— Странный танец, — заметил ироничный Целий. — Кажется, и греки так не танцуют?
— Так танцуют на Востоке, — отвечал Клодий. — Я видел, когда был в войсках Лукулла в Гордиене.
— Такие танцы в войсках? Что же это было за войско! — захохотал Катулл.
— Говорят, после этих плясок ты несколько месяцев провалялся в доме сестрицы Терции в Киликии, — напомнил как бы между прочим Целий Руф. — А потом угодил в плен к пиратам.
Клодий не любил, когда ему напоминали о его не слишком удачной военной карьере.
— Я был тяжело ранен, — сказал он резко и будто невзначай вновь бросил взгляд на малышку Фульвию.
В темноте ее глаза влажно блестели. Она не отрывала глаз от его лица. Клодий поднял руку и коснулся шрама на виске. Обычно шрам был скрыт волосами, но сейчас Клодий намеренно откинул пряди назад. Хозяйка, смеясь, упала на ложе, обхватила Катулла за шею и принялась жадно целовать в губы.
А ее брат присел рядом с Фульвией, довольно бесцеремонно приподнял голову девушки за подбородок. Она покорно прикрыла глаза.
— Целуй ее, братец! Целуй! — крикнула Клодия. Кажется, она была совершенно пьяна. — Отныне я — повелительница оргий.
Фульвия смутилась, вырвалась и кинулась бежать — в темную аллею кипарисов.
Клодий вскочил. Приметил, что Катулл жадно целует плечо хозяйки, а та, запрокинув голову, следит, что делает Клодий.
Волоокая.
Клодий помчался за Фульвией. Бежать далеко не пришлось. Она стояла в глубине аллеи, ожидая. В темноте белело ее платье. Меж деревьями пряталась статуя Приапа с огромным, ниже колен, фаллосом. В темноте деревянного охранителя садов было не разглядеть, но Клодий знал, что италийский мастер, большой шутник, придал Приапу поразительное сходство с Клодием. Интересно, знает девчонка, что за спиной у нее отнюдь не Аполлон, а фривольный божок дикой природы?
Клодий обнял девушку, жадно приник к губам. Она отвечала неумело, но страстно. Он попробовал задрать ее платье. Она уперлась кулачками ему в грудь и откинула голову назад.
— Не смей! — прошептала.
Вот те раз! А зачем звала?
Он засмеялся и вновь попытался привлечь ее к себе. И тут почувствовал легкий холодок пониже грудины. Острие кинжала — догадался он — и разжал руки, покорно развел их в стороны. Если податься вперед — кинжал войдет в тело по самую рукоять. Мысль об опасности лишь усилила его возбуждение — до такой степени, что сквозь его тунику и свое платье Фульвия почувствовала прикосновение его плоти. Она не сразу поняла это, потом, кажется, сообразила, отшатнулась. И бросилась бежать.
Клодий рассмеялся, подошел к бассейну, вымыл лицо, влажной ладонью пригладил волосы.
В постели она наверняка окажется чудо как хороша. Занятно будет обучать ее науке любви.
Он вернулся к остальным. Фульвия сидела на своем месте как ни в чем не бывало, сложив на коленях ладошки. Скромница-девочка.
— А вот и братец, мой Красавчик. Он вправду Красавчик. Никого нет красивее в Риме, чем он. Ты по сравнению с ним урод, — шепнула хозяйка Катуллу, который успел расстегнуть фибулу у нее на плече.
Клодий взял со стола наполовину полный серебряный кратер и сделал несколько глотков.
— Красавчик Клодий, что с тобой? — невинным тоном спросил Целий Руф. — Тебя изнасиловали?
Клодий посмотрел вниз. На белой тунике проступило алое пятно. Все-таки порезала! Клодий опустился на ложе, ощутив противную слабость. Не от раны — то была пустячная царапина, — а от странного внезапного опьянения. Выпил он не так уж и много, но ноги почему-то не держали.
— Послушай, Клодий, — придвинулся к нему Целий Руф и зашептал, поглядывая на хозяйку, что миловалась с поэтом, — ты не ревнуешь?
— Я? Нисколько. А как относится Цицерон к тому, что ты бываешь у моей сестрицы? Ты, его преданный друг?
Но Целия было трудно смутить.
— Большой друг Цицерона Помпоний Аттик посещает твою сестрицу, — отвечал Целий. — Цицерон не возражает. Напротив, старается эту дружбу использовать в своих целях. Собирает сведения.
— Я помирился с Цицероном. — Клодий знал, что завтра же Целий Руф передаст эти его слова консуляру. — Забыл все обиды.
