– А кстати, что именно вы таким вот образом намерены исполнить?
Аарону Ицхаковичу – вот так, без заскоков с Василиями и тем более Ивановичами, – недолго пришлось объяснять, что именно желательно б получить. После чего тот решительно отобрал едва начатую работу, со скоростью без малого лапки швейной машинки замелькали ловкие тонкие пальцы, и уже минут через двадцать слева на груди запасного комбеза, внутри, расположилась тактическая кобура под ТТ, на правом рукаве – кармашек под запасную обойму, и на правой штанине – карман под ножны. С завязочками. Примерил. Натурально, с ТТ, закрепленным хитрым узлом, в Нью-Йорке еще показанным дедулей. Держит надежно, хрен вывалится, а выхватывать – как из открытой кобуры. Ковбойской. Наблюдая за моими экзерцизами, Ицхакович скоренько прихватизировал и тот комбез, что я только что снял, и занялся им, бормоча под нос что-то, кажется, на идиш. В смеси с русским. Еще через где-то полчасика – оппа-па! Нате вам. На этот раз ничего не наличествовало. Поскольку более подходящим словом было бы здесь именно – красовалось. В исполнении уровня «от кутюр». Будет выходной. Для особо значимых то есть вылетов. И – заклепочками. Захочешь – не отодрать теперь. Достав портмоне, там у Костика оставалось кой-чего, пытаюсь расплатиться.
– Молодой человек! Вы меня таки обижаете. Моя мама прокляла бы меня, если б узнала, что я взял эти жалкие презренные бумажки у столь прекрасно воспитанного юноши из ТАКОГО полка. К тому же не далее как сегодня благодаря вам, даже мои старые глаза смогли увидеть, как горят эти шлимазлы. Мой папа проклял бы меня, если б узнал, но я таки готов даже сам приплатить за такое зрелище.
Бумажки, разумеется, убрал. Подумав к тому же, что, увидев на мне эдакое вот удобство, очень многие захотят заполучить такое же. К вящему авторитету уважаемого Аарон Ицхаковича. Сообразив, что авторские права мне здесь ни к чему, чужие к тому же, поделился со специалистом идеей разгрузки. С МСЛ[160] против сердца. Часто приходилось встречать мнение, что технологический прогресс возможен только в комплексе, и чтобы производить, скажем, кажущийся совершенно элементарным автомат Калашникова – который, по сути, действительно прост, как, впрочем, и все гениальное, – требуется куча разнообразнейших производств и конкретно заточенных специалистов в областях металлургии и металлообработки, и не только. В основном, конечно, так оно и есть. Но не всегда. Взять, например, эту самую разгрузку. Как только ни изощрялись предки разнообразнейшими портупеями, перевязями, снарягами и прочими исхищрениями – а до такого простого решения докумекал безвестный, что забавно, изобретатель лишь ближе к концу XX аж века! Ицхаковича проняло сразу и бесповоротно. Глаза заполнились мечтательной дымкой, губы зашептали что-то невнятное на неудобоваримой смеси четырех уже, кажется, языков, то есть с подключением еще и белорусского с польским тоже, а я почему-то сразу стал спокоен за снаряжение бойцов РККА. В будущем, но уже самом что ни на есть недалеком. Таки.
На мою просьбу передавать привет Василию, что трансцедентально, Иванычу, он таки ответил: «Всенепременнейше, молодой человек… Всенепременнейше!» Но мысли его явно блуждали уже где-то очень далеко отсюда.
Из мастерской топаю домой. В казарму. Дырку в потолке так и не заделали, – впрочем, какая разница. Главное – бомбу убрали. Еще более расширив отверстие в крыше. Логично – дождей вроде как не ожидается, да и все равно скоро мотать отсюда. Для немцев, что ли, крышу класть? А вот немцы, кстати, не таковы. Помнится, заезжаем куда-нибудь на пару недель, наши побросали барахлишко, достали, что нужно, и по бабам. Или насчет выпивки – каждому, как говорится, свое. Эти же разве что клумбы не обустраивают. Впрочем, в Шабе затесался среди наших один, на три, для начала, месяца – была и клумба[161].
Разоблачившись, давлю на фазу. С планом до ужина. Солдат спит – служба идет. Немного, однако, увлекся этим делом. Просыпаюсь, когда уже темнеть начало.
В столовой обнаруживаю усиленно машущего мне рукою Фрола. В окружении сразу трех возбужденно щебечущих девочек. Ромашечек. В форме. Связистки. В начале войны большая редкость. Это потом женского персонала по пол-аэродрома стало. Укладчицы, медсестры, официантки, связистки, техсостав, летный даже. Фрол, похоже, собрал собою все, что имелось – незанятого на данный текущий момент по службе – в наличии. В данном убогом месте нашего грустного пребывания.
