на лежащую перед Виктором Семеновичем папку с бумагами, голос стал спокойней — И идите, пока работайте, товарищ Абакумов. Игру разрешаю. С товарищем Василевским решите, что будете сообщать немцам и доложите мне. Шесть часов вам хватит?
— Хватит, товарищ Сталин, — Абакумов вскочил. Сталин махнул рукой:
— Вы свободны, товарищ Абакумов.
Покинув кабинет, Виктор Семенович облегченно вздохнул и кинул быстрый взгляд на Поскребышева. Заметил, нет? Вроде не заметил. Здесь, в Кремле не любят слабых. Руки слегка подрагивали. Сегодня удалось пройти по краю. В голове уже крутились мысли по разработке так удачно попавшего в руки Смерша шпиона.
Едва за Абакумовым закрылась дверь, Сталин повернулся к Берии:
— Ты все проверил, Лаврентий? Нападение точно не связано с Ковчегом?
— Проверил. Не связано. Ждали Василькова.
— Ясно. Ждали Василькова, а дождались Стаина, — Сталин задумчиво побарабанил пальцами по столу. Александра после ранения сразу доставили в санбат десантников, просто туда было ближе. А потом на Ковчег. Волков распорядился сразу после доклада Маргелова. И правильно сделал. Иначе не спасли бы. А на Ковчеге работает Юдин — лучший хирург страны. И даже так парень остается на грани между жизнью и смертью. Сергей Сергеевич ничего не гарантирует, говорит, если захочет жить — будет. А вот летать, пока под вопросом. Да и с остальным… Три пули, двенадцать осколков от разорвавшейся рядом с машиной гранаты, один из которых разорвал щеку и застрял в кости лица. Юдин обещает, что зрение не пострадает, а вот с внешностью… Наверное, для восемнадцатилетнего парня это будет трагедией. Каким бы надежным и сдержанным не был Стаин, он все еще остается мальчишкой. И захочет ли он жить после такого? Надо чтоб захотел! Александр еще нужен.
Еще недавно Сталин бы и не задумывался о таких мелочах. Подумаешь внешность. Живой, шевелишься и ладно. Но ранение дочери что-то поменяло в нем. Он еще дважды ездил к ней в госпиталь, заодно заходил к раненым, разговаривал. Он не стал мягче или добрее, просто пришло понимание, что вопрос инвалидов покалеченных войной еще придется решать. Не сейчас. Сейчас на это просто нет ресурсов. Но разработка мер по социальному и медицинскому обеспечению уже была порученасоответствующим наркоматам.
— Где сейчас жена Александра? — Сталин вынырнул из размышлений и посмотрел на терпеливо ожидающего Берию.
— Командует поисково-спасательным авиаотрядом корпуса.
— Отзывай. Сам с ней поговоришь. Лично возьмешь все подписки. Допуск полный. И пусть летит на Ковчег. Надо чтобы рядом с Александром, когда очнется, кто-то близкий был. Хорошо бы и сестру с Анастасией отправить, но… А хотя, — Сталин задумался и кивнул своим мыслям, — пусть обе летят. А то она тут натворит дел, — он усмехнулся и, поймав непонимающий взгляд Берии, достал из ящика стола тетрадный листок, исписанный аккуратным почерком, и предал ему, — Вчера принесли на пост охраны у Спасских ворот
«Дрогой товарищ Сталин, пишут Вам пионеры Никифорова Вера, Стаина-Егорова Валентина, Поливанов Владимир», — Лаврентий Павлович удивленно посмотрел на Сталина.
— Читай-читай, — махнул тот рукой.
'Наши отцы и братья, как и весь советский народ ведут героическую борьбу с гитлеровскими бандитами. Вчера мы узнали, что фашистами был тяжело ранен брат Вали гвардии полковник Стаин. Когда осенью он уезжал на фронт, мы просили, чтобы он отдал нас учиться в Люберецкое суворовское училище. Товарищ Стаин сказал, что нам еще рано и надо хорошо учиться, чтобы ему не стыдно было просить за нас товарищей генералов Карбышева и Махрова. Мы весь год учились на отлично. Только у Вали по физической подготовке хорошо, но она после блокады слабая. Она подтянется, она упрямая, мы ей поможем. Четвертая четверть еще не закончилась, но мы клянемся Вам, что и ее закончим на отлично! Только у Вали все равно будет по физподготвке хорошо.