— Отлично. Я рад! Давно бы так. Полный консенсус. — Целий Руф вновь глянул на Клодию — она была совершенно пьяна, голова ее покоилась на плече Катулла. Волоокая лениво приподняла руку и щелкнула пальцами. Тут же подскочили двое смазливых рабов, подняли ее и повели в беседку — отсыпаться. Катулл же о чем-то яростно спорил с молоденьким племянником хозяйки Аппием Клавдием. — Все будут рады… — Целий Руф огляделся, поднялся и крадучись исчез в темноте.
Клодий пошел за ним. Услышал в беседке шумную возню и пьяный игривый голос Клодии:
— Целий, нахал… — Она явно не собиралась звать на помощь.
Клодий подошел к фонтану, подставил голову под бегущую струю воды.
Глупец! Власть, как и женщину, ни с кем делить нельзя. Но в этот вечер он не ревновал сестрицу. Нет, не ревновал.
Картина IX. Опять моя сестрица Клодия
Не могу не думать об этой девчонке. Всю ночь она мне снилась. Я просыпался раза три или четыре, вновь засыпал и всякий раз видел ее во сне. Один сон я запомнил. Она всадила мне в сердце нож, но тут же выдернула. На лезвии алела кровь. Она принялась ее слизывать. Слизывала и улыбалась.
Из записок Публия Клодия Пульхра
Конец июля 59 года до н. э
— Где Фульвия? — спросил Клодий, заходя прямиком в малый атрий сестры.
— Зачем она тебе? — Прекрасная матрона изобразила недоумение.
— Забавная мордашка.
— Хочешь, чтобы тебе отрезали яйца?
Клодия рассматривала свое лицо в серебряном зеркале. Быть может, сравнивала себя с отсутствующей Фульвией?
— Так где она? — Клодий уселся на стул. — Куда ты услала девчонку?
Матрона передернула плечами. На одном восхитительном плечике остался след зубов. Катулл укусил? Или Целий Руф? Разумеется, Клодий не станет спрашивать.
— Сегодня утром уехала. Юной невинной девушке не стоит с тобой встречаться. — Она повернула зеркало так, чтобы видеть лицо брата.
— Она в поместье отца?
— Может, да. А может, и нет. Это ты прислал мне сегодня новенькую тогу?[98] А? — Клодия отложила зеркало и повернулась к брату. — Я почему-то думаю, что ты.
— Новую тогу? Нет, дорогая. Я бы послал тебе старую.
— Что?!
— Дешевая шутка. А новая тога стоит дорого.
— Кто, в таком случае? Ты знаешь?
Клодий пожал плечами, хотя подозревал, что тогу прислал Целий Руф — выходка в его стиле.
— Хорошо, я скажу, где Фульвия. — Клодия скорчила гримаску, сверкнула белыми, как жемчуг, зубами и внимательно осмотрела их в зеркало. — Но взамен сдай крыло в своем доме Целию Руфу. Он просил посодействовать ему в этом деле.
— Зачем мальчику моя пристройка? Мало места в отеческом доме? — Клодий сделал вид, что удивлен.
— Целий уже не мальчик. — Клодия тронула пальцем кожу около глаза и вздохнула. — Псекада, — обратилась она к рабыне — та как раз заглянула в атрий. — Вели немного подогреть масло, не люблю, когда меня натирают холодным. — Рабыня исчезла. — Неужели непонятно? Целию надоело жить под приглядом отца. Старики редко нас понимают. Так что, будь добр, помоги Целию.
— Тридцать тысяч в год, — отвечал Клодий, небрежно вертя рукоять кинжала.
— Тридцать тысяч? Да за такие деньги можно нанять целый дом.
— Можно. Но не на Палатине. И не рядом с тобой, моя Волоокая.
— Пять тысяч.
Клодий расхохотался:
— Для тебя, сестрица, я готов на многое. Но разоряться не входит в мои планы.
— Хорошо, минимальная цена, которая тебя устроит, учитывая, что я выступаю посредником.
Клодий задумался. Он любил эту женщину, хотя сейчас, пожалуй, его любовь больше всего походила на братскую. Капризам Клодии трудно было противиться.
— Десять тысяч, и половина — вперед. — Он назвал справедливую цену, и Клодия подтвердила это кивком головы. — Но только как же поэт? Разве он получил отставку? Еще вчера ты с ним миловалась.
Клодия отрицательно качнула головой.
— И сегодня вечером Катулл снова придет. Целий Руф, конечно, мерзавец. Но он обворожителен, в отличие от Катулла. А я, — она капризно наморщила носик, — ценю мужскую красоту. Ты же знаешь. — Она бросила выразительный взгляд на брата.
Да, он знал ее слабости. Бедная сестрица — уж кого-кого, а покойного Метелла Целера красавцем нельзя было назвать.
— Так где же Фульвия?
— Не скажу.
— Ты обещала.
— И что? Теперь все обещают, но не торопятся выполнять, я многим обещаю, а потом забавляюсь, глядя, как они злятся. Ты великолепен, когда злишься. Глаза так и горят!
