– Да как в прошлый раз, когда проверка была, – отвечает старлей-особист. – Сейчас разденем и в кровати с моей Нинкой голыми сфотографируем. А утром она тебе заявление напишет, что эсгэбэшник ее изнасиловал. Ну, и тестю, как всегда, отпишешь, на всякий случай.
Ого! Да здесь компромат организован не хуже, чем в том мире готовить умеют. А кто у этого хмыря тесть, интересно? Нет, допускать развития ситуации в таком направлении я не буду. Встаю, хватаясь за стол, и, качаясь, пытаюсь выйти в коридор. Замполит толкает обратно на стул.
– И что ж тебе неймется, майор?
Делаю вид, что не слышу. Дверь в комнату открывается, и появляется явно выпившая женщина в расстегнутом халате. Вероятно, пресловутая Нинка. А что, вполне даже ничего. Правда, несколько не в моем вкусе и лицо довольно испитое.
– Ну, чо зенки вылупили? Голых баб никогда не видели? – говорит она, даже не пытаясь прикрыться. – Идите уж отсюда. Я сама с ним разберусь.
Замполит с комполка покидают помещение. Нинка подходит ко мне и вместе с мужем тащит через другую дверь в спальню. Там мою, якобы невменяемую, тушку усаживают на уже разобранную кровать. Затем женщина пытается расстегнуть на мне портупею. Э нет, мадам, этого я вам позволить никак не могу. Очень уж мне не нравится, когда меня пытаются использовать. Резкий, точно дозированный удар локтем в живот. Одной рукой придерживаю задохнувшуюся женщину так, чтобы она упала на кровать, а другой бью ребром ладони по горлу особиста. Так, на десяток минут оба успокоены. Выхожу в прихожую. Так, вот они, мой офицерский бушлат и шапка. Теперь несколько минут постоять на морозе и как следует провентилировать легкие. Все-таки влили в меня прилично. Подумать тоже не мешает. Стоп. Комполка с замполитом наверняка пошли в офицерскую общагу Злобиным заниматься. Они же не знают, что его давно там нет. Бегу туда. Ох, ты! Да тут уже два бойца и сержант с автоматами дожидаются. Мы с Валеркой уже немецкими или английскими шпионами объявлены, что ли? У разворошенной злобинской койки стоят командир полка с замполитом. Один взгляд подполковника, и стволы направлены на меня. Быстро соображает, сволочь. Спокойно позволяю себя разоружить.
– На гауптвахту его, – отдает приказ командир полка, – утром разберемся, кто они такие на самом деле. И на станцию две машины за вторым надо отправить. Никуда не денется.
Уже уходя под конвоем, слышу слова замполита, которые солдаты и сержант расслышать никак не могут:
– Валить его надо. При попытке к бегству.
Нет, ребята, мы так не договаривались. Как только дорожка повернула за угол и от общежития нас стало не видно, я перехожу на только мне доступную скорость движения. Ну, кто же такого, как я, подконвойного сопровождает, не передернув затвор, хотя это и вопреки уставу? Несколько секунд, и вся троица вольготно разлеглась на снегу. Отстегнутые магазины и подсумки летят в сугроб. Быстрее, чем за пять минут, в темноте не найдут. Моя табельная «Гюрза» возвращается на свое законное место в кобуру. Привык я за последние месяцы к ней. Ухватистая и точная машинка. Хлопаю старшего по щекам и помогаю ему сесть.
– Слушай меня внимательно, сержант. Это твои командиры Родину и Сталина предали. – Сую старшему наряда свои корочки, подсвеченные фонариком. Он очумело смотрит и, кажется, начинает что-то соображать. – Совесть свою они пропили, – говорю я и начинаю соображать, что надо как-то прикрыть Злобина. А для этого нельзя выпустить из части машины.
Во, дурная ситуация. В своей же советской армии диверсиями заниматься. Вот это я попал! Оставляю горе-караульщиков и несусь к КПП. По пути слышу сирену. Полкач что, ва-банк решил пойти, раз боевую тревогу объявил? А вот это уже совсем плохо! Мне даже против одного отделения автоматчиков не выстоять. Я же не могу в своих стрелять. Но Валерку-то я обязан прикрыть в любом случае, это ведь я его за помощью послал. Подбираюсь к КПП метров на тридцать. Здесь курилка организована с железной оградкой и деревянной крышей. Очень удобное место для наблюдения. Через каких-то пять минут подъезжает пара «козликов». А ведь неплохо бы покинуть расположение части вместе с ними. Но под относительно ярким светом ламп во время тревоги? Придется свет выключить. Выламываю прут из ограды и, тщательно прицелившись, бросаю его вверх через дорожку. Вспоминается детская присказочка: «Да будет свет, сказал монтер и сделал короткое замыкание». Прут попадает на провода у самого столба с фонарем. Зеленые искры – и наступает темнота. Виден только свет фар автомобилей. Под недовольные матюки солдат подбираюсь ко второй машине. Ворота уже распахнуты, и первый «козлик» начинает движение. Успеваю запрыгнуть на дугу бампера и ухватиться обеими руками за кронштейны запаски. Хорошо, что перчатки заранее надел. Не хватает только руки об холодное железо отморозить. Десять минут просидеть скрюченным на бампере – это не подарок. Пару раз на колдобинах сваливался и повисал на руках. Еле запрыгивал обратно. Хорошо хоть снег на дороге укатан, а то бы унты ободрал насквозь. По пути фары-искатели постоянно шарили по обочинам. Пусто. Валерка давно должен был добежать до станции. Запас времени у него пара часов был. Приехали наконец. Падаю на последних метрах и откатываюсь в сугроб. Из машин выскакивают какой-то капитан и пятеро бойцов и забегают в двухэтажное здание станции. Водилы остались на своих местах. Хорошо, других машин на пристанционной площади нет. Подобраться по очереди, пригибаясь, к левой дверце, рвануть ее и вырубить водителей особых проблем не представляет. К тому же оба оставшихся солдата вперились в двери станции. Зайду-ка и я туда. Оп, одного бойца оставили внутри у дверей. Ну, нет у тебя, парень, нормальной подготовки оперативника СГБ. Посиди здесь на лавочке, облокотившись на стену. Минут через десять-пятнадцать придешь в себя. Вот и «калаш» рядышком постоит. Мне он не нужен. В стесненном помещении удобнее работать пистолетом. Небольшой зал ожидания пуст. Даже милиционера почему-то нет. Осторожно, по боковым краям ступеней, чтобы не скрипели, поднимаюсь по деревянной лестнице. Вот они все, у кабинета начальника станции сгрудились. Ломятся через закрытую дверь.
– Открывай, твою мать, – орет капитан, стуча рукояткой пистолета, – стрелять буду!
– Не будешь ты стрелять, – громко говорю я. Они, все пятеро, поворачиваются ко мне. Глаза от испуга расширяются. Моя «Гюрза» в правой руке, прижатой предплечьем к боку, переводит свой черный зрачок дула с одного на другого. Как меня всегда поражало, что в детективных фильмах ходят с пистолетом в вытянутой руке. Так ведь и выбить ствол недолго. Очень хорошо, что кабинет находится справа по коридору. Я успел рассмотреть на всех автоматах переводчики огня в положении «на предохранителе». А вот у капитана ПММ, и, если патрон дослан, может сдуру пальнуть с самовзвода.
