Сталину идея явно понравилась:
— Неплохое предложение! Но согласится ли на это правительство Петена и контролирующие его немцы?
— Петену это абсолютно безразлично и даже выгодно, лишние деньги ему сейчас не повредят, а немцы вряд ли могут помешать. Формально-то Франция независима, а с Германией у нас якобы дружба. Да и не решатся немцы нас сейчас сильно злить, чтобы не спугнуть раньше времени. Кстати, они приняли наше предложение по обмену группами населения. Правда, размеры этого обмена невелики.
— Знаю, мне доложили. Но есть другая проблема — некоторые наши организации докладывают об участившихся задержках поставок немецкой техники в соответствии с торговым договором.
— Да, они уже начали потихоньку вставлять нам палки в колеса, — подтвердил Андрей. — Но мы и сами пересмотрели ассортимент поставок. В старом слишком сильный уклон был на судостроительную область, которая нам не критична. Сейчас нам больше нужны станки и у меня есть идея, как обойти немецкие задержки.
Воронов объяснил Вождю, как именно он собирается это сделать. Тот удивленно поднял брови:
— Нахально! В вашем стиле. Вы там у себя тоже такими методами работали?
— Приходилось и понахальнее, — признался Андрей.
— Но для этого нужен соответствующий опыт. Кому можно дать такое поручение? Впрочем, обсудим это позже, — Сталин встал и начал прохаживаться по кабинету, заложив руки за спину. Что, как уже знал Андрей, свидетельствовало о серьезных размышлениях.
— Скажите, товарищ Воронов, — по немного изменившемуся тону Андрей понял, что сейчас, наконец, и будет затронут тот самый вопрос, из-за которого Сталин его, видимо, и вызвал.
— Не свидетельствуют ли немецкие нарушения торгового договора о начале изменений по сравнению с вашей историей?
Воронов почесал в затылке. Теперь понятно, что взволновало обычно предельно сдержанного Вождя. Вопрос, действительно, архиважный. Еще два месяца назад, когда Сталин обсуждал с ним варианты проведения внешней политики СССР, они оба пришли к выводу, что оптимальным будет максимальное следование тому, что происходило в мире Андрея. Все связанные с этим неудобства перекрывались главным козырем — знанием точной даты немецкого нападения и направления главных ударов. Конечно, можно было ожидать небольших отклонений по времени или месту, но это предусматривалось планом, по которому основная подготовка к отражению агрессии должна была завершиться 25-го мая 1941 года. Конечно, если бы немцы все-же напали 22-го июня, это дало бы возможность подготовить им еще больше сюрпризов, но и без этого все должно было быть совсем иначе, чем произошло у нас. А вот если Гитлер, что-то заподозрив, решится, несмотря на все препятствия, задержавшие немецкое наступление в истории Андрея, начать раньше конца мая, то застанет РККА в довольно неудобной позе — регламентные работы, незавершенное передислоцирование, неполная мобилизация, недостаточно освоенное новое вооружение. Все это раньше конца весны никак не завершить.
Но вот практическое следование этому плану было достаточно затруднительным, несмотря на то, что Воронов, напрягая память по максимуму, записал все, что помнил о событиях на международной арене и политике Советского Союза в предвоенный период. Но, во-первых, память у него не абсолютная, кое-чего он мог и вообще не знать, а некоторые события наверняка происходили не совсем так, как было описано в исторических трудах. А во-вторых — существовали вещи, которые просто необходимо было сделать иначе. Преждевременное сближение с США, например, хоть это и пытались особо не разглашать. А еще зимой надо было потихоньку начинать скрытую мобилизацию. Но все скрытое вскоре становится явным и Сталин, видимо, всерьез начал опасаться спугнуть немцев.
— Не думаю, — ответил после паузы Воронов. — Насколько я помню, у нас тоже такие проблемы начались в этот же период.
— А насколько вы помните? — пробурчал Сталин, делая ударение на первом слове.
— Достаточно хорошо. Например, адмирал Кузнецов должен был жаловаться на задержки поставок плавучих кранов фирмой «Демаг».
— Да, было такое несколько дней назад. И вы на том совещании не присутствовали, — уже более спокойно произнес Сталин.
Вождь замолчал и продолжил хождение по кабинету. Наконец он тихо сказал:
— Как вы знаете, через две недели в Берлин отправляется наша делегация во главе с Председателем Совнаркома товарищем Молотовым. Меня беспокоит возможность того, что этот визит пройдет не так, как было в вашей истории. Товарищ Молотов, естественно, в курсе всех наших новых планов по подготовке к отражению агрессии и это в корне отличает его от того Молотова, который ездил в Берлин у вас. Несмотря на четкие инструкции я опасаюсь, что он, пусть даже неосознано, поведет себя не так, вызвав подозрения у Гитлера. Молотов, конечно, будет постоянно связываться со мной, но он там, а я — здесь.
