Показав часовому в дверях повестку, я отправился в указанный кабинет. За столом сидел майор и рассматривал какие-то документы. Я предъявил повестку. Он покрутил её перед своим носом, потом словно о чем-то вспомнив, неожиданно сказал:
— Пройдите пожалуйста в семнадцатый кабинет, там с вами хотят побеседовать.
— Насчет чего?
— Там вам все скажут.
Как всегда бывает в таких случаях, сердце учащенно забилось, и я невольно потянулся за повесткой.
— Нет, повестку оставьте мне, потом зайдете, я вам отмечу и оформлю отгул на работу.
— Хорошо, — и я вышел из кабинета.
Спросив у проходящего мимо капитана, где находится семнадцатый кабинет, я отправился в указанном направлении.
На двери был указан только номер и больше ничего. Я осторожно постучал и, приоткрыв дверь, спросил:
— Можно зайти?
— Вы по какому делу? — спросил меня голос, поскольку лица сидящего я не видел, он держал развернутую газету так, что заслонял ею всего себя.
— Я не знаю. Меня по повестке вызвали и направили в семнадцатый кабинет.
Человек за столом свернул газету и, положив её перед собой, посмотрел внимательно на меня, после чего произнес:
— Кутилин Алексей Михайлович, это вы?
— Так точно, — автоматически произнес я.
— Вот как, прямо по-военному. Раз так, тогда заходите, — он встал из-за стола и подойдя ко мне, неожиданно протянул руку, произнеся при этом:
— Виктор Степанович, майор комитета государственной безопасности. Удивлены?
— Да нет не очень. Просто не понял почему здесь в военкомате, а не у вас? Вроде как для конспирации?
— А вы шутник, за словом в карман не лезете. Это хорошо, а если серьезно, то разве место встречи имеет значение?
— В принципе нет.
— Я тоже так думаю. К тому же вроде как на нейтральной территории и в не совсем формальной обстановке, я подумал, что так нам будет проще общаться.
— Ну насчет нейтральной территории, я бы не очень. Все же не кафе Метелица, а РВК.
— Вижу с чувством юмора у вас все в порядке, а то у меня о вас несколько иные сведения.
— Интересно, какие?
— Разные.
— Это понятно. Устойчив, морально выдержан, с товарищами по работе поддерживает хорошие отношения и все в том же духе.
Я заметил, как майор слегка повел бровью. В отличие от того, с кем я разговаривал в приемной КГБ, этот был более прозрачен, хотя может мне просто показалось или действительно место разговора было другое.
— Так о чем же будет разговор? — спросил я.
— Есть несколько вопросов общего характера. В своем заявлении вы указали факты, которые полностью подтвердились. Вместе с тем, судя по нашим данным, вы никуда заграницу не выезжали, контактов в дипломатической среде не имеете, более того, достаточно далеки от политики в целом, однако. Вот это однако, и вызывает ряд вопросов, откуда у вас эти сведения и второй вопрос, что еще вы знаете?
Я с усмешкой посмотрел на майора и неожиданно произнес:
— Многое чего. Самое интересное, что вы совершенно правильно заметили, меня совершенно не интересует политика, точнее происходящие в ней события, которые не касаются жизни страны. И в то же время я знаю то, что не знает никто и самое печальное, что я знаю многое из того, о чем вообще мне не следует знать.
— Как вас понимать?
— Очень просто. Я знаю факты, которые станут общеизвестны к примеру лет через двадцать. О них можно будет прочитать в газетах, книгах, или увидеть по телевизору в документальном фильме. Вот к примеру, что мы знаем сейчас об испытаниях, которые проводились в 54 на Тоцком полигоне в Оренбургской области. Практически ничего. А через двадцать лет, в любой библиотеке вы сможете прочитать воспоминания какого-нибудь отставного полковника или генерала о том, как эскадрилья проходила сквозь ядерный гриб для нанесения ударов по наземным целям, затем делала повторную атаку, а в результате через год она вся была расформирована и многие заболели лучевой болезнью. Да многое чего станет известным.
Майор смотрел на меня и по мере того, как я ему рассказывал это, у него расширялись глаза и я понимал, что он представлял эту встречу совсем иначе. Я замолчал, а потом вдруг сказал:
— А хотите, расскажу о рассекреченных документах по Катынскому расстрелу или историю гибели АПЛ в 70, по-моему там человек пятьдесят погибло?
— Лучше потом, — вдруг произнес майор и добавил, — знаете, вы правы, нам действительно следует поговорить более основательно и в другой обстановке, поэтому давайте сделаем следующее. Я доложу о нашем разговоре, и мы пригласим вас к нам, хорошо?
— Нет проблем. Главное, что вы понимаете, что информация, которую я знаю, имеет государственное значение, а следовательно, важна в первую очередь вам.
— Я думаю, что вы правильно мыслите.
— Я могу быть свободен?
— Пока да, — как-то неуверенно ответил он, находясь в полном замешательстве.
— В таком случае, всего доброго, надеюсь, что скоро увидимся.
Я попрощался и вышел. Отметив повестку, отправился домой.
Новой встречи ждать оказалось недолго. На следующий день за мной заехали прямо на работу, и на черной Волге привезли на Лубянку. Волнение мое улетучилось, поскольку теперь я был твердо убежден, что мне поверят, а раз так, значит все получится, просто, как говорит Ира, надо стараться приложить для этого максимум усилий, твердо стоять на своих позициях и верить, что ты должен сделать то, что обязан.
В присутствии сотрудника КГБ, который был одет в штатское, мы прошли в здание, поднялись на лифте и, пройдя до конца коридора, повернули направо и вошли в приемную. За небольшим столом сидела пожилая женщина, видимо секретарша. Сопровождающий меня молодой сотрудник произнес:
— Вера Яковлевна, Борис Петрович предупрежден о встрече?
— Да, да Павел, проходите, он ждет, — и, подняв трубку телефона, произнесла:
— Борис Петрович, к Вам Зуев, — и не успев еще повесить трубку добавила, — входите.
Зуев открыл дверь, за ней был крошечный тамбур, а за ним вторая дверь и, пропустив меня вперед закрыл за собой обе двери. Мы оказались в просторном кабинете. На окнах висели темные шторы. Большой письменный стол, над которым висел портрет Брежнева. В углу небольшой столик, на котором стояли телевизор и радиоприемник. Судя по конфигурации стола и стульям, стоящим вокруг него, Борис Петрович был не ниже полковника, а может даже и генералом. Во всяком случае так я решил. Да и возраст, а на вид ему было лет шестьдесят, говорил о том, что он был высокого звания.
— Ну что же Алексей Михайлович, проходите, садитесь. Будем знакомиться. Меня зовут Борис Петрович, я генерал-майор госбезопасности, а Вы стало быть и есть тот ясновидящий, который так много чего знает, неизвестно только из каких источников, — говоря все это, он подошел почти вплотную ко мне и протянул руку. Его улыбка, манера разговора и явная доброжелательность, располагали к себе, поэтому, я протянул руку и сказал:
