— Удивительно. Вы же совершенно здоровы, не то что вчера. Просто невероятно.
— Бывает и хуже, док.
Я взял Пита на руки и гладил, пока ему делали успокаивающий укол. Потом я улегся на спину и позволил обработать себя. Честно говоря, я думал, что меня продержат день-другой, и был готов к этому. Главное — мне позарез нужно было вернуться в 2001 год.
Часам к четырем я счастливо заснул бок о бок с Питом.
На этот раз обошлось без кошмаров. Было только чувство неизбежного разочарования, а это не так уж и страшно. Во сне я шел и шел по бесконечным коридорам, толкаясь во все двери, уверенный, что одна из них — Дверь в Лето, и за нею меня ждет Рикки. А под ногами у меня путался Пит. У котов есть такая гадкая привычка, и свежему человеку трудно бороться с искушением дать пинка или просто наступить ногой.
Перед каждой новой дверью Пит проскакивал у меня меж ступней, первым заглядывал в дверь, видел все ту же картину и отскакивал назад, едва не сбивая меня с ног.
Но обоих нас не оставляла надежда, что следующая дверь обязательно окажется Дверью в Лето.
На этот раз я проснулся легко и просто и уже не пялился по сторонам. Доктор даже удивился: продрав глаза, я не задал вопроса, а сразу же потребовал завтрак и лос-анджелесскую «Таймс». Конечно я не стал объяснять, что мне не впервой выходить из анабиоза. Он бы все равно не поверил.
Оказалось, что с неделю назад на мое имя пришло письмо от Джона:
«Дорогой Дэн!
Все оказалось так, как ты и напророчил. Как тебе это удалось?
Прости, что не встретил тебя. Дженни очень хотела, но я с великим трудом объяснил ей, что по пробуждении ты будешь сильно занят. А пока она шлет тебе тысячу поцелуев и надеется, что ты вскоре покончишь с делами и двинешься к нам. У нас все хорошо, хотя я собираюсь отойти от дел. Дженни еще больше похорошела.
До встречи, друг мой.
Джон.
Р.S. Если тебя не привязывают к койке, позвони, не стесняйся. Дела идут хорошо, по крайней мере, я так думаю».
Сперва я собрался, было, позвонить Джону, поздороваться и выложить очередную идею (во сне я придумал машину, которая превратит купание в ванне из тяжкой обязанности в утонченное удовольствие), но потом — раздумал, было другое, более срочное дело.
Я заново продумал, что буду делать, а потом заснул с Питом под мышкой. Придется отучать его от этой вредной привычки. Это, конечно, приятно, но неудобно.
В понедельник, тридцатого апреля, я вышел из Санктуария и отправился в Риверсайд. Я еле протащил Пита в гостиницу — автоматических регистраторов невозможно подкупить — доусовершенствовались, называется! Правда, дежурный администратор оказался не так суров. Он внял моим доводам — хрустящим и имеющим хождение на всей территории США. В эту ночь мне не спалось, я был слишком возбужден.
В десять утра я предстал перед директором Риверсайдского Санктуария.
— Доктор Рэмси, меня зовут Дэниель Бун Дэвис. У вас есть клиентка по имени Фредерика Хайнке?
— Есть у вас какие-нибудь документы?
Я показал ему водительские права, выданные в Денвере тридцать лет назад и свидетельство из моего Санктуария. Он внимательно прочел бумаги и вернул их мне.
— Мне думается, ее должны разбудить сегодня, — сказал я взволнованно. — Можно мне присутствовать при этом? Я не имею в виду сам процесс, я говорю о той минуте, когда она откроет глаза.
— Мы не собирались будить ее сегодня, — ответил он, пожевав губу.
— Как?! — у меня упало сердце.
— Да, не собирались. Она не хотела, чтобы ее разбудили именно сегодня. Она вообще не велела себя будить, пока не появитесь вы, — он улыбнулся. — Должно быть, у вас золотое сердце. По виду этого не скажешь.
— Спасибо, доктор, — выдохнул я.
— Подождите в вестибюле или пойдите погуляйте. Через пару часов мы позовем вас.
Я вышел в вестибюль, и мы пошли гулять. Я купил для Пита новый саквояж, но он ему не понравился — запах, наверное, не тот, что у старого. Видимо, поэтому прошлую ночь он проспал на подоконнике.
Мы зашли в «воистину чудесное местечко», но мне ничего в рот не полезло. Пит съел мою яичницу, и я обтер желток с его морды. В одиннадцать тридцать я вернулся в Санктуарий. Наконец, меня провели к Рикки.
Я видел только ее лицо. Остальное было закрыто покрывалом. Это была моя Рикки, но уже зрелая женщина. Она была словно изящный ангел.
