Чосер ответил не сразу.
— Конечно, сир, я выполню ваше требование. — Он снова помолчал, как бы в раздумье. — Умоляю о снисхождении, мой господин, но вы действительно считаете любовь чепухой?
— Молодой человек, сейчас не самое лучшее время для подобного рода дискуссий.
— Понимаю, ваше величество, но я задаю этот вопрос исключительно с философской точки зрения и со всем моим уважением, не желая вызвать ваше недовольство. Я спросил лишь потому, что вы и королева, ваша жена, по-прежнему проявляете — в большинстве случаев — изумительную привязанность друг к другу.
Король рассмеялся.
— Что вы в этом понимаете, Чосер? Вы еще так молоды. Когда-нибудь вы узнаете, какие разнообразные формы может принимать любовь. Что касается монаршей любви, то я не рекомендовал бы ее в качестве образца для подражания. — Затем он оставил шутливый тон. — Итак, я настаиваю, чтобы вы воздержались от каких-либо серьезных взаимоотношений с моей дочерью. Вообще-то для нее совсем неплохо, что ей время от времени уделяет внимание такой достойный джентльмен, как вы. Однако не стоит вселять в ее сердце ложных надежд, поскольку никакой роман между вами не получит моего одобрения, несмотря на все ваши прекрасные качества.
— В полной мере понимаю вас, сир, — ровным тоном ответил Чосер, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. — Однако позвольте мне не обрывать резко наших с ней отношений — она чувствительная молодая женщина, о чем вам, без сомнения, известно.
— Конечно. Будьте добры и ласковы с ней. Видит бог, она заслужила немного ласки после всех тех ужасов, которые ей пришлось пережить в Европе. Если бы я только знал… Ну, не стоит сейчас вспоминать горькое прошлое; мы не в силах изменить его, как сильно ни желали бы этого. Рад, что мы пришли к взаимопониманию. А теперь будьте добры взять перо, я продиктую вам несколько писем. Курьер отправляется завтра, а многое еще не готово.
Чосер писал под диктовку короля на протяжении нескольких часов; пару раз он просил разрешения остановиться, чтобы размять пальцы. Было уже очень поздно, когда он заканчивал последнее письмо, особенно длинное; и это была последняя возможность приступить к осуществлению того, что они с Кэт задумали. Он поднял взгляд, проверяя, смотрит ли на него король, и увидел, что тот устало потирает глаза. Чосер толкнул чернильницу, и на странице расплылось большое пятно.
Он вскочил и схватил пергамент, не давая пролиться жидкости. Услышав шум, король поднял голову.
— Прошу прощения, ваше величество! — воскликнул Чосер. — У меня руку свело… пожалуйста, извините мою неловкость. — Он показал королю испорченную страницу. — Я перепишу это письмо сегодня ночью и принесу вам, чтобы запечатать.
Король хмуро смотрел на испорченный пергамент.
— Хорошо, но принесите его пораньше утром. Задерживать курьера нежелательно.
— Непременно, сир.
Чосер пошел к секретарю, взял у него два листа чистого пергамента, другую чернильницу и покинул королевские покои.
* * *
Сейчас у двери Кэт стояли два новых охранника, сменив тех, кто проводил с ней большую часть времени. Оба ни словом не возразили, когда он постучал в дверь и замер в ожидании.
Кэт сама открыла дверь.
— Ваш урок письма, леди. — Чосер продемонстрировал ей пергамент и чернильницу. — Я исправил ошибки. Его величество остался недоволен и посоветовал нам с вами разобрать их. — Увидев по ее лицу, что она сбита с толку, он добавил: — Немедленно.
Она бросила взгляд на охранников; они не проявляли никакого интереса к Чосеру, имевшему репутацию чересчур манерного молодого человека.
— Ну, раз король настаивает, — сказала она, поняв в конце концов хитрость Чосера.
Он вошел, и она закрыла за ним дверь. Взяв Кэт за руку, Чосер повел ее в дальний конец комнаты, шепча на ходу:
— Курьер отбывает завтра утром, поэтому у нас мало времени. — Он кивнул на пергамент и чернильницу. — Скажите, что именно вы хотите сообщить вашему père.
Она не колебалась ни мгновения, поскольку давно уже все продумала.
— Напишите ему, что мы встретимся у дубов. Первого мая, в день праздника.
Чосер уселся за ее письменный стол и принялся строчить, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать нужное слово или соскрести уже написанное и заменить другим. Несколько раз он задавал Кэт вопросы, касающиеся того места, где она хотела встретиться с Алехандро. Закончив, он протянул ей лист. Кэт взволнованно пробежала взглядом по строчкам.
