Алексей. До этого времени предпринимать ничего не будем, всё равно ничем ему помочь не можем. — генерал оглядел Казанцева и Останина, которые согласно кивнули. — Теперь к текущим делам. Володя, до конца всей этой херни занимаешься только служебными вопросами, за исключением контроля над делом Балашовых и их содержанием в изоляторе. Валера, по возможности в городе не отсвечивай, не дай бог и тебе какую-нибудь провокацию устроят. Сиди в профилактории рядом с телефоном, может Березовский за это время сумеет зарешать вопрос. Вопросы? Нет вопросов. Расходимся.
* * *
Четвёртые и пятые сутки в подвале прошли у меня уже спокойнее — я немного успокоился, попривык к создавшемуся положению, появился здоровый фатализм. Даже запашок от ведра, которое выносили раз в сутки, и собственного немытого тела меня уже особо не напрягали. Чтобы развлечь себя и немного отвлечься, с вечера третьих суток, несмотря на ноющие рёбра, занялся физкультурой — обычные упражнения чередовал с растяжкой, приседаниями и отжиманиями, просто валяться на матрасе тупо надоело. Вечером пятого дня все тот же охранник появился не один, а в сопровождении своего брата-близнеца.
— Натягивай. — он ногой подцепил мешок, в котором меня сюда привезли, все эти пять дней так и провалявшийся неподалёку.
С одной стороны я обрадовался — появилась надежда на предметный разговор с дальнейшим моим освобождением, но с другой стороны, меня могли просто перевозить в другое место.
— Отпускаете? — не удержался от вопроса я.
— А по рёбрам? — услышал стандартный ответ.
Когда одел мешок на голову, к своей огромной радости почувствовал, как снимают браслет с моей руки, и не церемонясь хватают под локотки.
— Шагай вперёд, и без глупостей. Порог. Лестница. — меня вывели на улицу, и я задышал после душного подвала. — Крыльцо. Идём. Стоять. — открылась дверь, и меня завели в какое-то помещение и сняли мешок. Это было довольно-таки большая ванная комната, отделанная синей плиткой. — Свои провонявшие шмотки кинешь в угол. Мойся, брейся, чистые вещи сейчас принесём. И без глупостей, мы за дверью.
С каким же удовольствием я скинул с себя своё провонявшее шмотьё, открыл воду в душе и встал под него!
— Быстрее давай! — не дал мне охранник понежиться под горячей водой. — Зубная щётка вот, вещи тоже. — он положил на крышку унитаза свёрток с какими-то вещами.
Помывшись, вылез из ванной, почистил зубы, вытерся полотенцем, и начала одеваться. Как же было приятно оказаться во всём чистом. Не знаю, чья это была одежда, но по размеру она мне вполне подошла — что рубашка, что джинсы, что джинсовая курточка. Ботинки мне оставили свои, единственное, успели пройтись по ним щеткой, так что выглядели они после подвала вполне прилично.
— Готов? — заглянул охранник.
— Готов. — ответил я.
Он протянул мне мешок, но другой, чистый.
— Натягивай. Наручники тоже. — спецназовец защелкнул на моих запястьях браслеты. — Вперед.
И меня опять повели под локотки.
— Интересоваться, куда идём, имеет смысл?
Очередной болезненный удар под ребра был мне ответом.
На этот раз в микроавтобусе меня на пол класть не стали, а усадили на сидении между двумя спецназовцами, зажавшими меня так, что дышать приходилось с некоторым трудом.
Ехали мы опять около полутора часов, судя по моим внутренним ощущениям. Последние минут 40 явно по большому городу, судя по звукам. А вот последние десять минут перед остановкой звуки стали выдавать близость аэропорта — очень уж характерно выли двигатели самолётов. Когда остановились окончательно, я получил очередной приказ:
— Сиди и не дёргайся. — мои сопровождающие вышли из машины.
А в машину кто-то зашёл. С меня сняли мешок, и я зажмурился от света фонарей.
— Добрый вечер, Алексей. Слушайте меня внимательно. — я, наконец, сумел разглядел перед собой мужчину лет пятидесяти, в костюме и галстуке, который устроился на кресле передо мной. Рядом с ним пристроился другой мужчина в костюме, чуть помоложе. — Вы помните, Алексей, что ваши родители сейчас находится под стражей? — вежливо поинтересовался он.
— Да. — кивнул я.
— Хорошо. Тогда вы понимаете, что делать глупости совсем не в ваших интересах? Впрочем, как и не в интересах ваших родителей?
— Понимаю.
— Отлично! — улыбнулся он. — Тогда слушайте меня внимательно. Сейчас мы с вами выйдем из машины, сядем в самолёт и спокойно вылетим в Москву на встречу с очень важным человеком. Если вы себя будете ввести хорошо, с вашими родителями ничего не случится. Вы меня поняли, Алексей? — мужчина продолжал улыбаться.
— Понял. — опять кивнул я.
— Очень хорошо. — он отвернулся от меня и обратился к моим охранникам, маячившим в проёме двери. — Снимите наручники.
В салон микроавтобуса протиснулся один из спецназовцев, и снял с меня наручники. Мой новый надзиратель с коллегой вылезли из микроавтобуса вслед за ним.
— Пойдёмте, Балашов. — «улыбающийся» сделал мне приглашающий жест рукой. — И не делайте глупостей.
Мы вылезли из микроавтобуса, и оказалось, что мы стояли на краю взлётного поля. Оглядевшись, заметил на сравнительно небольшом здании аэропорта надпись «Челябинск». Мои предположения, что я все это время находился в Челябинской области, подтвердились. Этого и стоило ожидать — Матанцев в Свердловской области меня уже, поди, обыскался, по крайней мере я на это рассчитывал, а вот в соседней области его возможности были не так велики. Этот факт людьми Гусинского точно учитывался при моём похищении. Значит, и на Челябинскую область моя месть тоже должна распространиться. А тем временем, «улыбающийся» не очень-то и вежливо толкнул меня в спину, и указал на самолёт:
— Веселее, Балашов, шевелим ножками! Только нас ждут.
И действительно, когда мы поднялись в самолёт по трапу, стюардессы, не попросив предъявить билеты, сразу же задраили за нами люк. Пройдя вслед за «улыбающимся», я был вынужден, по его указанию, сесть к иллюминатору, он сел рядом, а второй мой конвоир расположился на соседнем ряду. Командир воздушного судна объявил о вылете в Москву, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу.
За все время полёта мой новый охранник и сопровождающий в одном лице не произнёс ни одного слова. А я даже сумел немного расслабиться — ещё несколько часов и все будет ясно. Кроме того, я радовался, как ребёнок, удобному креслу, людям вокруг, симпатичным стюардессам и тёмному небу за иллюминатором. А уж как радовало отсутствие наручников и цепи! Именно в такие моменты и начинаешь ценить свободу с элементарными радостями жизни, на которые раньше не обращал никакого внимания, или считал их само собой разумеющимися. Не раздражало даже впереди стоящее кресло, в которое упирались коленки. Пусть так, лишь бы не подвал с матрасом и цепью. Попытка заснуть так и не увенчалась успехом — радость от относительной