Взяв рыбки с картошечкой и чайку с булочкой, расположился напротив. Слегка датый уже Фрол возбужденно ругает технарей. За движок, отказавший в самый интересный момент. Боя. Что могло стоить жизни. Непревзойденному асу. Но не стоило. Потому что некоторые великие истребители, недооцененные, увы, прекраснейшей частью населения планеты, умеют выполнять кое-какие фокусы и в планировании. Да, действительно, это надо суметь – с неработающим движком уйти от «мессера» в пикировании с глубоким креном и с хитрющим скользячим переворотом, потом, незнамо как не воткнувшись в землю-матушку, запустить движок и сбить-таки увлекшийся «мессер». Потом снова заглох, «мессеры», слава богу, удирали уже, потом опять запустился. Кажется, картина ясная. Для меня. Но раскрывать ее сейчас расфуфырившемуся перед дамами Фролу бестактно, да и ни к чему. Успею.
Тем временем совсем стемнело и народу подсобралось, на огонек. Много незнакомых. Откуда-то. Не летуны. Ладно, чаю не жалко. Фрол задумчиво так смотрит на меня, потом ошарашивает:
– Костик, а гармонь? – Буква «г» с хохлятским каким-то таким прононсом. Я сначала не врубился – какая такая гармонь? Хорошо хоть с давних пор приучен базар фильтровать. А то прокол получился бы. По мелочи, но и курочка по зернышку клюет. Костик у нас, оказывается, гармонист. А я все думал, что за гробина непременно возле моего спального места оказывается? Заботами не иначе как Петровича, можно предположить. Что ж, пусть Костик и отдувается. Сходимши в казарму, благо недалеко, притаскиваю струмент, усаживаюсь, под чутким руководством Костика, в уголок обжорки, разворачиваю меха, и Костик начинает хитро так давить по прибору пальцами, в результате чего получается довольно-таки ладная плясовая. Ну, так и пусть его…
Я вот никогда ни на каком инструменте не играл. Отец на синтезаторе умел, не так чтобы очень здорово, так… Поколение диско. Подискжокеил пару-другую скачек, на синтезаторе трель исполнил, потом опять записи. Я же вообще… Из поколения безмолвно слушающих эм-пэ-три. А вот дедуля – тот да. На гитаре. Без малого профессиональный уровень. Даже пел. Довольно прилично. Как, бывало, соберутся у нас его «шестидесятники» – ну, в смысле, поколение, чья молодость на 60-е годы прошлого века пришлась… Потом их все меньше и меньше становилось. Естественная убыль. Печально, но ничего не поделаешь. Один дедуля стареть не желал. Кстати, бег и прочие усиленные упражнения не уважал. Считал – не полезны. После тридцати во всяком случае. Суставы изнашиваются, и вообще. Времени, опять же, много уходит. Нам повезло. Прадедушка, который дед Юра, ну, баб Верин муж, второй, то есть дедушкин отчим, получается… Помотался по миру более чем достаточно, еще и до революции, ну, Октябрьской, и чего только не понабрался в своих странствиях. Даже снежного человека встречал. Причем, если сказал, что встречал, значит, так оно и было. Врать незачем. И так имелось о чем порассказать. Более чем.
Кстати, по семейному преданию, и умение глаза отводить дед Юра как раз у гуманоида того самого, реликтового, позаимствовал. Как там на самом деле все было, черт его знает, но штука полезная. Хотя и не панацея. Если человек внимателен и настороже, его никак не минуешь. А вот если просто номер отбывает или отвлекся чем-то, то запросто. Вгоняешь себя в своего рода транс и идешь себе спокойно, а тебя просто не видят. Точнее, не замечают. Впрочем, могут и заметить. Поэтому лучше ночью. Такое ощущение своеобразное… будто паришь над землей, пусть даже и на получетвереньках, невидимый, неслышимый и неощутимый. На самом деле так довольно многие умеют. На интуитивном уровне – сами доходят. В спецназе, к примеру, едва ли не половина таких. Из выживших, разумеется. Серого вон еще тогда, после Таджикистана, пробовал подучить, оказалось – незачем.
Так вот, дедуля никакими такими зарядками не занимался. Напрасная трата времени. Но всегда был в форме. Комплексы. Сложное сочетание медитации, динамических и статических нагрузок. На основе «хатхи-йоги», у-шу и еще бог весть чего. Я тоже такие себе наработал. Сначала под дедовым и отцовым чутким руководством, потом сам. Сугубо индивидуальная подгонка. Требуется. Каждому. Теперь вот под Костика адаптирую. Научить никак невозможно, только научиться.
Дедуля вообще уникум. Был. Теперь не будет. Увы. Старый пенек все еще оставался вполне себе смертельно опасным и в свои за восемьдесят. Выглядел только сморчком убогим. Что особо ценилось в его делах. Умер не в постели. Погиб, как и хотел. В 31-м. Где-то в Конфедерации. Южных, в смысле, Штатов. Мне даже поработать с ним довелось.
