— Может вы и были великим народом, что построил этот город, — продолжал князь, обводя рукой руины, — но где сейчас вся ваша сила и слава? Она ушла вместе с вашими Богами — как ушла и слава ромеев, что некогда владели землями, о которых и помыслить не может Иоанн Цимисхий. Как ушла слава болгар, что некогда подступали к самому Царьграду, а ныне стали дрессированными собачками под рукой басилевса. Боги не прощают отступников — и этот город один из множества свидетельств тому.
— В Ниневии почитали своих Богов, когда она пала, — возразил айсор.
— Если бы вы чтили Их и сейчас, Они бы дали вам сил, чтобы возродиться вновь, — убежденно сказал Святослав, — кесарь Никифор взял Преславу, истребив ее защитников, вырезая всю землю болгарскую, вплоть до грудных детей — и все же хан Крум разбил его и пил вино из ромейского черепа. И я, сколько бы поражений не было на моем пути, никогда не отступлюсь от Богов, потому что знаю, что Они еще дадут мне победу.
Айсор не успел ему ответить: обогнув очередную гору мусора, русы вдруг оказались перед высоким холмом, поросшим сорняками. В очертаниях его угадывались следы огромного ступенчатого храма, вроде тех, что Святослав уже видел в Ниневии — разве что этот зиккурат был много больше их всех. У самой земли зияло чернотой сырое отверстие входа, скорее напоминавшее звериную нору. И в этот самый миг....
Хрип яростных коней, грохот мчащихся колесниц, огромные армии, сходящиеся на широкой равнине. Пирамиды из черепов, кровь, переполняющая две великие реки, крики слетающихся стервятников. И могучий муж, с окладистой черной бородой, в незнакомом, но очень богатом наряде, преклоняющий колени перед исполинской статуей...
— Ждите меня здесь, — сказал Святослав, едва внезапное видение растаяло перед его глазами. Приняв факел, спешно разожженный одним из дружинников, князь шагнул в зиявший чернотой вход. Стая летучих мышей вылетела из заброшенного храма, кружась над головами русов, пока Святослав спускался по выщербленным временем ступеням, хрустя обломками костей и распугивая разбегавшихся пауков и скорпионов. Вскоре князь оказался в большом зале: поднятый факел осветил знаки незнакомого письма, рисунки, повторявшие уже знакомые ему очертания крылатых быков и драконов, смутно угадывающуюся высокую статую у дальней стены.
— Что-то потерял воин?
Святослав резко обернулся на раздавшийся из-за спины негромкий голос — и замер пораженный. Перед ним стояла женщина — но таких женщин он не видел не только на Руси, но и в здешних краях и даже в Царьграде — а уж там каких только не сошлось народов. Женщина выглядела очень красивой, но красота эта была странной, трудноуловимой для глаз: будто взгляд скользил по этому совершенному лику не в силах зацепиться ни за один изъян. Иссиня- черные, слегка вьющиеся волосы ниспадали почти до тонкой талии, незнакомого покроя бахромчатое платье подчеркивало безупречно сложенное тело. Голову ее венчала странного вида тиара, на стройной шее красовалась цепь с золотым изображением восьмиконечной звезды, за спиной висел лук со стрелами.
— Кто ты такая? — сказал Святослав, с трудом удержавшись от того, чтобы положить руку на меч: постыдно для воина обнажить клинок против женщины, но эта обитательница храмовых подземелий явно не была простой крестьянкой. Та же, впрочем, никак не показала своей тревоги — только слегка улыбнулась полными губами.
— Я у себя дома, — сказала она, — я живу здесь давно, очень давно.
— Ты не совсем выглядишь старой, — сказал Святослав, — и мне говорили, что в этом городе уже давно никто не живет.
— Здесь живет память, — возразила странная женщина, — память о временах, когда этот город стоял во всей своей силе и славе.
— Я уже слышал об этом, — осторожно сказал Святослав, — говорят, что немногие огорчились, когда этот город, наконец, умер.
— Призраки прошлого не умирают, — покачала головой незнакомка, — и Боги, покинувшие эти места, могут вернуться в свои старые обиталища, когда их позовут вновь — пусть
