не было. Начало закрадываться подозрение, что либо мы свернули не туда, либо сопровождающий меня парень очень хочет урвал минутку, чтобы спокойно сделать свои дела. Талант угадывать желания подсказал, что так и есть.
Какие именно это дела, я понял, когда мы остановились у двери в уборную, где мужская фигура изображалась треугольником острым углом книзу. Распахнув дверь, парень воровато огляделся и торопливо заговорил, как по писаному:
— Александр, с тобой хотят поговорить серьезные люди о предстоящем матче.
Я напрягся, но не выдал беспокойства, а усмехнулся. Вот так, значит. Везде камеры, и самое удобное место для подкупа — сортир. Перед тем меня морально подготовили, подсунув записку, а теперь хотят побеседовать уже по-взрослому. Но я ни с кем говорить не собираюсь, как и не собираюсь сдаваться. А самый бесконфликтный выход из ситуации — прикинуться дурачком: ничего не понял, записку не видел. Я взял пятящегося парня за плечо.
— Странное место для переговоров, не находишь? Или похоже на то, что я так напугался, что мне надо в сортир?
Парень покосился на камеру в конце коридора и затараторил:
— Мне велели привести вас сюда…
— Короче, Нерушимый, — донеслось из туалета, — иди-ка сюда на пару слов.
Голос был грубый, незнакомый, а говор какой-то не очень чистый, как будто говоривший крякал.
Парень пробормотал, что он свое дело сделал, и слинял. Я же не сдвинулся с места.
— У тебя там понос или запор? Обязательно в туалете общаться?
— Сюда иди! — прошипел голос.
— Ну точно запор. Слышь, братан, ты эта, сам как-нибудь, лады? Не люблю запах дерьма.
Насвистывая мелодию из «Убить Билла», я направился прочь.
— Ну ты, сука, дозвезделся! — в туалете рыкнули, а следом донесся топот подошв по плитке.
Я остановился, развернулся, сложив руки на груди, подождал туалетного утенка. Дверь распахнулась, на пороге появился бритоголовый здоровяк с щетиной на злом лице. Злость его была понятна — хотел спокойно передать слова босса и свалить. Причем, по его разумению, босс у него выше и круче гор Кавказа, а потому я сразу должен был бить поклоны, кивать и со всем соглашаться.
Меня это достало. Достало в прошлой жизни, но там все, на что меня хватило — это заняться бразильским джиу-джитсу, чтобы уметь постоять за себя. Здесь…
Здесь я хочу проучить этого придурка. Я узнал его, ему только нашивки «ДНД» не хватало на кожаной куртке с меховым воротником — один из охранников на рынке, который вел меня к Достоевскому. Но учить его на глазах у всех и правда не стоит.
Пока он буравил меня взглядом, я пошел к нему, пихнул плечом и зашел в туалет. Обернувшись, спросил:
— Че встал? Ты же хотел поговорить? Пойдем поговорим.
— Не борзей, — огрызнулся он.
Он не видел во мне ровню, ведь был раза в полтора крупнее и старше, и он был человеком Доста, а я — непонятным пацаном. Но, видимо, понимал, что «мясные» турниры случайно не выигрывают, потому вел себя осторожно.
— Короче, так. Записку получил?
— Это у тебя такой красивый почерк?
— Не твое дело. Короче, забудь, че там написано. Обсосы из спорткомитета заменили тебе противника на Ибру. Шансов у тебя нет, так что против тебя даже не принимают ставок.
— В курсе. И че?
— Теперь тебе нужно продержаться и проиграть по очкам. Условия те же — сотка. Большие люди хотят, чтобы ты побегал от него. Если…
— А что за большие люди? Высокие, что ли? Или просто жирные?
Мой вопрос он понял не сразу. Его лицо выразило сначала недоумение.
— В смысле высокие… — А когда дошло, он нахмурился. — Ты че гонишь?
— Слушай, я тебя знать не знаю. Приплел какую-то записку, гонишь сам про каких-то больших людей, требуешь что-то. Неинтересно.
Отвернувшись, я сделал вид, что собираюсь уйти, но он не дал — схватил меня за плечо. Перехватив его руку, я вывернул ее так, что он завалился мордой в пол.
— Отпусти, твою мать! — зарычал он и попытался высвободиться, но сделал только хуже. — Уй-уй! Ну сука тебе звездец, тебя закопают! Хочешь жить — делай, как велено!
— Кем велено? Большими жирными людьми?
— Дозвездишься!
О, как же он желал вырваться и окунуть меня лицом в унитаз. Что ж, хорошая идея. Пригодится, если клиент будет строить из себя партизана.
— Кем велено? Десять секунд, если не услышу конкретики, сломаю руку. — Сказал это спокойно, а потом затараторил: — Раз-два-пять-девять…
— Стой! Стой! — запаниковал мужик. — Ты пропустил «три»! И «четыре»! Все скажу, не ломай!
— Кем велено? — Я усилил нажим, чувствуя, что еще миллиметр, и кость хрустнет. — Имена, быстро!
— Не знаю, мне Дост велел!
— Ну ты вообще ничего нового не сказал. Ломаю!
Он взвыл и застучал свободной рукой по полу, крича:
— Досик Шустрый, это все Досик!
— Какой еще Досик? Шустрый?
— Да, да, Шустрый! Уи-и-и, отпусти!
— А ты кто такой?
— Лось! Витя Лосенко, я у Доста работаю! Меня каждый знает!
— Впервые слышу, Витя Лосенко. Значит не каждый.
Теперь он захотел подловить меня с дружками и отпинать так, чтобы я на всю жизнь запомнил, кто такой Витя Лосенко.
В туалет кто-то заглянул, ойкнул и исчез. Так-так, нужно поторапливаться, пока здесь не появилась охрана.
Я отпустил Лося и рывком поставил на ноги. Он потер место залома, пробурчал что-то злобное, но невнятно, чтобы не нарваться.
— Могу нос сломать, — пригрозил, ткнув ему кулаком в нос. — Что за шустрый Лосик?
— Досик! Ты че, пацан, с луны свалился? Досика не знаешь? Он же на химзаводе сидит! Вся Москва и Татарка под ним!
Так, судя по Татарке, Москва не та, что столица нашей Родины, а какой-то район в городе.
— Я в Лиловске человек новый, — не смутившись, ответил я. — Даже не знаю, кто у вас тут секретарь горкома, а ты мне про какого-то Тосика. Ладно, допустим, Тосик все это придумал. Тогда при чем здесь ФМ в записке? Мне пойти и самому узнать у Достоевского, что к чему? Спросить, почему его дружинник Витя Лось пишет записки и подкидывает их мне под дверь?
— Не-не, не надо! Это подстава, Шустрый затеял, он с Достом в контрах, хотел и его перед тобой подставить, знает, что ты с ментовскими трешься, и денег поднять.
— Откуда знает?
— Пробили тебя после «мясного» турнира. Кто ты да что, где живешь. Досик предложил мне просто подкинуть тебе записку и побазарить, три косаря предложил, все!
— Три косаря всего? За столько ты продал Доста? И почему предложил именно тебе?
— Я ему должен… немного. Он простил и сверху дал.
— Где
