— Не назву, — ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. — Но не могу гарантировать, что я этого не подумаю.
Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда.
— Кстати, сударыни, — сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. — Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
— Знаю, — ответила Маргарита. — Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты.
— Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
— Неужели? — шутливо изумилась наваррская принцесса. — Это непорядок. Так что же я о нем не знаю?
— Что он сегодня приехал.
— В Памплону?
— Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел…
— И где он?
— Совсем недавно был здесь, вернее, там. — Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. — Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы…
— Постой-ка! — настороженно перебила ее Маргарита. — Значит, он был здесь?
— Да.
— А сейчас где?
— Не знаю, сударыня. Он ушел.
— Когда?
— Когда вы вернулись от государя и велели всем уходить.
— А ты видела, как он уходил?
— Нет, не видела. Но ведь вы велели…
— Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. — Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила: — Вот интересный вопрос: мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет просто приказать: «Откройся»?
Глава XVIII в которой появляется еще один герой нашей повести
Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой.
— А вот и он, — прошептала пораженная Матильда.
— Что вы здесь делаете, милостивый государь? — грозно спросила Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.
«Какой красавчик! — с умилением подумала она, невольно облизывая губы. — Парень, а еще посмазливее своей сестры… Боюсь, Рикарду снова придется ждать».
— Ну, так что вы здесь делаете? — повторила Маргарита уже не так грозно.
— Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, — ответил юноша, доверчиво глядя ей в глаза.
Принцесса усмехнулась:
«Ага! Так он еще и нахал!»
— А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас прощения?
— Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет…
— А потом?
— Потом вы разговорились…
— А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве это порядочно с вашей стороны?
— Но вы должны понять меня, сударыня, — оправдывался парень. — Вы говорили о таких вещах… э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я счел лучшим не смущать вас своим появлением.
— Какая деликатность! — саркастически произнесла Маргарита, бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. — Стало быть, вы все слышали… господин де Монтини, я полагаю?
— Да, сударыня. И я, право, не знаю, что мне делать.
— Прежде всего, подняться с колен, — посоветовала Маргарита, смягчая тон.
Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала:
— И хотя ваше поведение, сударь, было небезупречно, я все же прощаю вас. Надеюсь, моя кастильская кузина присоединится ко мне — при условии, конечно, что вы тотчас забудете все случайно услышанное вами.
Бланка утвердительно кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ответ юноша бросил на нее восхищенный взгляд и почтительно поклонился.
— Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем разговоре. Но вместе с тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме ваших высочеств, не заставит меня вспомнить хотя бы слово из услышанного.
Это следовало понимать так: «Рассказать, я никому не расскажу, однако никто не запретит мне использовать полученные сведения в своих личных целях».
— Хорошо, — сказала Маргарита, приняв к сведению хитрость Монтини. — Вы можете садиться, сударь.
Юноша устроился на указанном наваррской принцессой невысоком табурете в двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзначай, сел с таким разворотом, чтобы смотреть в упор на принцессу кастильскую. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Маргариты, и она исподтишка ухмыльнулась.
— Если память не изменяет мне, — отозвалась Бланка, нарушая неловкое молчание, — вас зовут Этьен.
— Да, сударыня, Этьен. Правда, с тех пор как наша семья, получив наследство переехала из Блуа в Русильон, мое имя зачастую переиначивают на галльский лад — Стефано. — Он ослепительно улыбнулся. — Так что я сам толком не знаю, как же меня зовут на самом деле.
— С собственными именами порой возникает настоящая неразбериха, — живо подхватила Бланка. — К примеру, кастильское Хайме по-французски произносится Жак, по-галльски и по-итальянски Жакомо, а в библейском варианте — Иаков. Мой духовник, кстати, ваш тезка, падре Эстебан, как-то рассказывал мне, что Иисуса Христа по-еврейски звали Йешуа…
Маргарита слушала кузину, с трудом скрывая свое удивление. Собственно, было бы неверно утверждать, что Бланка избегала мужского общества. Она была девушка общительная и любила поговорить с интересными людьми, независимо от их возраста и пола, а беседы о вещах серьезных и вовсе предпочитала вести с мужчинами, которые были ближе ей по складу ума, чем большинство женщин. Однако сейчас в ее поведении чувствовалось нечто такое, что заставило Маргариту насторожиться. Это «нечто» было на первый взгляд незначительное, почти незаметное и, тем не менее, чрезвычайно важное.
«Определенно, этот парень приглянулся Бланке, — решила Маргарита. — Он застал ее врасплох, когда она не в меру разоткровенничалась, вроде как встретил голую на реке. И если он не дурак… А он точно не дурак. Вон как строит ей глазки, кует железо, пока горячо. Что ж, недаром говорят, что нет худа без добра. — Про себя принцесса вздохнула. — Похоже, мне придется уступить его Бланке. Жаль, конечно, он милый парень, и мы с ним приятно провели бы время. Но чего не сделаешь для лучшей подруги… А Рикарду, считай, повезло».
Между тем разговор от Иисуса Христа, которого на самом деле звали Йешуа, перешел на гонения первых христиан. При случае был упомянут император Нерон, который в поисках вдохновения велел поджечь Рим, дабы, глядя на охваченный огнем город, воспеть падение древней Трои. За сим естественным образом всплыла сама Троя с прекрасной Еленой, авантюристом Парисом и печально известным яблоком раздора. Тут Маргарита испугалась, что Бланка, того и гляди, примется цитировать Овидия или Вергилия, и торопливо вмешалась — тяжелый и высокопарный слог древнеримской поэзии наводил на нее тоску.
— Господин де Монтини, — сказала она. — У меня создается впечатление, что мы с вами уже где-то встречались. Может быть, это потому, что вы очень похожи на Матильду?
— Не только поэтому, сударыня. Вы могли видеть меня, когда шли к государю отцу вашему.
— Да, да, вспомнила. Дело было в галерее. Вы еще стояли, как вкопанный, и даже не поклонились мне.
— Ах, сударыня! — виновато произнес Монтини. — Прошу великодушно простить меня за столь вопиющую неучтивость. Но будьте снисходительны ко мне. Я был так потрясен вашей красотой, что меня буквально парализовало. Я увидел самую прекрасную на всем белом свете женщину после… — Он демонстративно запнулся с таким видом, будто нечаянно выдал свои самые сокровенные мысли.
Маргарита была девушкой сообразительной и тотчас догадалась, что значит это «после» и к кому оно относится.
«Чертенок! Он уже заигрывает с Бланкой».
— Ну да, конечно, — сказала она, выстрелив в кастильскую принцессу насмешливым взглядом. — Для любящего брата во всем мире не сыщешь женщины краше его сестры.
Щеки Бланки вспыхнули алым румянцем. Монтини лицемерно потупился, мастерски изображая смущение. И только Матильда приняла все за чистую монету.
— Я тоже люблю братика, — с очаровательной наивностью ответила она. — Очень люблю.
Маргарита зашлась нервным кашлем, чтобы не расхохотаться.
