с прилетом инопланетян».
— Остается, конечно, вопрос твоей личной чести. И тут я мало что могу посоветовать потому как мало что понимаю в этом вопросе в разрезе ваших культурных и религиозных особенностей… ибо как у нас говорят: восток — дело тонкое. А где тонко, там и рвется… Ведь для всех в этом случае ты предстанешь в образе слабака, которого хорошо отпинали шурави и он на полусогнутых побежал признавать своим хозяином своего победителя лобызая ему грязную обувку. Вопрос в том, чем ты готов ради описанных перспектив поступиться. Я лишь могу предложить вариант отложенной мести.
— То есть?
— Ну скажем, на начальном этапе назначишь Первым генеральным секретарем Северной Автономии какого-нибудь пидараста, ты же станешь неким духовным лидером — серым кардиналом, и пусть он в Москве под взглядом всего мира облобызается с Брежневым, раз уж нашему бровеносцу так нравится с мужиками в засос целоваться, а потом, когда СССР распадется и ты получив все, что только можно, станешь главой своего государства, то обнародуешь факт нетрадиционной сексуальной ориентации своего подставного лица.
— Ха-ха-ха!
— Мелко конечно, но… — только пожал плечами Анатолий. — Давай расскажу, что тебя ждет, если ты выберешь иной путь, а именно дальше воевать с нами.
— Давай. Тебя интересно слушать, — кивнул Масуд, смахнув набежавшую от смеха слезу. — Прямо как сказки из серии «Тысяча и одной ночи». Я даже уже не знаю, где больше сказочного, а где реального, у тебя или про джиннов!
— А сделают из тебя Счастливчик*, мальчика для битья. Собственно, уже делают. И это уже не сказки, а самая что ни на есть суровая быль.
*.Счастливчик — именно так переводится прозвище Масуд.
Все веселье пропало с лица Панджшерского Льва.
— Продолжай…
— Ты не задавался в эти дни вопросом, почему против тебя действовало всего тысяча человек, плюс мусорные вспомогательные войска из афганцев. Хотя мы могли легко бросить на уничтожение твоего отряда в десять раз больше, перекрыв твое ущелье наглухо и перебить поголовно всех, кто в нем находился.
— Нет, как-то не до того было.
— Просто потому, что никто не собирается тебя уничтожать, как военную силу.
— Почему же?
— Все просто, как дважды два. Из тебя сейчас начнут взращивать Легенду. Великого воина. Ибо сказано: «Да, враг силен, тем выше наша слава». У нас еще есть поговорка: «Кому война, а кому мать родна». Так вот, для наших генералов эта война словно манна небесная, большинство из них паркетные и они, чувствуя в этом свою ущербность, горят жаждой получить неформальное звание «боевого», для них эта потребность, как для правоверного мусульманина совершить хадж в Мекку и получить к имени приставку Хаджи повязав на чалму зеленую ленту. Так же и они, получают славу боевого, плюс повышение звания и конечно же как зеленая лента на чалме — золотая звезда Героя на груди. Ты как мальчик для битья просто идеален, как в плане географии, своих сил, вооружения. Тебя для этого будут бить каждые полгода-год, отметится один генерал, получит причитающееся, тебе дадут время зализать раны, восстановить силы, укрепиться для чего заключат с тобой перемирие, потом провокация с твоей ли стороны, со стороны ли Кабула на которую ты ответишь, снова приедет из Москвы очередной генерал и на тебя снова обрушится вся мощь Советской армии. И такая карусель будет до тех пор, пока нас отсюда не вышвырнут, а генералов у нас много. У них там в Генеральном штабе, чтобы тебя побить будут разворачиваться настоящие интриги и подковерные войны.
— С чего ты взял, что так будет? Ведь это же потери… А вы очень болезненно к ним относитесь.
— На потери генералам наплевать, бабы еще нарожают. Это младший и средний комсостав трясется над каждым бойцом. Что до остального, то я знаю психологию этих людей, образ их мышления. Я их хорошо изучил, ибо сам собираюсь подняться на этот уровень, а как известно, с волками жить — по волчьи выть. Вот увидишь, несмотря на то, что мы победили и ущелье в наших руках, мы его вопреки всем наставлениям по военному делу оставим, фактически вернем тебе на тарелочке с голубой каемочкой, а потом на твоего представителя выйдут от нашего командования с предложением о перемирии. Это даже звучит дико — перемирие с разбитым противником. Где и когда такое было⁈ Но это будет.
— Если случится все так как ты сказал, то да… это странно и значит на счет всего остального ты тоже прав.
— В итоге, возвращаясь к ранее сказанному, ты вместо того, чтобы создать промышленную и военную инфраструктуру за счет СССР, проложить дороги, может даже железную через твой Панджшер, став транзитной страной на пути из Индии в Европу, стать главой весьма немаленького государства, так и останешься в своем ущелье в ранге полевого командира из последних сил обиваясь от фанатиков-исламистов, ибо поддерживать после окончания войны тебя никто не станет, ни американцы, ни китайцы ни тем более исламский мир, а с того, что ты сможешь продать камушков, много оружия не купить. Вот и думай, долго ли ты протянешь в таком случае.
— Даже не верится, что ты простой лейтенант… — в изумлении покачав головой, сказал Масуд, после короткой паузы.
— Я лейтенант, который не просто хочет стать маршалом. Да, хотят многие, а я умный лейтенант, который умеет смотреть и при этом еще и видеть, анализировать увиденное и прогнозировать.
— Да, этим мало кто может похвастаться. Не боишься, что они тебя сдадут? — спросил Ахмад Шах, кивнув в сторону напряженно слушающих беседу морпехов. — Пусть все что ты сказал лишь слова, хотя за это тоже наверняка могут строго наказать, но ты ведь меня — врага фактически поймал и сейчас просто уйдешь. Вот за это тебе точно придется отвечать по всей строгости.
— Такая вероятность существует, — не стал отрицать Анатолий. — Вопрос лишь в том, каким путем пойдешь ты после этого разговора. Если по первому пути, то я этой беседой спас больше тысячи ребят, что не погибнут в боях с твоей армией, не станут жертвами на дороге Кабул-Хайратон. Надеюсь, они это оценят, ведь и сами могут погибнуть в боях с тобой во время очередной «парадной» операции. Согласись, нормальный размен, одна моя жизнь, на тысячу не считая раненых, что не получат увечья. Ну а если ты продолжишь воевать, то и это
