Куаутемока на работы тоже не гоняли, и они частенько разговаривали с Ником, расположившись у стены в теньке. Бад мексиканцу отчего-то не доверял и общался с ним редко. Сидел в клетушке на койке и думал о чем-то своем, печальном.
А Ник с помощью лисы сделал уникальное открытие — Куаутемок никогда не врал.
В сравнении со всеми остальными его аура была идеально светлой. Ник даже не знал, что такое может быть, потому что в той или иной степени врали все люди. Вполне возможно, как-то хитрил и мексиканец, ведь Ник попросту не знал, какова идеальная аура. Но черных клякс, каракатиц и пятен Роршаха в ауре улыбчивого собеседника он пока еще ни разу не видел.
— Я старый враг Хесуса, — говорил Куаутемок, попыхивая дешевой сигаретой «Монтана». — Когда он меня заполучил, то очень сильно радовался. «Я тебя не выпущу, старик! — сразу сказал он мне. — Буду приходить сюда и смотреть, как ты сидишь в клетке, словно свинья». Я знал, что ничего плохого он мне не сделает, а то я вдруг помру, и Хесусу не будет на кого смотреть…
— А чем ты ему так навредил? Чем ты вообще занимался после того, как закончил университет?
— Нарушал законы, естественно, — гордо улыбался Куаутемок. — Образованному человеку значительно интереснее нарушать законы, чем необразованному. Интереснее и легче. Я покинул коммунистов и занимался своими делами. Был весьма уважаемым человеком, весьма! А когда у вас в Советском Союзе Горбачев всех предал и коммунистов прогнали, я понял, что вовремя принял нужное решение.
— И теперь сидишь здесь с сухой маисовой лепешкой в руке, — смеялся Ник.
— И теперь сижу здесь с сухой маисовой лепешкой в руке, — соглашался Куаутемок, тщательно растирая окурок о шершавый бетон стены. — И я доволен, подумать только! Зато у меня был белый «роллс-ройс». У тебя был белый «роллс-ройс»?
— У меня было значительно больше, чем белый «роллс-ройс», — сказал Ник. — Значительно больше… И я все потерял. Оставил там, в России. И не только в России — я все разбросал по свету и теперь не знаю, как собрать. И нужно ли собирать.
— Время разбрасывать камни и время собирать камни… Книга Екклезиаста. Но Библия — весьма противоречивая вещь, парень, — с некоторых пор мексиканец стал называть Ника «парнем». Ник не протестовал. — В ней куча нестыковок, которые за столько веков никто не удосужился привести в порядок. Поэтому я ее прочитал несколько раз и забросил в дальний угол.
— В дальний угол чего?
— Моей головы, — и Куаутемок звучно постучал себя толстым пальцем по лбу. — Не поверишь, но «Властелин Колец» научил меня значительно большему! Но пусть она сгорит в аду, вся эта литература. Скажи лучше, что ты собираешься делать?
На провокатора вечно улыбающийся морщинистый мексиканец не походил, и скрывать свои планы Ник от него не собирался (может, и напрасно), но рассказывать было не о чем.
Нет, разумеется, они с Бадом прикидывали, как отсюда удрать. Нужно было как-то преодолеть две стены — внутреннюю и наружную. Днем — бессмысленно, ночью на вышках дежурят часовые, освещая прожекторами территорию. Поначалу Ник надеялся, что охрана организована безалаберно и часовые, скажем, могут заняться распитием мескаля или вовсе уснуть, но нет, у Хесуса действительно царил полный орднунг.
Да и днем играющие с заключенными в азартные игры или попивающие пивко охранники успевали внимательно следить за происходящим. Моментально подавляли стычки и драки, которые им не нравились. Были и те, что нравились, — тогда охранники могли делать ставки на дерущихся.
Ника и Бада никто не трогал. Наверное, их особый статус не был секретом ни для охраны, ни для заключенных. Но с ними никто и не разговаривал — кроме Куаутемока и жалкого старика, раздающего еду. Порой к клетке подходил Исраэль, посматривал испытующе, но молчал.
Почему-то Нику казалось, что это скоро закончится. Особенно после того, как он увидел наказание плетьми молодого человека, пытавшегося сбежать.
Убегал он глупо — попытался выскочить из «внешней зоны», когда туда въезжал по хозяйственным нуждам грузовик. Возможно, его бы не заметили и даже бы не стали потом искать, ведь во «внешней зоне» сидела всякая мелкая шушера. Но парень, ощутив свободу, кинулся улепетывать прямо по дороге, чем привлек внимание охраны.
Его изловили, привязали к специальной раме и, собрав всех обитателей тюрьмы, прилюдно избили кнутами.
Когда беглеца снимали с рамы, он был без сознания, а сквозь жуткие раны на спине белели ребра.
Позже Куаутемок со своей обычной улыбкой сообщил Нику, что «этот придурок Освальдо помер, не выдержал наказания».
— Когда меня так били в первый год, я сам встал и пошел, — с гордостью добавил мексиканец. — И даже выпил с ублюдком Хесусом полбутылки американского виски.
Однако из увиденного Ник сделал вывод, что если и бежать, то со стопроцентным результатом. Подобной экзекуции он не вынесет.
Время тянулось медленно и скучно. Скрашивали его только разговоры с Куаутемоком, но пожилой мексиканец любил поспать, как ночью, так и во время сиесты. Правда, ночью ходить по двору не разрешалось — если только в отхожее место, оборудованное в углу и представлявшее собой зловонную яму, над которой построено было что-то вроде скамьи. Вместо туалетной бумаги приходилось использовать любые газетные клочки, обертки от сигаретных пачек и обычные листья.
— Не жили хорошо, не стоило и начинать, — ворчал Ник, возвращаясь с «оправки» и вспоминая детдомовские годы. Там была та же проблема.
Ничего, кроме захвата заложников, в голову не приходило. Но опять же — даже если захватить Исраэля, который в отсутствие Хесуса был тут главным… Кто знает, представляет ли он ценность для босса? Ну, шлепнут этого Исраэля в голову с вышки.
Прямо в центр татуировки. А их дольше мучить потом станут… И сильнее.
А Исраэль, как назло, вертелся на виду, и рукоятки пистолетов поблескивали на солнце безвкусными стразами.
Еще Ник отметил для себя, что на территорию «внешней зоны» частенько въезжали автомобили. И грузовики — как тогда, когда пытался удрать незадачливый Освальдо, и внедорожники, на которых ездила охрана. Причем неслабые такие внедорожники — не только переделанные «ниссаны» или «тойоты», но и израильские бронированные «сандкэты». Тупорылые, устойчиво сидящие на разлапистых колесах, с пулеметными установками в крышных люках. Видимо, бандитская армия затаривалась там же, где и федеральная полиция, не говоря уж об армии, в которой служил родине ушлый подполковник Магальон.
— Умрем мы здесь, — с пессимизмом произнес Бад, обгладывая початок.
