- конкуренты не выживают, хе... Мы - общество "с недостаточным прибавочным продуктом" (читайте ликбез "Почему Россия не Америка?" Андрея Паршева), да вдобавок - "северный тип развития", нам прокормить одного профессионального воина труднее, чем поднять в ополчение всех.
Осенью 1917 года, после издания безумного "Приказа N 1", которым Керенский уничтожил в армии единоначалие, немцы шалели, наблюдая, как наступающая, под пулеметным, огнем цепь русской пехоты вдруг замирает, перекликается, поднимает руки и продолжает ползти вперед. Солдаты (!) голосовали за продолжение атаки, а затем сами выполняли своё коллективное решение. Без команды офицеров. Смешно? Вспомним митинги, на которых до хрипа спорили о высокой политике рядовые и унтеры. Тоже смешно? А выборность командиров и полная ответственность за судьбу подчиненных - это вам весело? Хе-хе... Опыт нашей Гражданской войны, зверски убедительно, показал разницу между сознательной и слепой армиями. Инициативная дисциплина, мгновенная замена выбывающих командиров, знание каждым (!) бойцом задачи и маневра, творили чудеса. "Артельные мужики" долбали собственных, ещё недавно, гордых и чванливых угнетателей, весело, нагло, беспощадно... Тех не спасли, ни военные училища, ни
университетский лоск... И в последнюю войну принцип работал, четко... Для сравнения - немецкое подразделение, сохраняло подобие порядка, пока в нем оставался хоть один, пусть самый завалящий, ефрейтор. Совсем без командиров, даже немецкое войско (это лучшая армия Европы!), исчезало. Каждый спасался, как мог. У русских можно было перебить начальников поголовно.
Не помогало. Всегда, кто-то из живых, рядовых, кричал - "Слушай мою команду!" и боеспособность сохранялось. В современных академиях России такое не преподают... Наивные "низкопоклонники перед Западом", хе... Русскому народному архетипу, на ваши фобии - плевать. Обидное "господам офицерам" знание, явочным порядком, сочли несуществующим. Вредная память об анархии, ага.
Зато я сам, среди данного чуда обитаю. Удостоился. Черт побери, почти начинаю забывать, как бывает иначе... Нам некогда рефлексией страдать. Надо дело делать... Тропинка стала круче. Натоптанной. Похоже на складку местности, из тех, что любили использовать партизаны, в Отечественную войну, для устройства лагеря. Здесь, лагеря на водоразделах. В продуваемых ветрами прогалинах. Единственных местах, годных для жизни в теплый сезон. Мошка вьется, зудит, лезет в глаза, мешает смотреть.
Варнаков останавливается, резко, словно с разгону уткнулся в стену. Сзади на меня налетает Елена. В хвосте колонны слышны глухие звуки, похожие на нецензурные. Народ, как водится, "брел на автомате", ориентируясь на спину впереди... Пришли?
Наверное, уже скоро. Примета - "чем дальше, тем страшнее". Вокруг, словно в этнографическом музее, по обе стороны от тропы, мерно постукивают и поскрипывают, десятки длинных кулей, из черной от ветхости, распадающейся кожи. Зловещие погремушки качаются на подвесах в кронах деревьев. М-м-дя... Готично!
Мертвецы охраняют покой живых. Прямо как у нас, при въезде на дальний таежный хутор. Там, правда, на кольях - черепа, прибитые сквозь темя гвоздями. Да не родни, а посторонних воров и бандитов... Ну, и чем, спрашивается, мы лучше этих самых тунгусов? В каждой избушке - свои игрушки.
- Что это за хрень? - Старшина, палкой самострелоискателем, цепляет ближний "гроб Магомеда".
- Покойники... Пфе-тьфу! - Елена чуть подняла сетку накомарника, посмотреть вокруг, а мошке этого хватило. Опустила.
Поясняет, - Хоронят тунгусы так... Между небом и землей, пока не рассыплется прахом.
