Потери оказались минимальны – всего пять машин. Один «БТ-7» сгорел, столкнувшись с бензовозом: танк протаранил груженный бочками и канистрами грузовик, в кузов которого в этот момент влепился снаряд. Волна жидкого пламени накрыла бронемашину, мгновенно превратившуюся в пылающий факел. Если бы мехвод не растерялся и вовремя дал задний ход, отведя танк на десяток метров, экипаж мог уцелеть: люки были задраены по-боевому, и горящий бензин внутрь не попал, хоть боевое отделение и заполнилось сквозь смотровые щели удушливым дымом. Но танкисты запаниковали, распахнув люки и попытавшись покинуть машину… Не уцелел никто.
Еще один танк, на этот раз «Т-26», с наскока подмял под себя противотанковое орудие – и намертво сел на брюхо: просто не хватило боевой массы, чтобы смять пушку. Пока механик отрабатывал гусеницами, пытаясь вырваться из ловушки, немцы забросали танк гранатами, сперва разбив ходовую, а затем взорвав на крыше башни связку из трех «М24». Третью «бэтэшку» сожгла выстрелом в борт «Pak 35/36» – единственная пушка, которую гитлеровцы успели развернуть в боевое положение. Ухитрившись под огнем отцепить ПТО, расчет выстрелил прямой наводкой, даже не фиксируя сошников. Отдача откинула орудие назад, едва не сбросив с дороги, но второго выстрела не понадобилось: 3,7-см бронебойный снаряд прошил «БТ» насквозь, вызвав детонацию боеукладки. Выстрелить еще раз немцы не успели – заметивший неладное командир соседнего танка уложил осколочный подарок прямо между станинами. Взрыв перевернул «колотушку» и раскидал изорванный осколками расчет, но помочь товарищам это уже не могло.
Еще два танка получили несерьезные повреждения: один при маневрировании потерял гусеницу и повредил опорный каток, на полной скорости напоровшись на скрытый травой валун, другой просто намертво заглох, не добравшись до шоссе. То ли мехвод с коробкой скоростей перемудрил, то ли движок запоролся. Застывшие в предполье танки из боя не вышли, продолжая вести прицельную стрельбу, а когда поступила команда уходить, их взяли на буксир. Даже слетевшую гусеницу прихватили, закинув на крышу моторного отсека.
Пехотинцы потеряли десятерых убитыми, в основном из-за минометного обстрела и немецких пулеметов. И еще примерно столько же ранеными, которых после оказания первой помощи погрузили на броню. И в этот момент хлынуло: небо, словно дождавшись, пока советские танкисты начнут отходить, решило им помочь, скрыв завесой ливня отступающие бронемашины…
* * *
По грудь высунувшись из башни, Кобрин с удовольствием подставлял лицо упругим дождевым струям, смывающим с кожи копоть и пот. Прохладные ручейки текли за ворот комбинезона, щекоча разгоряченное в пышущем жаром боевом отделении тело. В целом комбриг был доволен: неплохо они фрицам вломили да и отступили вовремя. Без потерь, конечно, не обошлось. Но четыре потерянных танка в подобной ситуации – хороший размен, поскольку немецких «коробок» спалили раза в три больше. А уничтоженные бронетранспортеры, пушки, автомобильный и гужевой транспорт Сергей даже не считал – этих вместе с артиллеристами и вовсе намолотили десятка два. К сожалению, еще два ремонтопригодных танка – у одного была разбита ходовая, у второго некритично поврежден двигатель – пришлось бросить. Можно было, конечно, и утянуть с собой на буксире – если б они отходили в тыл, где и рембат, и необходимые запчасти, и вообще мухи не кусают. Но они просто меняли позицию, готовясь дать гитлеровцам как минимум еще один бой, и ограничивать маневренность подразделения Кобрин никакого права не имел. Потому танки пришлось сжечь, сняв пулеметы и переведя в десант оставшиеся безлошадными экипажи.
Переговорил с Михайловым – связь, как ни странно, оказалась более-менее нормальной, несмотря на грозу, потихоньку уходящую севернее. Ничем особым комдив не порадовал: «сосед», как и ожидалось, долго напора не выдержал и, потрепав немца, насколько смог (потеряв при этом больше трети оставшихся танков), сейчас отступал к переправе, готовясь встать в глухую оборону. Отступал под прикрытием огня гаубичной батареи, четыре лупящие беглым шестидюймовки которой убеждали гитлеровцев, что не все так радужно, как кажется. Особенно при наличии толкового корректировщика. Успешно убеждали – о преследовании фрицы пока даже не помышляли.
Кобрин доложился – судя по голосу, успехами бригады комдив остался доволен. Дождавшись, пока тот пророкочет напутственное: «Добро, Васильич, я в тебе и не сомневался! Держись, думаю, до утра сидеть не придется. Наши окруженцы вот-вот немцу в спину ударят, близко уже, почти прорвались! Но особо не расслабляйся, тяжко идут, с боями», – Сергей отключился.
«Вот-вот ударят…» Ага, так он и поверил! Раз «тяжко идут» – значит не раньше ночи прорвутся. Если, конечно, вообще прорвутся. Хотя, по идее, должны: дорожку им основательно расчистили – и еще расчистят, пока боеприпасы и горючка имеются. А у них это – последний шанс. Завтрашним днем прорываться уже просто не будет смысла: замыкать котлы и удерживать «горловину» фрицы еще в прошлые месяцы неплохо научились.
Вызвал комроты Ляликова, выслушал прерываемый помехами доклад. Автоматически подумав, что с нынешним качеством радиосвязи никаких глушилок и изобретать не нужно. Но друг друга поняли. У тяжелотанкистов все было нормально: немцев прищучили, под прикрытием дождика вместе с «махрой» отошли на вторую линию, заняли укрытия. Сообщив, что его «коробочки» скоро подойдут на помощь и ударят по немцам с тыла, и передав несколько перефразированное напутствие Михайлова (нужно же подбодрить бойцов), Кобрин отключился.
Оба батальона легких танков (а с учетом суммарных потерь за три боя – по сути, уже один, зато полностью укомплектованный) тоже отчитались. Молодцы, хорошо повоевали, всерьез раздолбав растянувшиеся тыловые колонны. Сейчас они в темпе вальса шли в оговоренный квадрат, дожидаться, пока немцы продолжат движение. А они обязательно продолжат, поскольку потрепанным мехгруппам – и той, что атаковал Кобрин, и фланговой – вскоре остро понадобятся топливо и боеприпасы. Но топливо – в первую очередь.
– Командир, можно вопрос? – подал голос Божков.
– Валяй, – разрешил Сергей, поймав раскрытым ртом дождевую каплю. Блин, у предков даже дождь другой, хоть так пей, хоть чай заваривай. Чистый, не испохабленный продуктами терраформирования. Напряжение недавнего боя постепенно отступало, потихоньку, исподволь накатывал отходняк – а это плохо. Категорически недопустимо! Нельзя расслабляться, нельзя! Так, собраться!
– Так я не понял, мы победили – или как? Вроде так немцу наваляли, что только перья летели. Любо-дорого смотреть.
