влияния». Авангард, молодежь и часть девушек достались Васечкину. Дети, семейные фото и старомодные барышни Федорчук. Все были довольны и даже обменивались сменами.
Иннокентий достал из ящика с заначками пачку выписанной по блату контрастной бумаги «Унибром» и поставил самодельный нагреватель на самую большую мощность. Затем плеснул свежего проявителя и положил в кювету градусник. Пора! Пробы показали требуемое время засветки и скорости проявления, и через полчаса искусник вкушал плоды своего творчества. Вернее, вкушал он винегрет, приготовленный заботливыми руками Нины Андреевны. А что? Заслужил!
— Чего сидишь? Клиенты ждут, — с ворчанием забежала в их закуток их молодая приемщица Алена. Трикотажное платье плотно облегало фигуру девушки, но Кешу это нисколько не задевало. Он скользнул взглядом по аппетитной заднице и со вздохом поднялся. Не был Иннокентий по натуре бабником. Хотя удобного случая никогда не упускал. Чего теряться-то, если само в руки плывет? Так что Аленка подожди до весны, когда все станет ясно. Прощальный аккорд в исполнении лучшего друга Иннокентия Васечкина! А потом вуаля!
«Сволочь ты, Иннокентий!»
Вторая смена в пятницу сложная. Все торопятся закрыть гештальты. Сделать снимки на документы или, наконец, собрать вместе семью, запечатлеть фамильный образ и свалить праздновать конец недели. Но там творила историю Оксана. Она брала заказы под запись, а случайных посетителей перехватывал уже Иннокентий. Ему срочно нужны были деньги, и молодой творец хватался разом за все. Ухаживание за девушкой и постоянное обновление гардероба требовали много вливаний.
Старички-разбойники лишь качали головами, но помалкивали. Видимо, сами такими когда-то были. Только не за длинным рублем гнались, а за искусством и поиском своего места в мире. Правда, Никодимыч в последнее время много болел. Но от ухода на пенсию отказался.
«Захирею в конец!»
Брагин записывал смены в «Юпитере», но по факту отрабатывал их чаще всего Иннокентий. Они частенько менялись обязанностями. Старый фотограф брал утренние смены в салоне, а Васечкин бежал на мероприятия или ехал в район. От их Бытового комбината туда моталась «Буханка». Заказы в провинции были временами весьма странными.
* * *
— Где покойный?
Васечкина предельно удивил обычай местных фотографироваться рядом с усопшими. Особенно любили так делать в деревнях. Какой в этом был сакральный смысл, человеку двадцать первого века было совершенно непонятно. Но заявляемые расценки заставляли хватать фотоаппарат и трястись по проселку. Пейзане обычно заказывали четыре фотографии 18 на 24 и столько же 13 на 18. А это сразу несколько рублёв на руки фотографу. За выездные съемки в деревни расценки шли выше. А то и премии выписывались.
— Так уже это… — старик в телогрейке замахал руками, как полоумный.
— Чего это, пенек трухлявый, — разозлился Кеша. — Покойник где?
— На машину, милок, его погрузили. На улице стоят, прощаются.
И точно! В той стороне слышались стенания и громкие рыдания. Покойника принято провожать слезами. Иначе не поймут. Ради этого в былые времена даже специальных теток плакальщиц нанимали. Неужели этот обычай еще силен в Союзе? Хотя, чего он удивляется после сонма кабинетов потомственных гадалок и прочих шарлатанов.
«Лох не мамонт…»
Размышлять некогда. Надо решать, как снять. Кеша, недолго думая, лезет на кабину грузовика и примеривается. Если на «Зенит» поставить ширик, то все влезут. Он достает фотоаппарат, меняет штатный объектив на широкоугольный и громко командует:
— Встали по обе стороны и ближе к машине. Самые близкие вперед. Стоим, в камеру не смотрим.
Мужик с папиросой в зубах тут же дисциплинированное повернул голову к покойному, изобразив вселенскую скорбь. Артист! Фотографа в деревне уважают. Как и любого мастера из города. Местные хоть и рукастые, но не все умеют. Чаще всего Васечкин ездил в район в составе бригады. Телемеханик, сапожник, парикмахер и приемщица. Работы хватало всем, вдобавок еще и ломаной бытой техникой загружали всю машину.
Ездили весело, с шутками, прибаутками. Мужики на обратном пути употребляли. Некоторые и перед работой, но такое не приветствовалось. Да и не заработаешь ничего. Деревенские ведь хитрые. Зачем платить пьянице за кривой ремонт? Хотя иные сапожники в любом состоянии могли починить обувь. Ты только успевай наливать.
