могли использовать. Это же не фотографии, похожесть довольно условная. Или это меня таким образом ненавязчиво натаскивали на нужную деятельность? В общем, КГБ вёл какие-то свои игры. Меня это несильно волновало, главное, я тренировался в рисунке, повышал свой художественный уровень и не торопился в школу.
Светочка Романова забегала пару раз узнавать о моём самочувствии, я ей показал рентгеновский снимок и наплёл нечто умное. Типа я такой больной, такой больной, что никак не могу в школу ходить! От визитов одноклассников отбрыкался, поведав о специальных дневных процедурах. На самом деле я уже вовсю восстанавливал умение рисовать карандашом. Натурщики у меня были прежние, все опытные и терпеливые.
Олег и Миша всё же пришли проведать. Зверев пересказал то, что я уже знал, и сообщил, что Скворец (в смысле Леночка Скворцова) классная! Он ей по спине портфелем стукнул, а она даже не обиделась. Ого! Неужели первая любовь и первые симпатии намечаются? Не рано ли? Миша был более интеллигентен в своих суждениях и высказываниях по отношению к женскому полу. Деликатно уточнил, не имею ли я виды на Свету? Так-то он с ней по-прежнему сидит за одной партой, но решил узнать моё мнение. Про что именно, я не понял. Миша пояснил, что мама ему сказала, нельзя терять время. Женщины со временем умнеют и шансов с каждым годом становится всё меньше. Нужно столбить заранее ту, что понравилась. Я чуть не ляпнул: «Совет вам да любовь». Вовремя сдержался, вспомнив, что передо мной дети. По поводу того, когда я вернусь в школу, ответил нечто неопределённое, у меня другие планы и заботы.
В четверг первого октября мы поехали знакомиться с директором художественного института и демонстрировать меня в роли юного дарования. Алексей тащил все мои принадлежности: планшет с натянутым ватманом, сумку с красками и папку с акварельными листами. Я шёл налегке, выслушивая последний инструктаж дяди Вовы.
— Саша, ты сам определяешь, что будешь рисовать, — пояснял он. — Не стесняйся, ничего не бойся. Фёдор Александрович в курсе, он будет нас сопровождать.
Модоров Фёдор Александрович, директор института, оказался мужчиной колоритным. И бас имел такой, как у певца. Ни иронии, ни насмешки во взгляде. Мне руку пожал, спросил, в класс рисунка или живописи я хочу идти.
— Рисунок, — попросил я, разглядывая этого дядьку.
Не припомню такого художника, и это притом, что историю искусства советского периода я хорошо изучал. Скорее всего Модоров прославляет в своих работах передовиков, пишет работы с Лениным и коммунистами. Поощряемые в это время картины, на этом творчестве многие поднялись, но так и не остались в памяти потомков.
— Первый курс? — уточнил у меня директор и, получив утвердительный кивок, предложил зайти в класс, где сейчас рисуют натюрморт с капителью.
— Лучше гипсовую голову — попросил я.
Оказалось, есть и такая постановка. В одной из аудиторий рисовали Давида и Антиноя. Студенты разделились на две группы, выбрав на своё усмотрение гипсовую голову. Наше появление вызвало некоторое оживление у присутствующих. Фёдор Александрович кивнул преподавателю и пояснил причину такого паломничества на урок.
— Пусть мальчик выбирает, — не стал возражать преподаватель.
Мой выбор пал на Антиноя. Сколько раз я его в прошлой жизни рисовал, уже и не припомню! И на данный момент мне было проще всего изобразить эту гипсовую голову.
Пока Фёдор Александрович доводил до сведения студентов, что здесь намечается, я взял стоящие у стены стулья и потащил на выбранное место. Мольберт для меня был слишком большим. Да и не увижу я ничего за спинами студентов. По этой причине нагло расположился впереди всех, поставив один стул как подставку для планшета и сев на второй. Алексей, будто адъютант, отрепетированным жестом протянул мне два карандаша и резинку.
Директор как раз закончил своё выступление, и студенты сосредоточили всё внимание на мне. Те, что рисовали Давида, отвлеклись и столпились позади мольбертов. Мне же на такое обилие зрителей было наплевать. Привык за три года не обращать внимания. Важно сейчас не опозориться. Вообще-то главное не показать, что я где-то учился. Мол, самородок в чистом виде. Потому исключительно тонально-живописный метод. Никакого конструктивного подхода, демонстрации знаний симметрии и тому подобного.
Привычным жестом я начал растирать грифель мягкого карандаша между пальцами. Тишина за спиной стал оглушительной. Все ждали с большим вниманием.
Лёгким движением указательного пальца наметил верхнюю часть головы, затем уровень подбородка. И погнали! В начале работы я немного расфокусировал зрение, чтобы передать исключительно свет и тень. Спустя несколько минут у меня на листе появился узнаваемый силуэт головы Антиноя. Со стороны послышались сдержанные вздохи и замечания. В общем, конкретно этим студентам учебный процесс я немного подпортил. Своими работами они уже не могли заниматься. Сидели, стояли, раскрыв рты, и наблюдали за моими действиями. Какими бы они не были успешными и талантливыми, но это всего лишь первый курс, а я буквально на их глазах творил настоящее чудо!
До конца урока я успел выполнить рисунок неплохого качества. Штриховкой можно ещё доработать, но передо мной стояла иная задача — поразить и удивить. И не студентов, а главу института. Мне необходимо в будущем получить доступ в это заведение и желательно по моим правилам. Удивить и ошеломить получилось. Директор выглядел потрясённым. Одно дело выслушивать пожелание подполковника КГБ, а другое — увидеть своими глазами всё, о чём говорилось.
— Очень неплохо, очень, — поставил моё творение у стены Фёдор Александрович и отошёл на пару шагов. — Сколько Саше лет?
— Восемь лет, — ответил за меня куратор.
— Восемь лет… — продолжал разглядывать рисунок директор. — Чувствуется опытная рука, свой стиль и уверенность в каждом движении.
— Он много рисует. Одну-две работы в день, — просветил Алексей.
— Нашим студентам такое усердие не помешало бы, — вклинился в разговор преподаватель группы.
— Ну что ж, продолжим в классе живописи, — повёл нас на выход Фёдор Александрович.
Насчёт живописи я решил сразу пояснить, что у меня с собой материалы для акварели, но пришёл я сюда учиться работе маслом.
— Будет тебе и масло, — не стал спорить Модоров. — Но хотелось бы посмотреть акварель в твоём исполнении.
После всех проверок нас с Алексеем отправили погулять по корпусу, а дядя Вова остался решать какие-то свои вопросы с директором
