17 июня у речки Даниловки, на том же самом месте, где и прошлый раз встретился Петр Апраксин с Аюка-ханом, с которым прибыли его тайши* (военачальники малых улусов).
Как обычно бывает, в первые дни никаких разговоров о делах не было, только обмен подарками, лестные речи в общем кругу, представление и восхваление предков и сыновей. Несомненно, на востоке помнят и ценят свои корни, это делает им честь. Только на третий день Петр начал разговор о более насущных делах, в первую очередь тревожащих молодого царя.
-Государь наш, Алексей Второй, просил поблагодарить тебя за верную службу и преподнести тебе подарок из царской сокровищницы,– Апраксин сидя напротив хана подозвал движением руки слугу.
Тот почтительно поклонился, вытянув на руках сверток шелковой ткани, развернув его азовский губернатор, торжественно замер, показывая всем царский подарок: переливающиеся драгоценные камни на поножах радовали глаз любого наблюдателя. Улыбаясь, Петр медленно достал из ножен сам клинок, на котором застыла голубая ветвистая молния.
-Чудесный подарок, поистине чудесный…– с придыханием сказал Аюка, не отводя восторженного взгляда от сабли.– Но думаю, что смогу достойно отдариться за него.
Любовно поглаживая клинок, хан смотрел на рукоять с парой обвивающих ее змей с глазами-изумрудами. Его вторая ладонь придерживала ножны.
-Дочубей!– крикнул хан.
Через мгновение в шатер вбежал низкий старик, тут же упавший на колени и залепетавший слова приветствия и покорности своему хану.
-Прикажи пригнать к выходу подарок нашему все властительному и все милостивейшему русскому государю.
-Как пожелает мой господин,– поклонился главный конюх Аюки, выбегая из шатра.
-Пойдем побратим, поглядим на мой подарок нашему владыке!– с улыбкой указал Аюка, вставая со своего места, пристегивая новый клинок.
-Конечно, буду рад,– улыбнувшись, ответил Петр Матвеевич, вставая вслед за ханом.
Ждать подарок Алексею Второму пришлось недолго, пара минут и откуда-то сзади раскинувшихся невдалеке кибиток прибывших вместе с ханом калмыков послышался глухой перестук, смешенный с конским ржанием, пара секунд и белая молния вылетела на простор перед шатром. По бокам белоснежного, с черной гривой коня скакала четверка пегих тонконогих лошадей, на которых лихо свища сидели наездники.
-Вот он, мой подарок государю! Достоин ли он?– хитро прищурившись, спросил Аюка замершего азовского губернатора.
-Более чем достойный подарок побратим! Как зовут этого красавца?– с придыханием спросил Апраксин.
-Ему два года и зовут его Ярый, его купили в Бухаре специально для государя Русского царства,– с гордостью сказал Аюка-хан.
Жеребец встал на дыбы, четверка пегих коней закружила в некотором отдалении от него. Аюки поднял руку, показывая какой-то знак, они тут же бросились к Ярому, отгоняя его назад, за кибитки. На этом обмен подарками закончился, началось застолье, время конструктивных переговоров приближалось…
Спустя два дня после этого, Петр Матвеевич уходил в свой шатер с подписанной договорной грамотой, окруженный парой рот фузилеров с сотней донских казаков. В ней подтверждались старые пункты договора с русским царем, принявшим калмыцкий народ под свое вечное подданство. Вместе с этим государь увеличивал жалованье хана на тысячу рублей, с полуторной прибавкой в порохе и свинце для его людей.
Так же Аюка-хан и его тайши: торгоутовский Чимет, дербетовский Читер, сын Менко-Темира, и торгоутовский Дондук-Омбо, сын Гун-джаба, приносили повторную клятву вечной службы русскому царю, подтверждая недавний договор.
Кроме того, Алексей, помня, что в скором времени придется ожидать нападения крымских татар, постарался хоть как-то обезопасить южные рубежи царства. Для этого в договоре отдельным пунктом шло указание всем хановым людям этой осенью прикочевать к Дону и зимовать на нем. Этим сразу убивалось два зайца: предупреждался набег кубанских донских казаков Некрасова и автоматически упрощало сбор сил для отражения атаки крымских татар.
Не без труда, но Апраксину удалось убедить хана в необходимости этого кочевья, не малую роль сыграло и братание Петра Матвеевича и Аюки. По договору к Дону против Манацкого городка, недалеко от Черкасского прибудут тайши: торгоутовский Чимет Батуров и дербетовский Читерем Мунке-Темиров, которые и будут кочевать там до весны на p. Салу и Маныче. Один из калмыцких отрядов должен выдвинутся к Уфимской губернии, против бунтующих башкир, под предводительством Дорджи-тайши – сына Назар-Мамута в 5 тысяч воинов.
Вместе с азовским губернатором и его отрядом сопровождения уезжали три десятка четырнадцатилетних отроков-калмыков, среди которых был и сын Аюки-хана – Ялбу. Что поделаешь, перспективы, обрисованные калмыцкому владыке в письме государя России настолько поразили хана, что он готов был отослать ко двору царя и сотню отроков.
В ближайшие три-четыре года царь обещал большую помощь в сокрушении Малой Орды и проведение войсковой операции близ Тибета – обиталища далай-ламы. Цели русского царя Аюки-хану были вполне понятны, но и сам хан не оставался в обиде, просторы для его кочевья могли вырасти, чуть ли не вдвое, при этом ему разрешалось устраивать «невозбранные» карательные рейды против чеченцев и других диких народов Кавказа, не желающих идти под руку русскому государю.
Сам Аюка не знал, для чего нужны молодые калмыки русскому царю. Посчитал сначала за заложников, как по старым традициям делал порой и он сам с побежденными родами, но, подумав, понял, что его предположение не верно, ведь старший сын воюет вместе с армиями царя и получает большое жалованье, не раз был отмечен царем…
Хотя письмо пришло к нему в середине мая, хан до сих пор не понимал многих недоговоренностей в нем, впрочем, некоторые обещания царя давали надежды на то, что род Аюки не канет в безвестность, а станет одним из столпов силы и величия Русского царства.
Ну а пока старый хан, пожалованный печатью и грамотой далай-ламы, стоял и смотрел в след уходящему конному отряду, чувствуя, как сердце тревожно сжимается в старом теле. На драгоценных камнях подарка государя переливались сотни огней заходящего солнца. Алый небосвод украсил воды речки Даниловки розовыми красками, где-то вдалеке громыхнули раскаты грома…
С юга шла гроза.
Глава 5.
Октябрь 1710 года от Р.Х.
Москва. Кремль.
Алексей Второй.
Лето пролетело как одно мгновение, а за ним и сентябрь. Дела наваливались безостановочно, рутина убивала все желание работать, но все-таки царствовать становилось легче. Или быть может я втянулся во все это? Не знаю, может быть выработалась привычка к постоянному труду, хорошо что редкие разгрузки в кругу друзей и фехтовальном зале не дают мне окончательно ослепнуть над просмотром документов и бумаг.