— Да это же стихотворение! — воскликнула она, закончив чтение. — Я бы никогда до этого не додумалась.
— Я старался писать искаженным почерком. Прошу прощения за каракули.
— Он поймет! — воскликнула она. — Это все, что имеет значение. Вы чудо, Чосер. Поистине чудо.
С пылающим от восхищения лицом она вернула ему пергамент.
Он аккуратно скатал его и сунул в рукав.
— Отправится с завтрашним курьером. — Чосер взял руку Кэт в свою. — Но прежде чем я уйду, есть еще одна проблема. — Он на мгновение заколебался. — По-видимому, мы достаточно убедительно изображали влюбленных. Как вы и предсказывали, король отчитал меня.
— Ну, именно этого мы и ожидали… или, точнее, на это надеялись.
Чосер вздохнул и повесил голову.
Кэт протянула руку и легким движением пальцев приподняла его лицо за подбородок. Их взгляды встретились.
— Это неправда — что мы только изображали.
— Ах, дорогая Кэт, услышать от вас такое… у меня вся кровь взыграла!
Теперь настала очередь Кэт тяжело вздохнуть.
— Мы знали, что это должно случиться, но оттого ничуть не легче. Мое восхищение вашим мужеством и вашей преданностью безгранично.
— Вы мне льстите. Чтобы такая леди восхищалась мной! Нет, это невозможно.
— Я восхищаюсь вами сейчас и буду восхищаться всегда, мой дорогой, дорогой друг.
Чосер постоял, наслаждаясь ее похвалой, но позволить себе затягивать это удовольствие он не мог.
— Я получил разрешение не прерывать наши отношения резко, чтобы не причинить вам боли. Мы можем встретиться еще пару раз, чтобы окончательно уточнить детали нашего плана. Но нужно проявлять осторожность, а иначе король вообще запретит мне встречаться с вами.
— Сбежав отсюда, я, возможно, никогда больше не увижу вас, — с грустью сказала Кэт.
Чосер обхватил ее руками за талию.
— Когда вы выберетесь отсюда, встретитесь с сыном и окажетесь в безопасном месте, моя дружба, наверно, будет вам ни к чему. Эта мысль меня и печалит, и радует.
— Радость и печаль часто идут рука об руку. Когда я вырвусь из этих стен, мне по-прежнему будет недоставать вашего общества. Вы умеете вызвать у меня улыбку, даже здесь. Представьте только, как я буду улыбаться, когда оковы спадут с моего сердца.
— Отныне этот образ станет моей целью, — сказал Чосер. — А теперь вдохновите меня, чтобы я лучше выполнил свою задачу.
Он притянул Кэт к себе, поцеловал в губы и, не чувствуя сопротивления, крепко прижал к себе.
* * *
Когда на следующее утро Чосер явился к королю, он увидел его силуэт на фоне узкого окна, сквозь которое в комнату лился солнечный свет. Такое освещение невыгодно подчеркивало выступающий живот и сутулость монарха. Молодой человек откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.
Не глядя на него, король произнес:
— Доброе утро, Чосер.
— И вам тоже доброе утро, ваше величество. Я в точности скопировал испорченное письмо. Можно запечатать его для вас?
Перед королем лежали официальные бумаги. Стопка еще не прочитанных была гораздо выше той, с которыми он уже покончил.
— Надеюсь, вы не вставили в текст объявление кому-нибудь войны.
— Нет, сэр.
Чосер рассмеялся, немного нервно.
— Хорошо, вы знаете, где печать.
Торопясь, чтобы король не передумал, Чосер подошел к секретеру.
— Позвольте мне самому отнести письмо курьеру. Ведь задержка произошла из-за моей неловкости.
— Очень великодушно с вашей стороны, господин Чосер. Мой слуга поблагодарит вас за то, что вы избавили его от хлопот.
— Счастлив быть полезным, сир.
Он вышел из комнаты, унеся одно письмо в руке, другое в рукаве. И оба были запечатаны королевской печатью.
* * *
На деревянной скамье в ряд стояли котелки, мензурки и измерительные устройства. В углу с деревянной подставки свисал полный человеческий скелет. Повсюду лежали изображения внутренних органов человека, сделанные рукой де Шальяка, — как тот рисунок, который Филомена показывала Алехандро в библиотеке. Он стоял в центре всего этого, восхищаясь увиденным.
Вошла Филомена и одарила его улыбкой. На ней было простое голубое платье, а поверх него фартук с множеством глубоких карманов.
— Великолепное утро, — сказала она. — Спасибо Господу за него.