— Она под гипнозом, — тихо сказал доктор Рэмси. — Становитесь сюда, и я разбужу ее. А вот кота лучше убрать отсюда.
— Ни в коем случае, доктор!
Он пожал плечами, повернулся к Рикки и произнес:
— Просыпайтесь, Фредерика. Просыпайтесь. Вы должны проснуться.
Ее веки задрожали, и она открыла глаза. Посмотрела по сторонам, увидела нас и сонно улыбнулась.
— Дэнни… и Пит…
Она протянула нам руку — на левом пальце у нее было мое кольцо.
Пит мяукнул, прыгнул ей на плечи, и они, в восторге от встречи, забыли обо всем.
* * *
Доктор Рамси хотел оставить Рикки в палате до завтра, но она не согласилась. Я подогнал джампер прямо к двери Санктуария, и мы понеслись в Браули. Бабушка Рикки умерла в 1980 году, других родственников у нее не было, но остались кое-какие вещи — в основном, книги. Я распорядился отправить их в «Аладдин» на имя Джона Саттона.
Перемены в облике родного города настолько поразили Рикки, что она ни на миг не выпускала мою руку. Она не страдала приступами ностальгии, просто хотела уехать из Браули как можно быстрее.
Джампером мы добрались до Юмы. Аккуратно, как никогда раньше, я вывел в книге записей гражданских актов окружного суда свое полное имя: «Дэниель Бун Дэвис», чтобы все видели — Д.Б.Дэвис подписал важнейший документ в своей жизни. Несколько минут спустя я держал Рикки за руку и повторял:
— Я, Дэниель, беру тебя, Фредерика… до той поры, пока смерть не разлучит нас.
Моим шафером был Пит. А свидетелей мы завербовали прямо в окружном суде.
* * *
Из Юмы мы направились на ранчо близ Таксона, сняли там домик на отшибе и объявили слуге, одному из «Работяг», что не желаем никого видеть. Пит выиграл титаническую битву с тамошним королем всех котов и кошек, и нам пришлось держать его при себе. Если не считать этого, никаких неприятностей не было. Итак, у меня была Рикки, а она получила мужа, нареченного ей еще с детства.
Больше рассказывать почти не о чем. Рикки оказалась самым крупным держателем акций «Горничных», и я воспользовался этим, чтобы переместить Мак-Би на должность «заслуженного инженера-исследователя», а Чака — на пост главного инженера. Джон заправляет «Аладдином», но вскоре собирается на покой. Он выпустил привилегированный пакет акций и не стал распродавать его. Таким образом, мы с Саттонами можем контролировать корпорацию, не вникая в детали. И в «Горничных», и в «Аладдине» я отказался от места в правлении — они развиваются сами по себе и жестко конкурируют. Пусть себе — не напрасно же Дарвин придумал борьбу за выживание.
У меня теперь есть «исследовательская компания Дэвиса» — чертежное ателье, маленькая мастерская и старый механик. Он считает меня психом, но чудесным образом воплощает мои чертежи в металл и пластик. Когда у нас получается что-то путное, я продаю лицензию — и дело с концом.
Еще я вожусь с записями об открытии Твишелла. Я написал ему, сообщил, что опыт удался, что я вернулся с помощью анабиоза… и очень просил прощения за свой розыгрыш. Я спрашивал, не желает ли он прочитать рукопись. Он не ответил: наверное, все еще злится на меня.
Но я все-таки напишу эту книгу, а когда закончу — разошлю во все библиотеки, даже если придется отпечатать ее на свои деньги. Я в долгу перед ним. Более того: именно ему я обязан тем, что у меня есть Рикки. И Пит. Книгу я назову «Невоспетый гений».
Дженни и Джон, по-моему, совсем не состарились. Этим они обязаны успехам геронтологии, свежему воздуху, солнцу, гимнастике и нерушимому оптимизму. Дженни еще больше похорошела в свои шестьдесят три! Джон до сих пор думает, что я «просто предвидел» все это и не желает верить очевидному. Что с ним поделаешь?! Я попытался объяснить все это Рикки еще во время нашего медового месяца. Я рассказал о лаборатории близ Боулдера, о том, что был с нею в скаутском лагере и одновременно лежал, накачанный наркотиками, в долине Сан-Фернандо.
Она посмотрела на меня, словно я сошел с ума.
Тогда я сказал:
— Давай поставим мысленный эксперимент. Здесь все логически и математически обосновано. Берем морскую свинку — белую, с коричневыми пятнами. Сажаем ее на темпоральную платформу и перемещаем на неделю назад. Но неделю назад мы уже нашли ее на платформе, и с тех пор она сидит у нас в клетке. Таким образом, у нас две морские свинки… хотя на самом деле это один и тот же зверек, только один из них — на неделю старше. Мы берем одного из них, посылаем на неделю и…
