– Наташа! – отозвалось эхо в неожиданно наступившей глухой тишине.
Иванов стал проваливаться в черную бездонную пропасть.
– Наташа! Наташа! – в окружающей жуткой пустоте отражался со всех сторон чужой металлический голос.
– Наташа! – снова закричал Иванов и вскочил с кровати, сбрасывая остатки кошмара. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Хотелось пить. Стерев со лба холодный пот, Иванов пошел по направлению к кухне.
Поводя ладонью по стене, он нащупал выключатель. При свете тусклой лампочки Иванов увидел, как, упав лицом на руки, над столом тихо рыдает Светлана.
– Света, – позвал Иванов.
Рыданья стали слышны громче.
– Света, – Иванов подошел и положил ей руку на плечо.
– Уйди! – не поднимая головы, дернула плечом молодая женщина.
– Света. – Иванов не уходил и руку не убрал. – Не стесняйся. Поплачь. Будет не так больно.
Она подняла голову. Слезы, припухшие глаза и губы, растрепанные волосы совсем не портили ее. Перед Ивановым сидела другая, сбросившая маску надменной красавицы женщина. Иванов подумал, что все равно женское горе не должно быть таким красивым.
Александр принес Светлане стакан воды.
– Не смотри на меня, Саша, – попросила она. – И выключи свет, пожалуйста.
– Не буду, – пообещал Иванов и погасил лампочку.
– Иди поспи, – после долгого молчания тихо проронила Света.
– Не могу. Кошмары снятся. – Иванов стоял у окна и смотрел в темноту. Голова была тяжелой – последствия излишней дозы выпитого алкоголя, – но мысли и слова выстраивались четко и ясно.
– И я не могу заснуть. Все думаю о Наташе. Вспоминаю, как ее принесли из роддома. Она, малюсенькая такая, лежит в коляске, в пеленках, а я из школы тогда пришла. Смотрю, какая замечательная куколка у нас появилась… – Светлана почти успокоилась, лишь изредка продолжала тяжело всхлипывать. Иванову вдруг захотелось пожалеть ее. Он подошел к сидящей девушке сзади и обнял за плечи. Она выпрямилась и доверчиво прижалась затылком к его груди. Ее рука отыскала его руку, и Иванов почувствовал, как теплые пальцы девушки так знакомо переплетаются с его пальцами. И таким близким и знакомым показался запах ее волос… Он закрыл глаза, и ему почудилось, что перед ним сидит Наташа.
– Скажи что-нибудь, – попросил Иванов, боясь спугнуть это ощущение.
– Что сказать? – тихо произнес Наташин голос.
– Наташа! – не осознавая, что делает, Иванов упал на колени и стал целовать соленые от слез лицо и губы.
– Наташа! – повторял он, целуя влажные глаза.
Девушка не сопротивлялась:
– Я не Наташа, я – Света, – тихо сказала она.
– Как похожи ваши голоса, – оцепенев, Иванов отпустил ее.
– Нам всегда это говорили.
– Прости…
Она не ответила. Он поднялся с колен, сел напротив, через стол, отыскал руки девушки и переплел ее ставшими безвольными пальцы со своими.
– Иди, Саша, – попросила Светлана после того, как они, оставаясь рядом, несколько минут сидели, не глядя друг на друга, и думали каждый о своем.
– Ты тоже здесь одна не оставайся, – разжимая руки, попросил Иванов.
– Я сейчас пойду к маме в комнату, – пообещала Светлана. – Сердце ее мучает. Может, «скорую» придется вызывать.
– Помочь?
– Нет. Все нормально.
– Спасибо тебе, Света.
Она не ответила.
Возвратившись в комнату, Иванов так и не смог заснуть до утра.
Утром до аэродрома Иванов добирался на такси. Проводить его вышли Любовь Михайловна и Света. Воспаленные глаза выдавали, что все они провели бессонную ночь. В дверях квартиры Александр пообещал:
– Я обязательно приеду.
– Будем ждать, – с надеждой сказала Любовь Михайловна.
– Пиши, Саша. И приезжай, – Света протянула ему написанный на кусочке тетрадного листа адрес.
Весь полет до Моздока Иванов думал о том, что нашел родных людей: и Светлана, и Любовь Михайловна, и маленькая Надя теперь стали для него частичкой жизни. Очень нужной и необходимой. А вместе с ними всегда будет жить и память о его Наташе. Она не ушла. Она там. С ними.
Иванов вспоминал, как прощался с Наташиной комнатой, как смотрел на фотографии, на ее вещи, стараясь сохранить в памяти все то, что связывало ее с жизнью. Он попросил у Светы одну Наташину фотографию, хоть какую-нибудь. И Света дала Иванову ту, на которой Наташа была в красивом вечернем платье. Теперь Иванов хранил ее у сердца.
