Женьку! Я же вижу это! Он сбежал, а Женька один остался, без прикрытия! Вот как все было!
— Командир, не руби сплеча! — Техаса поддержал Кореец, приземистый круглолицый азиат. — Разобраться надо! Вышлем в лес группу, отыщем Федора, Елену и остальных! Они скажут, как дело было!
Герман еще немного подергался, понял, что ему не вырваться, и успокоился:
— Ладно. Отпустите.
Повольники освободили командира, а Техас встал между нами, во избежание непоправимых эксцессов, так сказать. После чего Герман сел за стол, еще раз обдумал, что я ему поведал, и принял решение:
— Готовим отряд к выходу. Пойдем в лес, по следам группы. С собой возьмем усиление из дружинников, Плетко мне не откажет. И еще… Позовите второго местного следопыта… Как его?
— Алексея Романова, — сказал Кореец.
— Верно. Алексея. — Герман прервался, посмотрел на меня и бросил: — Этого сопляка пока в карцер. Пусть посидит. Падла!
По приказу Корейца в командирской палатке появился Игнат, любитель секир и прочего холодного оружия. Он кивнул в сторону выхода, и я вышел.
Мы остановились под навесом, где на лавке лежал мой рюкзак, а рядом с ним автомат. На меня смотрели повольники, которых несколько дней назад я считал своими боевыми товарищами, и взгляды многих были недобрыми. Как и Герман, они считали меня трусом, который бросил Кольцо, а сам сбежал. Ну и что сказать? Оправдываться бессмысленно. Да, я сбежал, но по приказу непосредственного командира. Потом добрался до болот и нашел потайную тропинку Федора Романова. Сутки добирался до лодки. Потом выбрался на реку, перебрался на левый берег и доложил о том, что произошло. Я был предельно честен, только не успел сообщить о встрече с Жаровой, и в итоге меня огульно объявили трусом.
«Пропади все пропадом», — подумал я, понимая, что сейчас ничего не докажу, и повернулся к Игнату.
— Руки вверх подними, — приказал повольник.
Я сделал, что велено, и он быстро обыскал меня. В карманах была всякая мелочь, которую Игнат выгреб, и после этого он спросил:
— Боеприпасы или оружие за пределами крепости не прятал?
— Нет, — я покачал головой.
Игнат, которому было неприятно шмонать меня, поморщился:
— Если не виноват, выпустят. Пойдем в карцер, парень. Знаешь, куда идти?
— Знаю.
Крепостной карцер находился в подвале третьего донжона и перед тем, как оказаться за решеткой, я попросил повольника:
— Игнат, окажи услугу.
— Какую?
— Присмотри за моими вещами.
— Хорошо.
Повольник кивнул и ушел, а я остался один. Присел на жесткие нары и услышал злой голос караульного:
— Не положено! Встать! Лежать разрешается только после отбоя.
Караульным оказался мой знакомый, тот самый дружинник, которого я вырубил перед выходом в рейд. Он меня тоже узнал и хотел показать свою власть. Но мне было все равно, и я отозвался:
— Плевать…
— Повольник, я ведь сейчас в камеру зайду и навешаю тебе, чтобы не огрызался.
— Попробуй только. Горло перегрызу.
Не знаю, поверил он мне или решил не нарушать устав, который запрещал в одиночку входить в камеру арестованного, но дружинник замолчал, а я заснул…
Проснулся вечером, когда принесли ужин, тарелку каши, кусок хлеба и компот. Караульный сменился и новый охранник, которому было скучно, все время пытался меня разговорить. Только мне общаться не хотелось, и я отмалчивался.
Наступила ночь и снова сон. Потом утро, завтрак, выход в туалет и сон. Обед и сон. Опять ужин, прогулка в туалет и сон.
В общем, мной овладела апатия. Мыслей ноль. Желаний нет. Я находился в состоянии покоя, и это продолжалось до тех пор, пока за мной не пришел Игнат.
Повольник появился среди ночи. Он вывел меня из карцера и сказал:
— Отпускают тебя.
— Наших нашли? — спросил я.
— Да.
— Все живы?
— Тропарь умер, сердце остановилось.
— А Миша?
— Живой. В себя пришел, но не разговаривает. Пока только знаками общается.
— Что с Кольцом?
— Его возле ручья не оказалось. Тела нет, крови немного. Видимо, не успел он себя подорвать и его взяли в плен.
— Как же так? Выходит, что подтверждения моим словам нет?
— Есть. Елена, Рик и Федор говорят, что слышали, как вы от дикарей отбивались. Пулемет бил и автомат, два ствола. А еще ПКМН, который ты в воду бросил, обнаружили.
— И что со мной теперь будет?
— Герман скажет.
Мы вошли в командирскую палатку, в которой собрались наиболее авторитетные ветераны отряда. За столом трибунал в лице Германа, Корейца и Техаса. Рядом с ними Елена и еще несколько повольников. Они молчали и я тоже. Встал под тусклой лампочкой в центре палатки и ждал, что будет дальше. Видимо, моя судьба уже была решена, и чтобы я ни сказал, все впустую.
— В общем, так, — прерывая тишину, заговорил Герман. — Обвинение в бегстве без приказа с тебя снимается. Однако доверия к тебе нет и, как командир отряда, я разрываю с тобой контракт. Завтра утром ты обязан покинуть крепость. Оружие оставляем. Вещи тебе вернут. Расчет получишь у казначея. Вопросы?
— Нет вопросов, — я покачал головой.
— Тогда уходи, пока я не передумал.
«Легко отделался, — промелькнула мысль. — Герман запросто мог вывести меня из крепости и расстрелять. Или оставить в отряде, а потом подставить. Ведь его сын исчез, то ли погиб, то ли в плену, что еще хуже, а я жив и здоров».