Товарищ Сталин, прикажите товарищам генералам Карбышеву и Махрову принять нас в суворовское училище! Мы хотим защищать свою Родину как наши геройские братья! Мы не подведем, честное пионерское! Пионеры 216 московской школы имени Алексея Максимовича Горького Никифорова Вера, Стаина-Егорова Валентина, Поливанов Владимир'
— Хорошо хоть письмо написали, а не убежали, — хмыкнул Берия. Бегущие на войну дети — немалая головная боль его наркомата. Каждый день их сотнями снимают с идущих на запад эшелонов, вытаскивают из кузовов автомобилей, с барж, катеров, просто ловят по дорогам страны.
— Не ответим — убегут, — заметил Сталин.
— Почему?
— Я б убежал, — глаза Иосифа Виссарионовича озорно сверкнули и тут же поблекли, — Давай Валентину отправляй к брату, там приглядят за ней и дело найдут, думаю, в школу свою она уже не вернется. А с родителями Володи и Веры надо будет побеседовать, если они не против, пусть переводятся.
— У Веры только мама и брат, — заметил Берия.
— Вот с мамой пусть поговорят, а брата от службы отвлекать не будем. И выдели Стаину квартиру получше из своего фонда. Не выгонять же ему семью своего боевого товарища на улицу, когда из госпиталя вернется.
Фронт ушел далеко на запад. Бои шли где-то за Витебском. Полк ждал новые машины на замену истрепанным в боях, изредка вылетая на поиски групп отступающих немцев и разного рода бандитов, скрывающихся по лесам.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, Вас командир полка вызывает.
Настя чуть не бегом бросилась к штабу. Неужели что-то стало известно про Сашу⁈ Пятые сутки никто ничего не знает, кроме того что его ранили на дороге немецкие диверсанты. Где он? Как он? Что с ним? Она имеет право знать! Она жена законная! Только ей никто ничего не говорит. Петя Никифоров и сам не знает, а больше-то и спросить не у кого. Все что известно, это то, что Саша жив. Об этом ей мимоходом буркнул майор Назаркин, когда приезжал в полк со следователями из Москвы. Но это было четыре дня назад. И все. Даже временно принявший корпус Василий Сталин ничего не знал. От отчаянья она собиралась воспользоваться телефонным номером, данным ей когда-то Лаврентием Павловичем. Останавливало только одно, об этом звонке тут же узнает весь полк, а ей этого не хотелось. Хотя еще чуть-чуть и она решится. И плевать, что о ней будут думать.
— Товарищ гвардии майор…
— Брось, садись, — не дал ей закончить рапорт Никифоров.
— Что с Сашей⁈ — тут же спросила Настя, плюхнувшись на стул и глядя на командира полными надежды и страха глазами.
— Не знаю, — пожал плечами Петр, — Как сама узнаешь — сообщи. Мы тоже переживаем, — и он пододвинул ей какие-то бумаги. — Собирайся, тебя в Москву, к Берии вызывают. Здесь приказ о переводе тебя в Главное управление НКВД, командировочное, аттестаты, все как полагается.
— Зачем?
Никифоров отвел взгляд. Он не знал, зачем Настю вызывают в Москву, не знал, что ей сказать. Скорее всего к Сашке. Но это просто догадки. А обнадеживать впустую жену друга не хотелось. А еще Петр чувствовал, что с Настиным отлетом что-то поменяется, станет по-другому. Хорошо или плохо неизвестно, но по-другому. Поэтому и не стал отвечать на ее вопрос, обрезав разговор.
— Через час самолет. Успеешь собраться и попрощаться?
— Успею, — она кивнула, закусив губу, чтобы Никифоров не увидел, как она дрожит. Она поднялась, непослушной рукой сгребла бумаги и на негнущихся ногах, не попрощавшись вышла. Задрав голову, чтобы никто не увидел, как ей плохо она зашагала к своей землянке. Надо собрать вещи. Хотя, что там собирать? Белье только сложить. И все. И главное не плакать! Нельзя плакать! Никто не должен видеть ее слез. Их очередь придет потом. Ночью.
Только бы он был жив! Обязательно жив! Саша не может погибнуть вот так глупо. Она точно знает. А может его просто покалечило, и ей не хотят говорить⁈ Как ни странно эта мысль принесла облегчение. Ну и пусть! Главное живой! А она его выходит! На руках носить будет, если надо! Нет, на руках не получится, не поднимет! Она маленькая, а он вон какой здоровый! Ничего, придумает что-нибудь. Да. Точно! Наверное, ее для этого и вызывают в Москву. Но почему перевод? Это что, получается, она больше не вернется в полк⁈ Она остановилась, будто наткнувшись на стену, но спустя мгновение опять зашагала к землянке. Сейчас главное Саша. Полк потом.
— Ну что⁈ — встретила