Сталин вдруг остановился, поднял голову и вперил жесткий, испытывающий взгляд в Андрея:
— В общем, я считаю, что вы должны сопровождать товарища Молотова в этой поездке. Несмотря на то, что мне было очень тяжело решиться отпустить вас за границу, — честно признался Вождь. — Но я доверяю вам. Конечно, вы поедете в сопровождении усиленной охраны, имеющей самые широкие полномочия. Но я уверен, что вы не дадите ей повода к действию.
Некоторое время Андрей потрясенно смотрел на Сталина. Такого подарка он от того никак не ожидал.
— Я приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие, товарищ Сталин, — ответил он наконец. — Но какие именно задачи у меня будут?
— Консультация товарища Молотова на месте. Да и просто присмотритесь к ситуации в Берлине, может быть услышите что-либо подозрительное. Ну и, раз уж вы едете, нет необходимости искать другую кандидатуру для исполнения вашего плана насчет поставок оборудования.
Воронов кивнул.
— Продумайте все связанные с этим вопросы и составьте предварительный план поездки, привязанный к официальному, — добавил Сталин. — Но на большой срок не задерживайтесь там, а то ваша девушка соскучится.
«Это была шутка или намек на то, что в Москве останется заложница? Э-эх, товарищ Сталин, в этом нет никакой необходимости!» — думал Андрей, покидая кабинет.
Воронов появился на перроне Белорусского вокзала ранним вечером 9 ноября, за час до отъезда делегации. В кармане лежал дипломатический паспорт, а рядом маячили все четверо охранников, снабженные строжайшими и широчайшими полномочиями. Которые, как подозревал Андрей, заключались в обязанности влепить «клиенту» девять грамм в затылок при малейшем подозрении на потерю контроля за ситуацией. Что ему несколько портило настроение перед захватывающей поездкой, в которой представится редкая возможность лично увидеть морды главных фашистских бонз, в том числе и самого Бесноватого. В следующий раз Воронов надеялся увидеть их всех уже в гробу.
Молотов еще не приехал, но на перроне уже собралось много провожающих из числа ответственных работников и сотрудников германского посольства. Среди них выделялся своей франтоватой черной формой военно-морской атташе фон Баумбах, оживленно разговаривавший о чем-то с адмиралом Кузнецовым. Андрей подошел к ним и поздоровался. Немец в ответ щелкнул каблуками, а нарком ВМФ просто подал руку. Покончив с церемониями, фон Баумбах продолжил прерванный появлением Воронова разговор, хвастаясь последними победами немецкого флота. Похвастаться действительно было чем, Кригсмарине недавно доставило англичанам немало неприятностей, хотя сам сияющий довольством атташе был к этим победам непричастен никаким боком. Обычная тыловая крыса, давно забывшая запах моря. Андрей, быстро устав от напыщенной речи фашиста, договорившегося уже чуть ли не до того, что якобы скоро доблестные немецкие подводники при поддержке не менее доблестных орлов Люфтваффе пустят на дно весь британский Гранд-Флит, не прощаясь улизнул, направившись на поиски своего места.
Соседом по купе оказался заместитель начальника оперативного отдела генштаба генерал-майор Василевский, включенный в состав правительственной делегации в качестве военного эксперта. Как знал Андрей, после поездки Сталин собирался назначить его начальником оперативного отдела вместо Ватутина, поручив Василевскому всю подготовку оборонительного плана. Поэтому соседство было не случайным — Вождь предложил Воронову в неизбежных во время совместной поездки разговорах удостовериться в правильном понимании генералом предстоящих событий и подкорректировать его, если потребуется. Андрей сомневался, что может что-либо подсказать способному военному теоретику Шапошниковской школы, но и просто поговорить с ним будет интересно.
Наконец на вокзал прибыл Молотов и после непродолжительной церемонии прощания все заняли свои места. Поезд тронулся и Андрей предложил Василевскому сходить поужинать в вагон-ресторан. Разговора там не получилось, так как соседями по столику оказались сопровождавшие Молотова сотрудники германского посольства, в том числе и сам посол граф Шуленбург. Немцы постоянно поднимали тосты и требовали от русских присоединиться. Надо было держать ухо востро. Василевский после третьей рюмки решительно встал из-за стола и Андрей последовал его примеру. Только в купе и удалось поговорить откровенно. Как Воронов и предполагал, генерал прекрасно представлял соотношение сил и подготовки Вермахта и РККА и четко понимал, что именно требуется от оборонительного плана на первый период войны.