Сразу после прилета в часть Иванов попросил командира эскадрильи поставить его экипаж в плановую таблицу полетов. Задания решил выбирать самые сложные. Чувствовал себя Александр неважно. Но он знал, что как только его руки ощутят знакомую шероховатость ручек управления, организм придет в норму. Так и случилось. Начав летать, Иванов стал постепенно возвращаться к обычному восприятию жизни. По вечерам старался не пить, за исключением тех редких случаев, когда нельзя было отказаться.
На девятый день гибели экипажа Крапивина Иванов напился. Он не мог не напиться. Друзья, щадившие его несколько дней, теперь попросили рассказать о похоронах Наташи. Рассказывая, Иванову пришлось пережить все заново.
На следующий день утром, после общей постановки задачи экипажам на полеты, командир полка оставил в классе предполетных указаний один экипаж Иванова.
– Для вас – особое задание. Ставлю задачу на полеты по отдельному плану. Экипаж поступает в распоряжение спецназа ГРУ. Будете работать в районе границы с Ингушетией. Ошибаться нельзя. Может, придется и пострелять. Карту давайте.
Ващенка передал Иванову штурманскую карту, и тот развернул ее на столе перед командиром. Командир полка подозвал полкового штурмана:
– Район покажи.
– Район полетов обозначен, командир. Подробности разведчики не доводили, – доложил штурман полка, посмотрев на карту.
– Значит, задача следующая, – командир полка склонился над развернутой картой, – сегодня пойдете до предгорья, – он указал направление на юг, – а завтра по западу. Районы неспокойные. Сегодня боекомплект обычный: пулемет и два блока ракет. – Командир посмотрел на Иванова.
– На завтра вооружись помощнее. Возьмешь четыре блока ракет и дополнительный боезапас для пулемета. И гляди в оба – не подставляй задницу. Чтоб сам вернулся живым, и целыми всех привез! Задача ясна?
– Так точно, – ответил Иванов.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул командир. – Старший группы сейчас подойдет, с ним подробнее обговорите задание. Да, еще вот что: по запросу разведчиков на завтра вам выделяем сопровождение: два вертолета «Ми-24» для огневой поддержки и один «МИ-8» с десантом, «двадцатьчетверки» – из звена Ягудина, а экипаж «восьмерки» назначишь из своего звена, но командира – опытного.
– Возьму Фархеева, – решил Иванов.
– Одобряю, – согласился командир полка.
В этот момент в класс вошли трое в новеньком камуфляже. Один из них – среднего телосложения, а двое других – под два метра ростом. Оба богатыря были скроены, как братья: широкие в плечах, в одинаковой форме, они производили впечатление близнецов. Зеленый цвет камуфляжа у всех троих сильно отличался от общевойскового.
– Здравствуйте, – заговорил первым невысокий. На вид ему было чуть больше тридцати, но выглядел он старше двух братьев-громил. По всему было видно, что он – главный в этой группе.
– Майор Быстров, – представился он Иванову и Ващенке, видимо, с командованием полка он был уже знаком.
Иванов представился сам и представил своего правого летчика. Быстров поздоровался с ними за руку.
– Задача вам ясна? – спросил он Иванова.
– В общих чертах. Работаем под вашей командой, – ответил тот.
– Покажите полетную карту, – распорядился Быстров.
Ващенка снова развернул убранную, было, штурманскую карту.
– Так, – быстро пробежал по карте глазами Быстров. – Вот наш район. – он постучал двумя пальцами, показывая место. – У вас все пункты обозначены. Задача такая: сегодня там – Быстров ткнул пальцем в карту – забираем пленных и привозим их сюда. – он указал на аэродром. – А завтра работаем по отдельному плану. Доведу его до вас перед вылетом. Думаю, что если все пойдет по намеченному, то больше трех дней мы вам надоедать не будем. Вопросы есть?
– Сколько на борту человек? – спросил Иванов.
– Нас всего четверо, – ответил Быстров, поглядев на своих ребят. – Четвертый – на улице с радиостанцией и оружием.
– Вопросов нет, – удовлетворенно сказал Иванов.
– Ну тогда, как говорится, с Богом! – и Быстров первым направился к выходу.
На улице возле сложенной кучи оружия спокойно курил четвертый спецназовец. Он был невысок, но крепко сбит. Даже без пятнистой формы Иванов сразу бы предположил в нем профессионального убийцу: квадратное, будто высеченное из камня лицо со шрамами и сплющенным переломанным носом, острый взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз под круто нависающим крепким лбом, тонкий волевой рот над выступающим квадратным подбородком. Быстров на его фоне производил впечатление интеллигента.
