их деревушки состояли из круглых избенок-полуземлянок, где жили отдельными семьями. А в общеродовых избах готовили на всех жителей пищу, варили пиво и пекли хлеб. Люди себя не мыслили вне рода, а потому если большая часть рода оказывалась пленена, то и остающиеся на свободе добровольно присоединялись к своим родичам, сдаваясь всем скопом.
В таких местечках, как правило, оставалась галера с ротой пехотинцев. Перед ними ставились задачи закрепиться в захваченном городке, создав в нем опорный пункт. Все эти деревни и городища полностью опустошались, тысячи и тысячи литовцев обращались в холопов и с остатками своего скарба, под охранной, угонялись в плен, перемещаясь по уже проложенному русскими войсками маршруту движения. Из городских сборных пунктов пленники упорядоченной массой перетекали в русские пределы. Всего около двухсот тысяч пленных за лето и осень, под надзором ополченских батальонов, было переправлено в земли Смоленской Руси. В переселенческих колоннах явно преобладали молодые женщины с детьми; лица старшего, нерепродуктивного возраста были оставлены в прежних местах проживания. Половая диспропорция сложилась оттого, что десятки тысяч мужчин были либо перебиты, либо бежали в свои непролазные леса и скрывались там.
Иногда случалось, что литовцы перегораживали заваленными деревьями речное русло, устраивая неподалеку от такого завала засады. Вот и сегодня они перекрыли реку, о чем нам с Анфимом при помощи «флажной сигнализации» доложили с передовой галеры. Когда у рукотворного завала выстроилась цепочка из пяти галер авангарда, то я увидел выбегающих к берегу литовцев, числом больше тысячи. Их передние ряды были защищены хорошими, профессионально изготовленными щитами, остальное воинство обходилось самоделками – они укрывались от посыпавшихся на их головы стрел и болтов связками досок и бревен.
Все мои галеры были «канонерскими», снабженными как минимум двумя пушками. Слитный картечный залп полутора десятков пушек разбил набегающую литовскую волну в брызги, послышались душераздирающие крики раненых и умирающих. «Стена щитов» разваливалась прямо на глазах, в образовавшиеся проплешины стали прицельно бить лучники и арбалетчики, множа потери прибалтов. Выбегающие на берег литовцы смогли стерпеть еще несколько залпов корабельной артиллерии, а затем бросились обратно в заросли. Лишь немногие везунчики и смельчаки смогли по мелководью приблизиться к галерным бортам, но только для того, чтобы замертво плюхнуться в воду.
Я распорядился начать высадку десанта; по нашим данным, где-то недалеко от русла реки должен находиться относительно крупный литовский город. Не прошло и часа, как на берегу из подручных средств и заранее приготовленных кольев была выстроена контрвалационная линия, занятая тремя полками. Еще один полк принялся расчищать завалы, орудуя топорами и веревками. Уже к вечеру на берегу был сооружен полноценный военный лагерь, где и разместилась на отдых вся судовая рать.
С воеводами мы ужинали у костра, обсуждая последние новости и перипетии похода. Время незаметно близилось к закату. Розовые лучи солнца заливали зеленый простор окружающих нас лесов и лугов, легкий свежий ветерок колыхал пологи палаток, а почерневшая от галер река, казалось, как ни в чем не бывало продолжала дышать спокойствием, совсем не замечая на своей поверхности незваных гостей. Даже наш обычно по-военному хмурый, всегда сосредоточенный и готовый в любой момент взорваться по сигналу боевой тревоги лагерь, купаясь в солнечных закатных бликах, казался безмятежным стойбищем мирных кочевников, неимоверно далеких от войны. Когда отбрасываемые на землю тени стройных сосен сделались гораздо длиннее, а розовые солнечные лучи приобрели насыщенный ало-красный цвет, послышался давно ожидаемый воеводами конский топот – возвращалась дальняя разведка.
Быстро проскакав через весь лагерь, десяток конников остановился у оцепления телохранителей, а Душило, командир отряда и всей полевой разведки в целом, гремя железом, залихватски спрыгнул на землю и в сопровождении пары телохранителей направился к нашему костерку.
– Государь! – он приложил ладонь к виску. – Разреши сделать доклад?
Явившаяся разведка лучше любого кофеина вновь привела мой организм в тонус, сняла, словно рукой, всю дремоту с нашей дружной, но сейчас сонной компании.
– Слушаем тебя, комбат.
Выше по течению реки располагалась деревенька, ныне превращенная в дымящиеся развалины, в которой разведке удалось разжиться «языками». Опрос пленных показал наличие в нескольких километрах от нас хорошо укрепленного по местным меркам города с труднопроизносимым названием, окруженного земляным валом с частоколом, и с мощным детинцем.
К этому литовскому городу, длинное название которого упростили до Бержаниса, на рассвете следующего дня были направлены все наличные силы. Сам я остался в лагере с третьим Смоленским полком. Таким не хитрым способом я понемногу приучал своих воевод, да и излишне суеверных рядовых пехотинцев, к самостоятельности. В русских войсках до сих пор бытовали поверья о какой-то сакральной роли князя в походе и в войне в целом, дескать, без его непосредственного участия поход будет неудачным, бой проигранным, и все в таком духе. Вот от подобных вредных пораженческих мыслей я свое воинство и отучал уже второй год кряду, при всяком удобном случае предоставляя своим воеводам возможность действовать самостоятельно, в географическом отрыве от моей сакральной… хе-хе, персоны!
Бронислав, назначенный государем в этом деле старшим, еще издали осматривал городской посад, точнее то, что от него осталось. Сами литовцы местами разобрали, местами спалили свой слабозащищенный тыном окольный город.
– Они думают, что тем самым затруднят нам штурм детинца, – весело проговорил Клоч.
– Да! – согласился с коллегой Лют, командир восьмого Полоцкого полка. – Наоборот, наша задача облегчилась, не придется вести уличные бои в посаде. Как говорит государь, осталось дело за малым – взять детинец!
– Ага, – глумливо согласился Олекс, командир пятого Вяземского, – просто – как плюнуть и растереть!
Присутствующие заулыбались, впрочем, не отводя пристального, изучающего взгляда с вражеского детинца. Литовский замок с деревянными стенами и башенками величаво возвышался на земляных валах среди разобранных или выгоревших до черноты домов посадского поселения.
– Если бы запершиеся в детинцы литовцы обладали достаточными силами, то они навряд ли стали бы разрушать своими руками собственный город, попытались бы дать нам там бой, – высказался Аржанин, бывший комбат четвертого батальона, а ныне полковник седьмого Можайского.
– Наверное, ты прав! Не думаю, что в детинце заперлось более тысячи вооруженных.
– Верно! Настоящих воев там не больше сотни, а остальные – наспех вооруженные ополченцы, – авторитетно заявил начальник разведки Душило.
– Откуда знаешь? – удивился Вертак, командир тринадцатого Минского.
– Сужу исходя из расспросов пленных и по другим косвенным признакам. Владетель этого города и всей близлежащей местности кунигас Викинтас. О его силах нам известно очень многое, информацию собирали обо всех литовских князьках еще с прошлого года. Этот кунигас участвовал в бою у Новгородка вместе с войском Миндовга. Вопрос заключается только в том, сколько воинов сумели вернуться домой, но их там не больше нескольких сотен, дружинников не больше полусотни-сотни!
– Глянь-ка ты! – воскликнул Олекс. – Похоже, князек направил к нам послов!
Из