- А врали - чурки своих мертвецов жрут... - басит Варнаков... Тьфу! Чуть не вывернуло... Сквозь прореху в кожаном куле торчат волосы и край истлевшего черепа, - А они - эвона... Вот и верь людям!
Видимо Варнаков воображал себя путешественником к дикарям-каннибалам. Ждал отравленных стрел из лесной чащи... Ужасных обрядов и кровавых оргий. А нашел - кладбище. Мирный деревенский погост... Чему удивляться? Ну, висячие гробы. Подумаешь! Не хуже и не лучше наших колумбариев, в крематории... Хе! Чем верзила недоволен? Приключений хочет? Будут тебе... переживания.
Я чувствую! Я всегда, такое, чувствую! В душной тишине скрип... вниз сыплется труха. Высоко над невидимыми кронами гуляет ветер.
- Продолжать движение! - командует... Сам-то чего стоишь? Крутит головой, машет руками, разгоняя насекомых, - Стоп! Кто
ещё слышал? - а что "слышал"? И ведь действительно! Слабо бумкнуло... ещё раз...
- Колокол? - по тембру - скорее сухая кожа. Очень сухая...
Бубен? Впереди ещё и шаманское капище? Типа, деревенская церковь? Хе... "К заутренней звонят..." А солнце - на закат.
Какого черта? Это же набат!
- В натуре, стучат? - говорить (и потом отплевываться) никому не хочется. Варнаков получает в ответ хоровое нестройное
"угу" и срывается почти на бег. Словно тоже что-то почувствовал.
Мы - за ним следом. Прогалина между деревьями, на выходе из леса, встречает нас заполошным собачьим лаем ... Всё?!
- Стоять! - спина Варнакова, всю дорогу надежно заслонявшая от меня суровую реальность, пропала. Сдвинулась в сторону, как театральный занавес. Прибыли! М-м-мать! Здравствуйте наши девочки, блин...
- Старшина, кхе-хе-хе! - колонна рассыпалась на краю обширной поляны. Надсадный кашель (мошка тоже не зевает) мешает спрашивающему продолжать. Чужим голосом он ухитряется прохрипеть,
- Мы где?
- В пи... - у Варнакова, в последний миг, достало ума не договаривать в рифму... Главный балаган, хе, тянут "компетентные". Есть, кому продолжить представление... Общественность степенно расступается.
- Док, ваш выход! - сам знаю. Не торопите! Левой рукой давлю контакт. Компактный фотоаппарат, в нагрудном кармане (умеют японцы делать технику, когда захотят), сквозь свежую прореху "пишет" видео. Теперь я должен с важным видом изображать "главного", а остальные - притворяться, что мне верят... Босс сейчас, на деле - филологиня Елена. Только она, мало-мальски свободно, шпрехает по-местному. Э-эх! Кто сказал, что я -режиссер? С самого начала не обольщался... Тяжела ты, доля штатива... Лай собаки смолкает. Ребятишки начинают суетиться. Так, словно вокруг - девственно пустое место. О чем был
заранее уговор...
Заметка на полях:
( Забавная штука, оперативная смена ролей. В близких к "боевым" условиях. Жив, артельный архетип! Смена порядка подчинения идет без задержек. На полутонах... Часто, настолько деликатно, что кому-то со стороны подразумеваемая "игра смыслов" - не понятна. Я вот написал, а сухопутный читатель и не заметит, что слово "Дед" в диалогах, совсем не свойское обращение к пожилому мужику. Флотский, вообще выпадет в осадок, от поношения основ... "Дед" - это должность, "внутреннее" название старшего механика корабля. Только его! Никого другого так, среди команды, звать не могут. Боцману это обращение "не по чину". Но! Константин Никифорович у нас - и капитан, и боцман, и старший механик, "всё в одном флаконе". По идее, к нему могут так иногда обратиться, но, только свои, и только моряки, и обязательно подчеркнуто "не всерьёз". В режиме "подколки".