Васечкин быстро вливался в дружный коллектив комбината. Его уже знали в районе, зачастую заказывая — «Этого давай, молодого да здорового!». Кто-то в районе пронюхал, что Кеша парень деревенский и его принимали за своего. Но с соответствующим уважением. Мол, пробился паренек сам и в городе не последний человек! Кешино самолюбие это тешило. И без заказов он не сидел. Проехав один раз с Брагиным по разработанным точкам, он понял особенности съемки и дальше работал сам.
Для фотографирования классов в школах и групп в детсадах ему поручили таскать «Салют». Человек из будущего быстро проникся уважение к этой солидной фотокамере и начал ту же осваивать, изучив все дотошно и в деталях. Пленка заряжалась в сменные металлические кассеты, что затем крепилось к кубику собственно фотоаппарата. Непосредственно перед съемкой требовалось убрать металлический шибер. Кадры на пленке можно было увидеть сзади через глазок.
Затвор был шторный фокальный с металлическими гофрированными шторками из нержавеющей стали с диапазоном выдержек от ½ до 1/1000 с и «В». Наводка на резкость осуществлялось в шахте по матовому стеклу. Пентапризму Брагин принципиально отвергал, да и Кеша быстро привык смотреть сверху вниз на перевёрнутое изображение. И ставить камеру в обязательном порядке полагалось на тяжелый штатив. Зато снимки выходили четкие и резкие. Все-таки кадр шесть на шесть! Пленка шла среднеформатная типа рольфильм. Особенно Кеше нравилось крутить рукоятку взведения затвора, он же перемотка плёнки. Выглядело это круто. Так цена в 456 рублей также вызывала почтение. И это без кассет и объективов. Но в свободной продаже эти аппараты не бывали. Особенности плановой экономики.
— Не получится. Такой тремор.
Васечкин думал. Им уже уезжать пора, когда привезли бабку, которой требовался новый паспорт. Как назло, у нее оказалась какая-то трясучка и выдержки не хватало. Снимали он, как водится в приемном пункте на фоне выбеленной печки. Свет держал Серега, водитель их буханки. Была бы вспышка, то возможно получилось. Но при выдержке одна тридцатая гарантирован смаз кадра.
— Чего делать будем?
— Снимать штаны и бегать!
Мужики дружно заржали.
— Чего лыбитесь? Тащите бабку на улицу. За минуту не замерзнет. В снег табурет ставьте и ровней!
Чего только не придумаешь для удовлетворения заявок посетителей. Но деваться некуда! Мужики ловко устроили бабулю прямо посреди улицы, выправляя ножки табурета с помощью сугроба. Иннокентий прикинул, что на фоне белесого неба выдержка получится подходящей. Надеяться на встроенный экспонометр не стоило. Лицо намного темнее неба и будет безбожно врать. Но Васечкин уже наработал опыт, поэтому ставить экспозицию по своему разумению. На то фотографу и голова, а сейчас важнее короткая выдержка.
— Снято! Тащите бабулю обратно.
Пенсионерку ждут на улице сани, привезли из дальней деревушки. Туда автомобилю хода нет. Реалии сельской жизни. Автолавка раз в неделю, снег чистить самому, рубить дрова, носить воду. Видимо, прошлый Васечкин не ушел из этого тела до конца, и какая-то ностальгия по такой простой жизни оставалась.
«Так и непонятно, отчего он умер. Отравление или сука Герыч постарался?»
Настроение стразу испортилось. В город Кеша тогда возвращался в мрачноватом молчании. Зачем он здесь? Почему?
* * *
В большую приемную фотосалона «Юпитер» королевской походкой вошла Анжела, введя в оторопь ждущих очереди двух дядечек. В светлой дубленке, меховой шапочке «а-ля барыня» и финских высоких сапожках девушка была поистине неотразима. На лице «полный боевой набор» по мерке семидесятых. Иннокентий как раз вышел из съемочного зала и с улыбкой направился к ней. Он успел заметить негодующий взгляд Алены и завистливые дядек. Им такие красотки уже не светили никогда. Не бывает такого, чтобы юная нимфа воспылала любовью к лысому пузану с зарплатой инженера.
— Привет. Придется подождать немного. У меня пока, как видишь, народ.
«Да и Оксана второй зал для художественной съемки не освободила».
— Я не тороплюсь. У нас впереди целый вечер.
Многообещающая улыбка Анжелы тут же отозвалась в теле Кеши:
«И ночь!»
У них сложились странные отношения. Вроде бы и не пара. Во всяком случае Анжела так не считает. У нее на жизнь собственные планы, у Иннокентия также. Они оба это чувствуют и потому не суются друг другу в личное пространство. Обоих такой порядок вещей вполне устраивает. Наверное, Анжела —
